— Сестра! — всхлипнул Ян Лин. — Я продал свою душу демону, чтобы он спас ее. Мне нужно добыть драконью кровь… я вовсе не хотел убить тебя, старик. И дочь твою… смерти дочери твоей я не хотел.
В ворота усадьбы вбежали воины. Свет факелов разорвал темноту. Они увидели его.
Сломались в нескольких местах стены забора. Из—за ограды выбежал отряд воинов. С оружием обнаженным. С факелами.
— Попался, мерзавец! — прокричал со стороны господин Син.
— Съешь мою душу! — вдруг попросила Чун Тао, ступив к моему убийце. — А потом ступай и спаси свою сестру!
— Но я не хочу есть твою душу! — грустно признался он.
Стражи, окружившие его, невольно шарахнулись назад, наступая на ноги другим. Копья и мечи в чьих—то руках дрогнули.
— Я умерла, но пусть хотя бы твоя Ну О живет! — попросила моя глупая дочь.
Моя добрая дочь. Наверное, ей уготовано было пировать на небе с такой—то доброй и яркой душой?
И верно она, силуэт ее, засиял несказанно ярко.
Ян Лин невольно принюхался.
— Какая яркая ци… — едва слышно прошептал он. — Какая красивая ци… я снова вижу ее! — распахнулись его глаза.
— Взять его!!! — проорал глава стражи города.
И какой—то придурок кинулся.
Ян Лин поморщился. Нож из сапога вытащить не успел. Или не было ножа. Он, сидя, схватился за меч. Поморщился.
Чун Тао, оказавшаяся вдруг за его спиной, обхватила его руками за пояс. Он вдруг, перестав хмуриться, встал.
— Спаси ее! — попросила моя добрая девочка, обхватив его руку, держащуюся за рукоять меча.
И… дымкою сияющей вокруг руки его обвилась.
— Прости… — глухо сказал Ян Лин.
— Спаси ее! — потребовали сияющие искры.
Ян Лин успел выхватить меч и защититься от напавшего молодца. Руку тому срубил. И, чтоб отмучился, поскорее срубил голову.
Я видел едва светящуюся, тусклую и почти неразличимую каплю, выпавшую из шеи обрубленной. И крохотными искорками растворившуюся в земле.
Несколько воинов бросилось на Ян Лина. Он, поморщившись, ступил на простреленную ногу. Метнулся, оставляя на земле вокруг себя кровавую петлю. Отбился, тяжело дыша. Сияющий браслет вился вокруг его руки.
Кажется, чтобы использовать души, совсем не обязательно их есть! И моя добрая Чун Тао не хотела, чтоб кто—то его убил! Если б я тоже мог ему помочь! Даже если мы с дочерью умерли, в этом мире не должна обрываться чья—то любовь! Он же даже полумертвым и потерявшим много—много крови все равно боролся ради нее!
Мир помутнел. Я… ухожу в ночную мглу. Я… ухожу к звездам или сейчас я растворюсь в земле?.. Но я хотел бы помочь Чун Тао! Хотел исполнить хотя бы последнюю ее мольбу. Обращенную к нему. Даже если она молила моего убийцу. Даже если не обо мне…
Мир расплывался. Я уже не видел дерущихся, но слышал яростные крики Ян Лина и напуганные воинов вокруг.
Сильный… Ян Лин даже без помощи демона очень сильный! Его меч, должно быть, так красиво взлетает в его руке! А мой меч… мой меч никогда никого не убил. Даже эту змею! А я хотел бы…
Мир затянулся искрами. Я вдруг увидел испуганные лица вокруг. Лицо приблизившееся. Блеск острия. Глаза напуганные. Меня залило горячей кровью. Стекла кровь по моей руке… нет, по его руке!
Ян Лин бил сразу, уверенно, чтоб наверняка. Бил яростно, чтобы пробиться насквозь ряды воинов Шоу Шана. Бился, чтобы спасти свою Ну О. Я был возле и видел лица его врагов. Я ощущал нежное прикосновение дочери где—то возле.
Лишь только он замер, один, среди десятков разрезанных и искалеченных тел, навек замеревших или еще дергавшихся, мы с Чун Тао соскользнули с его руки. Она с браслета сияющего в хрупкую девочку обернулась. А я, соскользнув с его меча, снова стал мужчиной. Через полупрозрачное тело мое трупы просвечивали. Сверкнул, прячась в дыре забора, шлем главы охранников Шоу Шана. Вот подлец!
— Спасибо! — смущенно сказал нам Ян Лин.
И вдруг… меч в землю воткнув, опустился на колени и поклонился нам до земли. Мы с дочерью смущенно переглянулись.
Он… он, кажется, не злой, этот Ян Лин. Или хоть на каплю благородный.
— Значит, чтобы использовать души, совсем не обязательно их есть! — заинтересованно сказала Чун Тао.
Я сжал ее плечо. Она внимательно посмотрела на меня, голову наклонив на бок.
— Тюрьма! — испуганно дернулся Ян Лин, вскочил, смотря на высоко поднимавшееся пламя над крышами.
— Ну О там? — испугалась моя дочь.
— Нет, там был юноша, которого я поклялся спасти, — он устало опустил голову.
— Ну так иди! — возмутились мы с дочерью в один голос.
— Да, — дернулся он. — Я должен проверить. Или хотя бы тело Ки Ю похоронить…
Меч выдернул. Спешно о штанину свою обтер. В ножны воткнул, хромая, пошел. Побежал. Упал, споткнувшись. Одному ему недоставало сил.
— Отец… — робко сказала душа Чун Тао, в глаза мне заглянувши.
И ярче еще засветилась упрямая и добрая душа ее. Такая яркая… как никогда не светить мне.
А еще… еще мне не нужно было особых сил, чтобы читать теперь ее мысли. Душам слова вообще оказались не нужны, чтобы говорить.
— Постой! — рявкнул я.
Шумно выдохнув, Ян Лин обернулся и остановился.
— Мне не дадут вас похоронить — этим, полагаю, займутся ваши трусливые родственники, когда вылезут, — горько усмехнулся. — У вас есть, кому похоронить. А я помолюсь о вас. Если выживу.
И прочь пошел.
— Стой! — рявкнули мы в один голос.
— Ну, что?! — сердито обернулся он.
— Возьми меня с собой! — просила Чун Тао.
— Или двоих нас, или никого! — оскорбился я.
— Но я не хочу ваши души есть! — оскорбился уже и он.
— Но… — Чун Тао смущенно поскребла полупрозрачный нос, — Но, кажется, ты способен использовать нашу силу и так, если мы сами захотим пойти за тобой?
— Ну… вы, кажется, вселились в мой меч. Но я же не буду…
Мы с дочерью переглянулись. Мы поняли снова друг друга без слов.
— Мы будем с тобою, пока ты не умрешь, — сказал Чун Тао за нас двоих. — Мы поможем тебе спасти Ну О. А потом наши души уйдут. Куда отец, туда и я. Если он уйдет в ад — я уйду в ад за ним. Если он уйдет в рай — я уйду за ним на небеса.
— Ты слишком яркая! — вырвалось у нас двоих.
— Без отца я никуда не уйду! — грустно улыбнулось упрямое дите.
— Что ж… — я вздохнул, то есть, попытался вздохнуть, если б мог, а так только сделал вид. — Я тогда буду жить внутри твоего меча, пока ты не умрешь. А Чун Тао…
— А Чун Тао станет его ножнами, чтобы обнимать родного отца каждый раз, когда он придет на отдых.
— Но… — возмущенно начал было Ян Лин.
— Мы будем с тобою, пока ты не умрешь! — оборвал его.
— Но я… вы…
Он вдруг заорал, выронив меч.
По правой его ладони, да по руке от запястья до локтя проступили, словно вырезаемые изнутри, кровавые, светящиеся письмена. Два ряда незнакомых мне вообще иероглифов.
В следующий миг закричала напугано, согнувшись, Чун Тао, уронив мерцающую руку. По ней как будто кто—то невидимый высекал непонятные, красные, чуть мерцающие надписи.
В следующий миг боль сожгла мою правую руку изнутри.
Вспыхнула пламенем и замерцала пролитая и смешавшаяся у наших трупов кровь, моя и дочери. Замерцала, скатившись по рассеченной слегка щеке, кровь Ян Лина. Упавшая словно кровавая слеза… вспыхнула огнем, упав на его выпавший меч.
Мир померк. Мир снова вернулся, став куда более огромным.
«Что это?..»
«Я рядом, отец!»
— Что же… — резко, с усилием выдохнул Ян Лин. — Мы теперь… связаны вместе?..
«Ты кого—то обещал спасти в тюрьме!» — возмущенно напомнил я, только теперь голос мой иначе прозвучал.
— Что ж… — усмехнулся Ян Лин. — Пойдем.
Сделал шаг. Медленный шаг. Еще один. Еще.
Вспыхнули, закружились бело—голубые искры вокруг. Мир загудел.
И мой новый хозяин внезапно сорвался на бег.
Сорвалась, опадая, развязавшаяся повязка с его простреленной ноги. Улетела, теряясь в оставшейся за нами темноте. Он, рассмеявшись, выхватил меч.
Я увидел ночной мир вокруг. Четко стал видеть в темноте. И ногу его, в крови, но не простреленную. С легким следом шрама побелевшего у щиколотки увидел.
Так мы оказались связаны втроем: мой убийца, я и моя дочь, случайно сложившие какое—то древнее заклинание.
Свиток 5 — Песня чужого гуциня — 9
Ян Лин
Сердце билось быстро. Дыхание участилось. Капли пота сползали по лицу, заставляя стирать их. Штаниною уцепился за чью—то неровную и разваливающуюся крышу, но это было не важно.
Не важно было, куда теперь идти.
Видеть полусваренную Ну О, обожженную, неподвижную, было ужасно. Мне тогда казалось, что сердце мое остановилось и больше никогда не будет биться.
Но мерзкое сердце оказалось живучей, чем я думал. Оно же еще не сдохло. А значит, его опять могли пронзить холодным лезвием или неумолимой стрелой.
Я добежал до тюрьмы, когда уже все догорело. Когда разбежались выжившие стражники и самые добрые из зевак сбежали, выбросив ведра.
Почерневшие остовы, словно клыки прогнившие громадного, неведомого зверя. Разрушенный в спешке забор. Обугленные тела и снесенный в суматохе забор. От нескольких деревьев осталось только одно, самое древнее, превратившееся в почерневший кол. Где упал человек, которого я подстрелил горящей стрелой, я и сам б найти не сумел.
Я не успел.
Я не смог защитить Ки Ю, вздумавшую попытаться самой.
Я не смог даже спасти ее брата, которого она просила спасти вместо себя.
Я ничего не смог.
Душа, сожженная изнутри чужим обещанием, болела невыносимо.
Я упал на колени у пробоины в заборе. Поморщился от ужасного запаха, донесенного до меня ветром. Вонь горелой плоти и горелых волос — это была лишь жалкая расплата за то, что я сделал.
Я обещал.
Я не успел.
Я обещал.
И все, что я могу — принести труп Ки Ю родителям, чьего сына я не уберег. Тем, которые уберегли чужака от преследований, даже не прикопали, присвоим мое имущество. И что я им скажу? Простите, но ваш сын сгорел заживо? Он задохнулся от дыма, если ему повезло. Или он все—таки чувствовал, как пожирает его тело огонь, слышал, как орут от жалости другие связанные люди?
Снова пламя.
Ну О, которую сварили.
Люди, которых я сжег. Сколько десятков или сотен там было человек?
Теперь этот парень сгоревший. Брат заботливой Ки Ю. Сын моего спасителя. Он тоже сгорел. Это… расплата за то, что я сделал? Но все началось с Ну О. Напали на мою сестру, а я тогда не нападал ни на кого! Если боги существуют, то это не может быть расплатой.
Да и я уже не мальчик, чтобы надеяться на богов.
Я не успел.
Я обещал, но я не успел.
Все кончено.
Прохладные пальцы сжали мое плечо.
— Еще не все кончено. У тебя еще осталось время, чтобы спасти Ну О.
Испуганно поднял голову.
Полупрозрачная девочка стояла возле меня. Девочка, которую я убил. Еще один ожог на измученном сердце.
— Да, верно, ты еще не все закончил тут, — за нею появился мужчина с нитями седины в распущенных волосах.
За что они так добры со мной? Этот бедный чиновник…
— Бо Хай, — твердо сказал он. — И я не бедный. Я был мерзкий, но уж точно не бедный.
— Папа! — возмущенно вскричала Чун Тао.
— Не время, — перебил ее дух меча. — Вставай, Ян Лин. Ты не имеешь права умереть сейчас.
Сжав зубы, я уперся кулаками в землю. Я заставил себя встать. Я оглянулся на тюрьму в последний раз.
— Лучше уходи, — серьезно посоветовал Бо Хай. — Пепелище опять притянет людей. Да и тебя уже ничто не держит тут.
— Ки Ю, — я грустно улыбнулся.
Я подставился под стрелу, лишь бы спасти ее брата. И в итоге я погубил их двоих. Но уйти, промолчать, что я наделал… нет, я должен отнести хотя бы труп Ки Ю ее отцу. Пусть бранится, ругает, дерется. Чем больше он меня побьет, тем мне станет легче. На миг. Я помню, что когда тело измучено, то душа намного меньше болит. Я хочу забыть о сгоревшем сердце хотя бы на одно мгновение.
Я все—таки не демон. Мастер Хэ У был прав: я просто жалкий человек.
Но духи меча и ножен ухватили меня под локти, да еще и Бо Хай мне под зад наподдал. Будто прохладной водой окатили со спины. Не слишком сурово, но все— таки немного отрезвляет.
Пока новые горожане любопытные и стражники не прибежали, я пробежал по чужому, уцелевшему еще, забору и запрыгнул на крышу.
Понятно, тюрьма хорошо прогорела, а люди толпятся у жилых домов и лавки, поливают водой. Где—то рабы и слуги по сену и траве отчаянно топчут, чтобы огонь до построек не дошел. Стражников сколько—то обнаружилось с помощью в промачивании домов. Вместо спасения тюрьмы решили уберечь окружающие дома. Заключенных—то им не жалко все равно. Новых наберут, новые клетки отстроят. Жаль брата Ки Ю. Да и саму ее жаль.
Рядом бегущие со мною Бо Хай и Чун Тао внезапно исчезли. Вроде любопытно было им, как выглядит город с высоты, но что—то оробели вдруг.
Я оглянулся. Ничего не заметил. Люди снизу, я убегаю по крышам.
Разбежавшись, перепрыгнул на следующую, спрыгнул на забор, стрелою по забору устремился, запрыгнул на крышу…
И на крыше этой уже был какой—то человек. Я, напрягшись, сжал рукоять меча.
Он выделялся. Статный воин в белых одеждах, разве что лицо замызганной тряпкою в травяных разводах закрыто. Меч из ножен, меня увидя, не достал. Просто молча обернулся.
Все, кто прячется, ночами бегают в черном или темном. Он как будто не прятался. Но лицо укрыл. Да и меня, неизвестно что позабывшего на чужой крыше в эту шумную ночь, не испугался. Воин. Даже по одному этому спокойному развороту я догадался, кто передо мной.
Чей—то охранник? На стражника Шоу Шана не похож!
Мы замерли друг против друга, на небольшом, слишком небольшом еще расстоянии. Сколько—то высматривали друг друга.
— Я могу задать вам один вопрос, почтенный? — внезапно серьезно спросил он.
— Какой? — нарочито изменившимся голосом вопросил я.
— Человек… скажем, человек здесь дом купил. Кто он, как проверить?
Странный вопрос от парня, встреченного в ночи. Да еще и на крыше. Но пожары в городе его явно не интересуют. Его что—то настолько интересует, что ему плевать даже, кто я такой, первый случайный встречный, да еще и во мгле ночной. В маске… ох, маску то я и на лице не чувствую! Потерял. О, нет! Он меня запомнит, а я его — нет. Он ведь не будет вечно, как головой пришибленный, разгуливать по ночам в белой одежде! Видимо, прибыл недавно в город. Очень рвется сведенья какие—то найти. Вот даже, привлек такой сомнительный источник информации, как я.
— Если это какое—то больше здание, хм… думаю, вам понадобится человек в чиновничьей управе. Заведующий архивом. Где—то явно сделки и передачу прав на земли и имущество отмечают. Я, простите, не слишком во всем этом силен, — криво усмехнулся. — Я из людей простых.
— Что ж, и на том спасибо, — он, сложив на кулак ладонь, мне поклонился.
Не низко, но с достоинством. А еще в белом шелке по крышам шляется по ночам. Совсем ничего не боится? Глупый аристократишка!
— Что ж, желаю вам найти, — ответил ему поклоном.
Он первым развернулся ко мне спиной. Сделал несколько шагов, будто обдумывая, потом разбежался…
У меня перехватило дух, когда юноша приземлился на очень далекую крышу соседней усадьбы. Вот это подготовка!
Да и то, как стремительно и грациозно он двигался — белое пятно выделялось во тьме — заставляло задуматься о том, что таковому можно спокойно разгуливать по крышам даже в белом. Кстати, а что его, такого невозмутимо, в наш город занесло?
Он как раз куда спрыгнул, то ли во двор чьего—то дома, то перемахнул на улицу. Белое пятно растворилось в темноте.
— Я—то ему на что? — серьезно огладил подбородок Бо Хай, выйдя из меча.
— Ты?! — я вытаращился на него.
— Сделками о продажи земли я заведовал. И так, всяким разным, по мелочи.
— А он, значит, разыскивать будет тебя, — возле появилась девочка, прямо сидя на крыше.