— Это печально. Таким путем они могут быстрее нас перевооружиться на скорострельную пушку, — констатировал фон Шенайх. — Тебе надо дать хорошего пинка Альфреду, чтобы он поторопил конструкторов Арсенала.
— Ты прав, Франц, — согласился министр и посмотрел на настенные часы. — О как время бежит… Как смотришь на то, чтобы пообедать в ресторане?
Дания. Вилла Видере. Май 1905 г.
Лакей едва успел открыть дверцу коляски, как Мария Федоровна[6] быстро и ловко, несмотря на возраст и сан, спрыгнула с подножки и быстрым шагом устремилась к дверям виллы Видере. Красивая белоснежная вилла в пригороде Копенгагена Клапенборге стала ее резиденцией с тысяча девятьсот третьего года. Когда, окончательно убедившись в невозможности повлиять на ставшего неожиданно упрямым сына, Мария Федоровна покинула Россию вместе с частью своих придворных.
Войдя в предупредительно распахнутые двери, она сразу же направилась в свой кабинет, по пути приказав лакею вызвать управляющего ее двором (обер-гофмейстера) князя Шервашидзе. Который не заставил себя долго ждать, появившись в дверях всего на пару минут позднее. Рослый и осанистый потомок владетельных князей Абхазии, сверстник вдовствующей государыни походил больше на русского, чем на кавказца. Кроме официальных обязанностей обер-гофмейстера красивый и умный князь имел и неофициальные. Оставаясь мужем баронессы Марии Николаи, оставшейся в Петербурге с детьми, он был фактически морганатическим супругом энергичной старой императрицы.
Обратив внимание на ликующий, даже сияющий вид Марии Федоровны, он хотел спросить, чем сие сияние вызвано, но не успел.
— Жорж! Новости из России! — воскликнула государыня, бросаясь навстречу князю. — Я была права!
— Я нисколько не сомневался в том, что ты не только самая красивая, но и самая умная, — крепко обнял ее, отвечая, князь. Но Мария, настроенная на серьезный разговор, ловко выкрутилась из его объятий.
— Жоржи, ты стал несносен, — капризно заявила она и улыбнулась. — Давай лучше вернёмся к новостям.
— Да, милая, расскажи мне, что из твоих прогнозов сбылось.
— Помнишь, я говорила, что все жестокость и одновременно небольшие уступки нисколько не помогут бедному Николаю стать популярным и решить русские проблемы. Это ужасно! Мой тихий и ласковый мальчик стал таким…, — она замолчала и положила голову на грудь князя. — Убить лучшего слугу Семьи, гениального, энергичного человека с ясной головой[7], столь жестоко поступить со своими родственниками…
— Да, это печально, — согласился князь и ласково погладил ее по спине. — Но что же произошло в России?
— О, уступки Николая общественности привели лишь к тому, что собравшиеся выборные потребовали конституцию и ответственного министерства. А эти, как их… — а, вспомнила, господа «трудовики» еще и внесли проект закона о запрете личного владения землей. Это ужасно, они дают советы, когда никто их об этом не просит! Но, с другой стороны, Ольга написала мне, что и Сандро и Ксения сейчас тоже разочаровались в новом курсе Николая. И это открывает возможности к изменению существующего положения вещей.
— Ты имеешь в виду венчание на царство любимого сына Михаила? — неловко пошутил прямолинейный абхазец. Он хорошо знал тайные помыслы Марии Фёдоровны, ее безумную и бездумную любовь к младшему сыну. И не разделял эти ее взгляды, считая Великого Князя Михаила Александровича легкомысленным и вздорным человеком, в котором совершенно отсутствует необходимое члену правящей династии чувство ответственности. Более того, он не доверял даже отзывам о том, что вернувшийся с войны Михаил резко повзрослел и уже не напоминает того шалопая, каким он на нее отправился. К тому же, будучи генерал-адьютантом, он довольно тесно общался с Николаем и считал, что император, при всей неоднозначности его характера, отнюдь не самый худший правитель.
Однако шутка его сильно обидела Марию и она, сделав шаг назад, гневно посмотрела на своего любовника.
— И ты, Жорж…, — но заметив непритворный испуг и раскаянье на его лице, успокоилась. — Если ты столь грубо говоришь о моем сокровенном желании, которое, кстати, разделяли и разделяют многие в Семье и России… — она глубоко вздохнула, успокаиваясь. — То я думаю о благе империи, о том, что на троне должен находиться не человек, который не в силах обуздать свои желания и заставить подданных уважать себя, а просвещенный государь, который мог бы открыть дорогу реформам и сделать страну подобием Англии…
— …или Дании, — со смехом заметил князь Шервашидзе. — Милая моя, вспомни второй год и волнения в Малороссии. Сколько поместий было разграблено и сгорело тогда?! Русские мужики совсем не законопослушные англичане, а непристойный Государственный Совет, тут я с тобой полностью согласен — отнюдь не спокойный английский парламент… Если Николай или Михаил дадут России конституцию, то от наших привилегий и поместий очень скоро ничего не останется…
— Ну хорошо, Жорж. Может быть, ты и прав, но нам необходимо продумать, как использовать нынешнюю ситуацию для нашей пользы, — деловито прервала его Мария Федоровна.
— А что? Государь всё ещё гневается на нас? Ведь Его Величество очень отходчив, и прошло столько месяцев после того, как вы с ним…, — участливо спросил Шервашидзе, подобрав деликатный оборот, чтобы не произносить слово «ссора», — не нашли общего языка. Мне казалось, что Николай вот-вот разрешит всем вернуться в Россию и вернет все чины и должности…
Российская империя. Санкт-Петербург, Зимний дворец. Май 1905 г.
— Здравствуйте, господа. Рассаживайтесь поудобнее и, прошу вас, без церемоний, — ответил на приветствия присутствующих вошедший в Готическую библиотеку император, к немалому удивлению Генриха Осиповича Графтио. Надо признать, сегодня это был уже не первый случай — обычный инженер никак не ожидал получить вызов во дворец. Да еще и оказаться при этом в такой необычной компании, включающей трех генералов, один из которых был целым военным министром Империи Редигером, а второй — Великим князем и генерал-инспектором инженерных войск Павлом Николаевичем. А также одного статского, отрекомендовавшимся начальником химической лаборатории Николаевской инженерной академии Александром Ивановичем Горбовым. Только после знакомства с Горбовым Генрих Осипович начал смутно догадываться, для чего его сюда пригласили. После постройки гидроэлектростанции «Белый уголь» на реке Подкумке его признавали одним из главнейших специалистов электрического дела в России. А Горбов, как слышал от знакомых Графтио, последнее время увлеченно исследует возможности выделения азота из воздуха с помощью вольтовой дуги[8]. Значит потребны будут консультации по методам выработки электричества, или даже, скорее всего, по проектированию новой электрической станции. Других правдоподобных объяснений у него не нашлось…
Пока Генрих Осипович предавался отвлеченным размышлением, император начал заседание импровизированного совета. И первым с докладом выступил третий из присутствующих военных, генерал Забудский.
— … Еще перед войной с Японией, когда обрисовалась перспектива возможного перерастания дальневосточного кризиса в войну одновременно с несколькими Великими Державами и прекращения ввоза военных материалов, присутствующий здесь начальник химической лаборатории Николаевской инженерной академии профессор Горбов подал на имя Великого князя Петра Николаевича, как лица, возглавлявшего военно-инженерное ведомство записку. В коей указывал на то затруднительное положение, в какое может быть поставлено дело государственной обороны в случае, если война на западной границе и в Балтийском море прервет доставку весьма большого числа материалов, предметов, механизмов и прочего необходимого для ведения войны из-за рубежа, — пропустив вводную часть доклада, Графтио теперь внимательно слушал генерала, который произносил свою речь негромким, но твердым и хорошо поставленным голосом. — Четвертого мая прошлого года поручил военному ведомству создать комиссию для изучения этого вопроса. В записке уважаемый профессор отмечал то интересное обстоятельство, что Германия является главной поставщицей даже и таких продуктов, которые не добываются в ней. Что подтверждают сведения Министерства торговли и промышленности. Например, из почти восьмисот тысяч пудов чилийской селитры, которые были ввезены к нам в одна тысяча девятьсот третьем году, около семисот тысяч пудов поступили из Гамбурга. Также из Германии преимущественно были ввезены «концы», идущие на приготовление бездымного пороха. Избавиться от посреднических услуг немецких торговцев можно было только путем создания значительного торгового флота, что является затруднительным по причине экономической… Изучив в первую очередь вопрос с выработкой азотной кислоты, как важнейшего материала для производства пороха, комиссия отметила необходимость ознакомления с искусственными способами добывания азотной кислоты либо из аммиака по способу Оствальда, либо по американскому способу из азота и кислорода воздуха. С тем, чтобы наиболее экономически выгодный из них был прочно поставлен у нас.
— Спасибо, Григорий Александрович, — император, поблагодарив докладчика, посмотрел на профессора Горбова. — А вы что скажете, Александр Иванович?
— Ваше Императорское Величество, Ваше Императорское Высочество господа. Опыты, проводимые с конца девятьсот третьего года, позволили выработать приемлемую технологию. Печь, сконструированная мною и инженером Миткевичем, уже в этом году дала богатый опытный материал. Пока еще трудно судить, имеются ли какие-нибудь серьезные преимущества у иностранных способов добывания азота из воздуха. В промышленном масштабе постановка этого производства требует прежде всего ассигнования небольших средств на окончание опытов, а одновременно — немедленного проведения изысканий гидроэнергетических ресурсов в бассейне реки Суны вблизи Кондопоги, севернее Петрозаводска. Постройка завода, по моим предварительным расчетам, потребует бы четырех — пяти миллионов рублей и займет не менее четырех лет.
— Александр Иванович, я же просил — без церемоний, — сделал замечание профессору Николай и повернулся к Графтио. Все дружно перевели взгляд на Генриха Осиповича. — А что нам скажет Генрих Осипович?
— К сожалению, … государь, я не ожидал, что приглашение во дворец будет связано с каким-либо конкретным вопросом. К тому же предмет обсуждения… несколько далек от моих профессиональных занятий. Посему дать точного ответа не могу. Но что касается постройки гидроэлектростанции на реке Суна, то никаких препятствий к этому не вижу. Конечно, необходимо будет провести более тщательные исследования на месте, но, полагаю, если начать изыскания в этом году и не откладывать с началом строительства, а также при полноценном выделении ассигнований на сей предмет … то срок в не менее чем в четыре, а максимум пять-шесть лет, является вполне реальным, — Генрих даже пожалел, что не догадался посмотреть сведения о ближайших реках и их потенциальных возможностях в гидроэнергетике перед совещанием.
— Очень хорошо, Генрих Осипович, — улыбнулся Николай. — Мы поняли вашу точку зрения. Как считаете, господа, может быть, в целях ускорения строительства и облегчения бремени государственной казны, стоит передать сей вопрос в частные руки.
— Государь, — на этот раз первым высказался Великий Князь Павел. — Опыт показывает мне, что частный подряд при такового рода строительстве обходится не дешевле, а скорее дороже, нежели казенный.
— Если будет признано возможным временно отдать производство азотной кислоты для военного ведомства в частные руки, это будет равносильно, по-моему, передаче в руки частных лиц дела государственной обороны, Государь, — высказал свою точку зрения Редигер. — Полагаю к тому, что работы надо разворачивать срочно. Так как иначе может оказаться, что в конце концов завод запоздает и что в течение ближайшей войны мы принуждены будем экономить ружейный и артиллерийский огонь.
— А как вы полагаете, Генрих Осипович? — спросил император у Графтио.
— При любом решении вашем, государь и этого совещания желательно принять во внимание необходимость долговременных предварительных изысканий и обширность гидротехнических работ, — честно ответил инженер.
— Государь, считаю важным отметить при этом, — добавил Горбов, — что если на Суне найдется больше двадцати тысяч лошадиных сил, то они получат применение для нужд того же военного ведомства, так как они необходимы для электрометаллургии… а также для электрохимического добывания алюминия, водорода и тому подобных целей.
— Убедили, — согласился, подводя тем самым итоги совещания, Николай. — Гидроэлектростанции и заводу быть. Постройкой назначаю заведовать Павла Николаевича, в комиссию по выработке плана полагаю необходимым включить господ инженеров Графтио и Миткевича. На сем совещание закончим, и я приглашаю вас всех, господа, на пятичасовой чай.
Российская империя. Желтороссия, Харбин. Июнь 1905 г.
Александр проснулся, услышав, как изменился стук колес поезда, въехавшего на железный мост через Сунгари. Привычно быстро одевшись, словно по водяной или пожарной тревоге, он выглянул в окно, рассмотрев среди ритмичного мелькания косых ферм моста мутные коричневые воды реки. Пока он глазел в окно, проснулся и сосед. Молодой, ненамного старше Беляева, поручик 21-го Сибирского стрелкового полка Янковский сонно осмотрелся и быстро поднялся.
— Извините, Александр, что-то я заспался. Осталось всего семь-восемь минут.
— Ничего, Михаил, — улыбнулся Белов. — Мы с вами по-фронтовому, за три минуты управимся.
Выбритый с вечера, Александр быстро ополоснулся после сна и уступил место в умывальной комнате Янковскому. Поезд неторопливо, сбавив ход до малого, шел по сунгарийскому мосту и присевшему на полочку Белову удалось разглядеть город, набережную и стоящее на набережной похожее на белый корабль здание.
— Что это на набережной за строение появилось? Белое, на кораблик похожее? — спросил он закончившего утренний моцион поручика.
— А, это у нас теперь собственный Яхт-клуб[9] имеется, — ответил, улыбаясь и продолжая одеваться, Михаил.
— Да? Не ожидал, право слово, — удивился Белов.
— Вы же в здесь с самой японской не были? — уточнил Янковский. И дождавшись утвердительного ответа Белова, пояснил. — Харбин ныне — столица всей Желтороссии. А бывший военный министр Куропаткин хорошим хозяином оказался. Так что вас еще немало сюрпризов ожидает…
Они вышли на перрон и быстро прошли в большой, с высокими сводами зал. Белов с интересом рассматривал обновленное здание вокзала, с нетерпением устремился вперед. Они вышли из-под козырька крыльца на привокзальную площадь и к ним тотчас устремилось несколько лихачей. Вот тут-то Белов и застыл от неожиданности, разглядывая знакомо-незнакомый пейзаж.
По площади в разные стороны двигались, кто быстро, а кто и неспешно, запряженные сытыми, лоснящимися лошадями рессорные коляски. Медленно, по мере загрузки, разъезжались ломовики с поклажей из огромных ящиков и перевязанных шпагатами тюков. С левой стороны, рядом с главным входом в вокзал, стояли, в ожидании седоков из выходящих пассажиров, как минимум десяток самых настоящих лихачей.
— Ничего себе, — только и смог выговорить Александр. — Разве ж это Китай? Россия-матушка. Калуга… Тверь, бы даже не Москва.
— Да-с, господин лейтенант, вот так-с и живем. — с гордостью заметил поручик. — До Петербурга не дотягиваем, но на Москву уже походим. — и спросил, жестом придерживая лихача. — Вы сейчас куда? — вспомнив, что вчера лейтенант упоминал про один день в Харбине, поскольку ехать ему в Порт-Артур на корабль.
— Мне…, — на секунду замялся Белов. Говорить правду было нельзя, а обманывать почему-то не хотелось. Служба конечно тайная и даже лицедейская, но не настолько же. С другой стороны, не будешь же рассказывать первому встречному, что прибывшему с отпуска, даже проездом, сотруднику необходимо отметиться на конспиративной квартире где-то на улице Почтовой… — Мне знакомого навестить надо. Отставного моряка, с которым вместе на японской воевали…
— И далеко? — спросил поручик.
— На Почтовой, — машинально ответил Белов.
— Тогда вам лихача взять надо. Пешком не слишком далеко, но и не близко. А я в таком случае с вами прощаюсь. Мне тут недалеко, до дома Офицерского экономического общества. Пройдусь…
Распрощавшись с временным попутчиком, Александр сговорился с извозчиком и с ветерком проехал до начала Почтовой улицы. Там отпустил лихача и неторопливо, фланирующей походкой никуда не спешащего человека, прошелся вдоль улицы мимо явочной квартиры, точнее особняка. При этом, несколько выходя из образа, пару раз посмотрел на часы, в крышку которых было встроено небольшое зеркальце. Убедившись в отсутствии слежки, он уверенно подошел к парадному входу в особняк и позвонил, крутанув ручку механического звонка…
Российская империя. Нижний Новгород. Июль 1905 г.