Робко взгляд опустила. У моей кровоточащей ноги лежал диск. И второй поодаль. Металлические, остро наточенные снаружи, тонкая рукоять внутри, разделяющая круг на два полукружия. А вот демоны и боги с мечами и кинжалами лежали далеко. Ох! Почему же я не додумалась?!
— И часто у вас такие пигалицы? — уточнил уже, радостно хрюкнув, демон.
— Такую морду ленивую я вижу впервые! — Эн Лэй снова невозмутимо отпил.
Тьфу! Я тут едва живая от ужаса, а мои мучители спелись и дружно смеются надо мной?!
Но мечи были далеко. Я с ногою разрезанною — мерзкого круга лезвие впилось глубоко — далеко не убегу. Но этот круг… что вообще с ним делать? А хозяйка этого неведомого оружия уже лежала лицом вниз. Над волосами, спутанными спекшейся кровью, кружились мухи. И что мне делать?!
— Берешь за рукоять и метаешь в кого—нибудь! — невозмутимо заметил Эн Лэй.
— Как?! — я растерянно уставилась на оружие.
— Слушай, может, тебе еще и душу от этой морды на подносике поднести? — поморщился низверженный бог.
И тон, и сверкнувшие глаза ясно показали, что это было вовсе не предложение. Ну и правда. Если я некрасивая и неумеха, зачем я сдалась Эн Лэю? А демон смотрит, опять облизывается. Кажется, придется спасать себя самой. Ага, радуя Эн Лэя кровавым зрелищем.
Робко подобрала круг за рукоять. Демон хохотнул, глядя, прищурившись. Видимо, взяла не так. Перехватила. Полоснула по животу, ткань немного распалась, обнажив порез, я ойкнула. С надеждой вверх посмотрела. Эн Лэй вообще исчез!
Осторожно взяла круг за внутреннюю сторону, швырнула. Демон лишь отступил в сторону, хохотнул. Круг с глухим звоном упал к его ногам. У меня остался второй круг. Робко подняла его. Всхлипнула. Последнее мое оружие.
Робко посмотрела наверх: трусливая воробьиная душонка тянулась к хищному фениксу с мощными крыльями и клювом.
Эн Лэй сидел уже на уступе, ноги скрестив. Как раз отливал что—то коричневое в чашу серебряную из крупного кувшина. Моя смерть в когтях чудовища для него — всего лишь развлечение.
— Ну, хоть бы объяснил толком!
— А сама додуматься не можешь? — насмешливо вскинул бровь.
Шумно выдохнула, Сжала уже и лезвие круга. Ойкнула, выронив.
Демон, правда, не кинулся. Стоял, руки скрестив на широченной и волосатой груди.
— Может, просто зарежешься? — сочувственно он уточнил. — Только я сначала просуну в тебя что—нибудь. Аты уже потом…
— Заткнись!! — сжала кулаки.
— А тебе это разве поможет? — клыкастая ухмылка. — Если я заткнусь?
Что бог свергнутый, что чудовище из преисподней наслаждались моим отчаянным лицом и тщетными попытками сделать хоть что—нибудь. Зарезаться? Чтобы облегчить им жизнь?! Да ну их!
Всхлипнув, подняла круг.
Кинула. Вообще шмякнулся в сторону, даже не пролетев. Или не надо было его кидать? Вдруг соврал Эн Лэй? Вдруг просто надо было держать его в руке? Но с оружием последним я распрощалась. Эн Лэй неторопливо что—то пил. Хотя… в стороне валялись трупы с мечами и ножами. Если добегу.
И, сжав кулаки, отчаянно туда кинулась.
— С такой ногой не добежишь, — отметили наверху.
И я как раз споткнулась о чей—то бок, навернулась. Села в ужасе. Демон просто медленно ко мне шел. Думал, не убегу. Эх, я такая никчемная? Но радовать эти злые морды совсем не хочу!!!
А секира в руках бога с уродливой половиной лица была такая огромная и тяжелая, что я выронила ее, даже не оторвав. По ноге получила. Вскрикнула. Запрыгала на одной ноге. Обрезанной.
— Там ножик лежит, — невозмутимо добавили наверху.
— Где? — с надеждой посмотрела наверх.
— На подносике поднести? — скривился он.
Пришлось торопливо облапывать труп разлагающийся и мерзкий самой.
Демон стоял шагах в восьми, руки скрестив на груди. Его забавляла моя возня.
В итоге я нащупала за поясом какую—то каменную зубочистку.
— И что с ним делать?!
— А я должен еще и объяснить?! — возмутился Эн Лэй.
— Ты худший учитель из всех!!! — вырвалось у меня.
— Ага, я должен бегать за наглой мордой везде, сопельки и какахи подтирать, чтоб потом, если я внезапно подохну, эта морда ленивая накормила любую мелкую тварь?
Э—э…
Растерянно посмотрела снизу вверх.
Это он так заботится обо мне или только смеется, наслаждаясь моей паникой и глупыми метаниями?
— Да прирежься просто! — не выдержал уже демон. — Я уже жрать хочу. И еще мне гоняться за этой ленивой задницей потом, — многозначительно покосился на напивающегося чем—то Эн Лэя.
— Давай, сначала дадим издохнуть девчонке? — серьезно предложил тот. — А победителю достанется ее душа.
— А жрать не хочешь?
Поморщившись, помощник Властелина Бездонного ущелья качнул головой.
— И верно, жрать там особо нечего, — брезгливо посмотрел на меня демон.
Что?!
Сжала кулаки.
— Не задушишь, — ухмыльнулся тот, погладил себя по массивной шее.
Я едва не расплакалась, поняв, что он прав. Но умирать так глупо не хотелось.
Я кинулась прочь. Туда, где лежали женщины, сжимающие кинжалы. Одна рогатая.
Нога, распоротая и ободранная о камни, жутко болела, я поскальзывалась на своей и чужой крови, слизи, раз опять угодила мордой в разлагающий труп, вспугнув стаю мух. И когда демон, вдруг прыгнувший, оказался рядом, я рванулась не к той, с кинжалами, а куда—то в бок. И уткнулась спиной в скалистую стену. Демон, ухмыляясь, шел ко мне. Эн Лэй невозмутимо пил, глядя куда—то в небо, на силуэты скал, затканные туманом.
Я… так и погибну. Я так сдохну по—идиотски? Даже не поднявшись в небо?..
Ох, точно, небо!
Но обернуться не удалось — резкая боль пронзила шею, я рухнула почти у самых ног демона. По шее в человеческом обличии шрам прошел, но у бедной маленькой птицы тот нож вообще обрубил половину тела, изорвал грудь и внутренности. В той ипостаси мне не хватит сил даже прожить несколько мгновений, не то, чтобы взлететь. Да и куда общипанному воробью пытаться улететь от большого хищного феникса?!
— Что, на коленях будешь молить? Или я тебя научу одному делу… — лапа когтистая погладила серьезно его штаны. — А потом сам быстренько зарежу. А то жрать уже хочу.
Изверги! Мучители!
Вскочила, сжав кулаки. Спиною уперлась в стену. Демон стоял уже возле меня. Эн Лэй, не глядя на нас, распивал что—то. Так и умру? Нет! Нет… я так давно не пела на дереве… я так давно не пела у любимого ручья…
Сердце мучительно сжалось.
Птицам для жизни нужно небо.
Птицам до муки тесно без неба.
Но у птицы со сломанными крыльями остается только последнее: ее песнь.
И, как бы эти мучители меня ни высмеивали, пощады просить я не буду!
Мучительно ногти в ладони вжав, выпрямилась, расправила плечи, гордо подняла голову.
Спою и уйду. Спою даже здесь!
Веки прикрыла и, руки в сторону разведя, запела.
Свиток 5 — Песня чужого гуциня — 6
Бо Хай
Я стоял у моих покоев и смотрел, как лежит, истекая кровью, какой—то мужчина на моем дворе. Я, встрепенувшись, пытался позвать на помощь, но от ужаса онемел. Ни звука не сорвалось с моих губ!
Я в ужасе смотрел на мужчину с луком, что прятался на крыше. Он смотрел то куда—то на улицу, уворачиваясь от стрел, то на тот свежий труп. Он почему—то совсем не видел меня.
А потом закричали, забегали слуги и рабы. Вторая жена почему—то подбежала, рыдая, к лежавшему мужчине, а не ко мне. Почему? Я же рядом стоял! Что такое творится в моем доме?! Да пусть хоть старшая жена волосы ей все оборвет! Зря, что ли, я эту молодую дуру столько раз пытался уберечь от нее?! С мужчиною! Да в моем доме?!
Слуги стояли вокруг чужого, опустив головы.
— Лекаря! Лекаря! — отчаянно прокричала младшая жена. — Лекаря позовите! Все!
И они разбежались. А она дрожащими руками подняла чужого мужчину, развернула.
Я рванулся к нему, заорав от ужаса: с неподвижного тела из рассыпавшихся черных длинных волос с проседью смотрело мое лицо! Отчего?..
Вскрикнула, упав возле перил, моя старшая жена.
Меня осторожно опустив, младшая жена рванулась к ней. Госпожа сползла уже на пол без чувств. На себе молодая женщина утащила это толстое обмякшее тело внутрь. Я остался один. Тот мертвый я остался один.
Робко я подошел к нему. Присел. Протянул к нему руку. Полупрозрачную. Рука моя прошла сквозь него. На колени свои посмотрел. Тоже прозрачные почти. Земля сквозь них просвечивала. И мой труп, и кровь, подсыхающая в ночной мгле, горячая еще кровь, вытекшая из моего тела. Я отшатнулся, крича от ужаса.
Мой убийца с крыши вдруг повернулся и посмотрел сюда. Или… нет, малышка, только не ты!
— Уходи! Уходи, дура! — прокричал я отчаянно, но дочь меня не услышала.
Подбежала к моему мертвому телу. Упала перед ним на колени, зарыдав.
Глупая! О, зачем моя девочка такая добрая и глупая?!
Мой убийца, ко крикам стражи на улице, усадьбу мою, кажется, окружавшим, прислушался ненадолго. А потом достал из сапога небольшой кинжал.
— Нет! — я метнулся и вдруг оказался между них. — Только не ее! Не ее, боги, прошу!
Он прищурился. Кажется, этот человек все—таки видел меня теперь, полупрозрачного и бессильного. Задержался нож метательный в его руке.
— Не ее! — рухнул я на колени пред ним, руки в мольбе сложил. — Она не знает ничего, господин! Она даже не видит вас! Глупое дитя! Это глупое дитя ничего не замечает кроме никчемного своего отца теперь!
— Ты… — он прищурился.
Вдруг выбросил вперед руку.
— Нет!!! — отчаянно заорал я.
— Нет! — проорал, приподнявшись, он.
Увернулся, упав и перекатившись по наклонной крыше, от новой, прилетевшей с улицы стрелы.
Кровь из ноги перевязанной стекала и капала по крыше. Кровь… горячая кровь пролетела сзади, прошла через мою грудь, отчего—то заставив вздрогнуть и похолодеть.
— Нет… — дрогнули пальцы моего убийцы, согнутые… пустые пальцы дрогнули.
Нож метательный он держал в другой руке. К ней тянулся не этой. Тихо— тихо журчала сзади меня кровь.
В ужасе обернулся.
Чун Тао лежала неподвижно поперек моего тела. Нет, дрогнула. Дрогнули тонкие, приоткрытые губы. Дрогнула рука со шпилькой, впившейся в шею. С простой шпилькой. Даже не к серебряной. Я подобрал ее на улице, чтобы ей подарить. Сказал, что просто на дороге нашел. Сказал, кто—то обронил, а мне ни к чему…
— Нет… — глухо прошептал мой убийца.
Моя дочь, замерев, затихла на моем теле. Пальцы застыли на стебле стального цветка, пробившего острием ствола ее шею.
Загудело вокруг, похолодело в воздухе.
Возле наших трупов появился старик. Длинные—длинные белые его волосы доходили до земли и расползались задолго по ней. Штаны и рубаха холщовые, чистые, с ароматом каких—то пряных и горьких трав.
Мое тело дернулось…
Моя дочь… я не должен умирать! Не здесь… нет!!!
Распахнул глаза, отчаянно заглотнул воздух. Лицо с длинными, муть светящимися волосами, белыми—белыми, склонилось надо мной.
Он втянул шумно носом воздух, заставив меня напугано замереть.
— А он сильный…
Жуткий мужчина глаза распахнул. Красные, с узким черным зрачком. Меня передернуло. Не от ужаса. Я запоздало понял, что не ужас пригвоздил меня к земле, а чьи—то острые когти, пробившие грудь… или живот… боги! До чего же больно!!!
Я смотрел, как он достает из моих внутренностей мерцающий голубой шар… крохотный…
Расплывался мир…
Ощущение крови горячей, скользящий по моей руке, исчезло… ощущение мягкой плоти вокруг…
Темнота… темнота сгрудилась вокруг, мешая продохнуть. И сердце… я биения своего сердца не чувствовал!
Холод… тесная клетка вокруг…
Ад? Я попал в ад, потому что был никчемный родителем?..
Сжались, задавливая меня, мягкие, холодные стены моей тюрьмы.
— Человек… — голос прогрохотал надо мной, заставляя сжаться напугано. — Человек — слишком слабое существо. Ты не выстоишь сегодня, Ян Лин.
— В последний раз… — прошептали тише со стороны. — Помоги мне в последний раз, мастер Хэ У!
Но схвативший меня демон молчал.
— Ты же тоже… — глухо сказал моливший. — Тебе самому нужна драконья кровь! И ты сам совсем не хотел гоняться за ними!
Странный звук сверху. Громкий. Я бы голову обхватил от ужаса. Только рук не было. Не было головы. Только свет… тусклый, мерцающий голубой свет… белый свет…
Еще теснее сжались стены моей тюрьмы.
— Я думал, ты расправишься с драконом быстро! — прогрохотал мой мучитель.
— Простите, учитель Хэ У! Я…
— Ты только жалкий человек! И я помогаю тебе сегодня в последний раз!
— О, спасибо, учитель Хэ У! Хвала бога…
Он застонал. Вскрикнув, упав откуда—то с высоты.
— Не поминай при мне богов, мальчишка! — рявкнул демон, державший меня.
И стены моей темницы сжались невыносимо узко. Страшно стало. Страшно жутко!
— Последний раз! Я дарю тебе последний шанс, Ян Лин! Ты не бог, чтобы тягаться с драконом. И ты бездарно растратил всю ту силу, которую я тебе подарил.
— Простите, учитель! Я…
— Молчи!!! — рявкнул державший меня. — Жалкий человек! Ты слишком горд, чтобы сидеть и медитировать, отказавшись от своей самости и самого себя! И ты слишком пылкий, чтобы не лезть везде, куда не следует! Магией даосов тебе никогда не обладать! И ты лишь человек! — он засмеялся. — Жапкий человек! Ты даже растерял все свое воинство!
— Я…
— Молчи! Все, что тебе осталось, Ян Лин: подохнуть или продать свою душу демонам. Но душу твою ты уже обещал отдать мне!
— Но я не могу сейчас… моя Ну О…
— Я сказал, что дам тебе последний шанс, никчемный человечишка! Раз уж богам на тебя плевать, как и тебе — никогда не молившемуся ни одному из них — а душа твоя уже приписана ко мне, то защита небес никогда более не ляжет на тебя! Твое человеческое, хлипкое тело, что крови потеряло уже достаточно, скоро обессилит и подохнет здесь! Разве что…
— Разве что? — глухо спросил тот, отчаянно не желавший умирать.
— Разве что тем, кто не заслужил благодати Небес, удается уйти в спасительные объятия Темноты. Эта душа…
Клетка моя сжалась еще сильнее.
— Сьешь его душу — и выпей его ци. Эта яркая душа поможет хоть немного продержаться тебе. Возьми!
Мир поплыл. Или он… летел?
— Возьми! — потребовал грохочущий голос надо мной. — А душу девчонки ты достанешь сам. Она между пупком и сердцем, где—то посреди живота. Если запутаешься во внутренностях — вырви… нет, не сумеешь… вырежи осторожно сердце и внимательно смотри — душа на тонкой нити потянется от сердца за кровавой струей. И у тебя будут считанные мгновения, чтобы поглотить ее. Иначе она отправится на небеса. Эта девчонка была слишком доброй, так что заслужила приют Небес. Но куда чаще люди дохнут, а души их распадаются или проваливаются под землю, к демонам. Каждый получит, что заслужил, в конце своего пути.
— Я… — голос того упрямца дрогнул. — Я должен съесть его душу?! Я… съесть… как демон?!
— Но ты же взял ту ци, что я получил со съеденных душ. Что ты стал брезгливый такой теперь?
Я сжался от ужаса.
Кто—то может есть души… демон сказал, что кто—то может есть души! И… и что душу, не успевшую уйти на небеса, можно успеть съесть!
Все внутри меня обмирало от ужаса.
А потом я снова вспомнил про нее.
Боги… Боги, хоть какие—нибудь! О, великие драконы Хуанхэ! Хотя бы вы защитите ее!
Тюрьма моя дрогнула. Раскрылась на миг. Я с отчаянием увидел звездное небо. Только чьи—то пальцы снова сомкнулись вокруг. Пальцы… чьи—то пальцы… такие теплые…
— У тебя есть несколько мгновений, дурень! — пророкотали где—то за мной. — Они уже окружили усадьбу. И они поняли, что это ты поджег и лавку, и тюрьму. Глава стражи мечтает припомнить тебе ту дохлую курицу. Обещал прилюдно шкуру содрать с тебя и подвесить тебя за ногу где— нибудь, — он коротко хохотнул. — За лапу левую.
Похолодел воздух вдруг. Страх внезапно исчез.
Но Чун Тао… моя дочь…