Российская империя. Санкт-Петербург. Август 1907 г.
— И это — лето? — удивленно спросил у своего спутника по-английски невысокий, плотно сбитый мужчина с загорелым и обветренным лицом человека, недавно приехавшего откуда-то с юга.
— Да, Манье, такое у нас лето. Почти как ваша зима, — согласился с собеседником его спутник, облаченный в полковничий мундир лейб-гвардии Стрелковой бригады.
— Зеленая зима, — усмехнулся Манье. — Но не мне, изгнаннику, жаловаться на климат, — добавил он печально.
— Ничего, уважаемый Соломон. Я думаю, ты еще увидишь родные края, — заметил полковник. — Во всяком случае, я сделаю все, чтобы помочь тебе в этом.
— Боюсь, Ойген, моя мечта исполнится не скоро. Проклятые англичане уцепились за мою землю, словно вавилоняне в землю иудейскую. И не отдадут ее просто так никому, — загорелый вздохнул и остановился, разглядывая статую сфинкса. — Иногда я жалею, что Господь наделил наши земли избытком богатств. Если бы в наших краях не было золота и алмазов… буры продолжали бы спокойно возделывать землю и славить Господа за дарованное им счастье.
— Увы, друг мой, пути Господни неисповедимы, — полковник Максимов умел разговаривать с бурами. Опыт, приобретенный во время войны против англичан… — И Он всегда посылает нам испытания по силам. Просто мы не всегда способны это понять…
— Да, ты прав, Ойген, — согласился бурский генерал в изгнании Соломон Мариц по прозвищу Манье: — Я надеюсь и мечтаю об освобождении Южной Африки от британского владычества.
— Горячо поддерживаю твои мечты, Соломон, — собеседники остановились на мосту через один из бесчисленных каналов столицы империи. Причем так, чтобы их лица можно было увидеть лишь с воды. А подслушать разговор было сложно, поскольку прохожих на улицах было немного, и любой наблюдатель был бы замечен сразу.
— Как я уже сказал, Мани, сочувствую твоим мечтам, — повторил полковник. — И не я один. Но что может сделать одиночка против армии?
— Ошибаешься, Ойген, я не одинок, — возразил Соломон. — Понимаю, что тебе нужны какие-то сведения, чтобы выйти со своими соображениями к начальству.
— И это тоже, друг мой, и это тоже, — подтвердил Максимов. — Слишком много людей там, у вас, приняло английскую власть, забыв и войну, и лагеря, и гибель соратников, жен и детей.
— Многие вынужденно признали и для виду согласились со сложившимся положением. Могу сказать тебе, Ойген, о тех, кто, даже оставаясь под властью англичан, готов бороться за свободу. Это известные тебе Де Ла Рей, Де Ветт, Бота а также спикер нижней палаты парламента Оранжевой Бейерс, офицеры местных вооруженных сил, созданных англичанами Смэтс, Кемп и множество других. В Трансваале, Оранжевой и Капской колониях действует бурская партия «Наш Народ», по последним сведениям, насчитывающая двенадцать тысяч членов. Имеется также тайная организация «силы активных граждан». С ее главой, Бейерсом, о котором я тебе уже говорил, я встречался в … перед отъездом сюда. Численность ее не менее пяти тысяч активных бойцов, готовых подняться на борьбу. Но… у нас нет денег, нет снаряжения. И самое главное, что показала последняя война — в одиночку нам против Британской империи не выстоять.
— Именно, Манье, совершенно точно. В одиночку вам не выстоять. Но сейчас складывается очень подходящая ситуация, позволяющая вам оказаться одной из сил в антибританской коалиции, — Максимов достал из кармана часы и уточнил время. — Отлично, у нас с тобой ровно полчаса. Успеваем добраться до ресторана. Там и продолжим обсуждение. Не возражаешь, если к нам присоединиться один мой хороший знакомый, полковник Преображенского полка? Нет? Вот и отлично.
В этот момент с проходящей под мостом лодки донеслось пение:
— Трансвааль, Трансвааль,
Страна моя, ты вся горишь в огне…
Индия. г. Бомбей. Декабрь 1907 г.
В половине пятого утра по местному времени пассажирский пароход «Монголия» подошел к пристани одного из крупнейших портов Британской Индии — Бомбея. На палубе корабля среди прочих пассажиров, рассматривающих берег, стояли два типичных азиата в халатах и чалмах и один европеец, тощий и загорелый, явно долго проживший в жарких странах. Все трое обменивались впечатлениями на одном и том-же языке, отнюдь не похожим на европейский. Так как у них был только личный багаж, то таможню они не заинтересовали и через непродолжительное время уже ехали на извозчике по улицам города, удивлявшим приезжих невиданной давкой и поистине вавилонским смешением народов и архитектурных стилей. Улицы были полны прохожих. Наряду с европейцами всех национальностей и индусами, попадались евреи в шляпах с пейсами, персы в остроконечных колпаках, банианы в круглых тюрбанах, сикхи в четырехугольных колпаках, армяне в долгополых халатах, парсы в высоких черных шапках. Они неторопливо шли или спешили куда-то, спокойно беседовали, либо перекликались на фоне зданий типичной восточной и английской архитектуры, мечетей и буддийских храмов, базаров и синагог. Все это смешение и великолепие заливал яркий солнечный свет, заставлявший сразу почувствовать особенности здешнего влажного и жаркого климата
— Ну, господин Петров, — один из ехавших на извозчике азиатов, как оказалось, неплохо говорил по-русски, — как вы себя чувствуете?
— А-а-а… Нормально, — усмехнулся тот самый загорелый европеец. — Как в русской бане, — в этот момент они проехали мимо армянской церкви и Петров спросил у своего спутника. — Церковь? Чья? Армяне?
— Да, так и есть — армянская, — ответил тот. — Здесь большая армянская община. Хотя и не очень влиятельная, но сплоченная.
— Знакомые среди них у вас есть, Тимур-джан? — спросил Петров. На что азиат лишь молча кивнул, поскольку они уже подъезжали к гостинице.
Следующие три дня постояльцы возвращались в номер только к вечеру, чтобы поужинать и лечь спать. Все остальное время они посещали конторы различных фирм и встречались с купцами, причем не только армянскими.
На третий день, в восемь вечера, троица заняла места в купе поезда, идущего в Калькутту. Едва поезд тронулся, азиат, которого звали Тимуром серьезно спросил у европейца: — Надеюсь, господин Петров, вы хорошо понимаете, что когда армянин называет своего собеседника «дорогой» …
— То он собирается его обмануть? Обижаете, Тимур-джан, — усмехнулся европеец. — Я это давно знаю. И почти всему сказанному «нашими уважаемыми компаньонами» не поверил. Кроме одного — к англичанам они жаловаться не пойдут, надеясь на прибыли от торговли.
— Но никакого интереса для нас они не представляют, — добавил Тимур.
— Ну почему же, — возразил Петров. — Они неплохо разбираются в местных делах. Представляете, как мы могли попасть, заглянув в Конгресс[10]? С нашими-то сведениями?
В купе установилось напряженное молчание. Между тем поезд, пройдя по мосту, пересек остров Солсетт. Миновав станцию Кальян, он оставил вправо железнодорожную ветку, которая через Кандаллах и Пуну ведет на юго-восток Индии, и вскоре достиг станции Пауэлл. Миновав этот пункт, он углубился в район сильно разветвленного горного хребта Западных Гхат. Из окон были видны поросшие густым лесом вершины гор. Проскочив горы, поезд вырвался на равнину. До самого горизонта раскинулись громадные пространства джунглей, в которых еще водились слоны, которые задумчивым взором провожали бешено мчавшийся состав. Управляемый английским машинистом паровоз, в топках которого пылал английский уголь, извергал облака дыма на лежавшие по обеим сторонам дороги плантации кофе, хлопка, мускатного ореха, гвоздичного дерева и красного перца.
А в купе трое русских разведчиков подводили итоги первой миссии в этой далекой южной стране. Впереди их ждала Калькутта и скорое расставание. А потом — внедрение и опасная, изматывающая, незаметная для чужих глаз работа.
Британская империя. Лондон, клуб «White’s». Январь 1908 г.
Сегодня джентльменов, собравшихся в комнате для конфиденциальных разговоров было уже не трое, а пятеро. Причем двое из них были моложе остальных и, похоже готовились заменить почтенных членов этого клуба в нелегком деле определения целей и направлений пути для Британской империи.
— … Да, джентльмены, тенденции происходящего меня настораживают. Я считаю, что против нас ведут настоящую тайную войну. И ведут ее, скорее всего, русские, — сказал самый старый из собеседников, обычно упоминаемый как «Второй».
— Мне кажется, у вас, уж извините меня за прямоту, какое-то нездоровое отношение к русским. Да, они наши соперники, я бы даже сказал, противники, но вести тайные действия… русские… не верю, — самый молодой из пожилых, «Третий», картинно развел руками. — Я скорее поверю, что против нас играет часть кузенов. Русские, при всем их византинизме, в тайных делах ведут себя как медведи на пасеке. К тому же их царю сейчас не до того — у него бурный роман с одной из бывших фрейлин покойной жены. А вот наши заокеанские родственники…
— У меня за океаном родственников нет. Тем более таких, — отрезал «Второй», — Зато упомянутый вами византинизм как раз и делает кандидатуру русских наиболее возможной из всех наших соперников. И этот роман не помешал русским уничтожить больше дюжины эсеров, причем не только у себя дома, но и в европе. Чего они никогда раньше не делали…
— Только они свою причастность правдоподобно отрицают. Так что это…
— Джентльмены, я не понял, неужели все так серьезно? — вступил в разговор «Первый». И пояснил, заметив удивленные взгляды собеседников: — Последнее время я был занят реорганизацией в военном ведомстве и разведке и потому не следил за внутренними новостями.
— Попробую объяснить, — ответил «Второй». — За текущее время резко увеличилась активность Объединенной Ирландской Лиги, в руководстве которой появился некий Томас Джеймс Кларк. Он выступает как представитель созданной в Америке ирландской националистической организации «Клан-на-Гаэль» и предлагает, по некоторым сведениям, не только требование Гомруля[11], но и тайное создание вооруженной организации, готовой к борьбе за независимость. Причем в руководстве Лиги у него появляется все больше и больше сторонников.
— Так арестуйте его и дело с концом, — заметил «Третий».
— Доказательств, достаточных для ареста — нет.
— Найдите, кто его финансирует и лишите его денежной поддержки. Создайте, в конце концов, улики, — предложил «Первый». — Неужели это так трудно?
— Есть определенные трудности, — признался «Второй» — Но мы работаем над этим. Но дело не только в Ирландии. В Индии, кроме вполне лояльного нам Индийского Национального Конгресса, появились три новые организации — Всеиндийская мусульманская лига, Бенгальская национальная лига и Педжабский союз. Последний действует в подполье и о нем известно меньше всего.
— А вам не кажется, джентльмены, что иностранное вмешательство тут не при чем? — усмехнулся «Первый». — Просто граф Минто и министр Морли слишком увлеклись своей политикой реформ, которые якобы должны обуздать индийский национализм. Как мы видим — не помогло. Наличие умеренных сил в Индийском конгрессе отнюдь не гарантирует отсутствие крайних националистов. С которыми можно бороться только полицейскими методами.
— Да, мы помним, что вы были против назначения Минто и Морли[12], — заметил «Третий». — Но мы так и не услышали от вас других вариантов. Усиление репрессий — не выход, так можно снова новое сипайское восстание получить. Поэтому предлагаю вопрос об Индии пока отложить и вернуться к нему через год. Все же два года — слишком малый срок, чтобы судить о результатах действующей политики. Меня больше волнует ситуация в Турции. Но для начала я бы хотел послушать об армейских делах, джентльмены. Надеюсь никто не против?
— Турция? Там не о чем беспокоиться, джентльмены, уверяю вас. Султан крепко сидит на троне, а что его армия и флот не слишком сильны, не страшно. Они нужны только для того, чтобы сдержать часть русских сил на время, пока мы и наши союзники будут сражаться, — оптимистично заверил «Первый». — Ну, а об сложившейся обстановке с армией я попрошу рассказать нашего нового коллегу.
— Благодарю за доверие, сэр, джентльмены, — ответил польщенный новичок. — Оценивая ситуацию в целом, без подробностей, могу заметить, что мы можем рассчитывать в первых боях, кроме наших экспедиционных сил, на французов, австрийцев, японцев, турок и, вероятнее всего — бельгийцев. Участие итальянцев, как на нашей, так и на вражеской стороне маловероятно. Русские из своих частей смогут привлечь к первым боям не более чем половину, ввиду медленной мобилизации и отвлечения части сил на Туркестанском направлении, немцы — максимум полевые войска. Таким образом, союзные силы будут иметь как минимум, равенство в силах или даже превосходство на двух направлениях — во Франции и на южном направлении Восточного фронта. Вероятные силы по армиям и направлениям, джентльмены могут посмотреть вот в этой справке, — докладчик достал откуда-то из-под стола тоненькую папку и передал ее сидящему рядом «Первому». Тот небрежно открыл, быстро посмотрел, как человек, уже знакомый с содержанием бумаг, и передал следующему.
— То есть для обороны Метрополии предполагается оставить только территориальные войска? — удивился «Третий».
— Лучшая оборона берегов Британии — ее флот, — пафосно провозгласил «Первый». — И только если он не справится в дело пойдут волонтеры. Напомню также, что часть из них имеет реальный опыт второй англо-бурской войны. Так что у нас, джентльмены, на такой невероятный случай имеется даже не двойная, а тройная страховка…
— А Индия и Персия? — прервал его «Второй».
— Там вполне хватит наших индийских войск. Зона нефтяной концессии будет оккупирована немедленно с началом войны, — ответил за «Первого» его молодой напарник.
— Ну что же, джентльмены. Остается только выпить за успех, — подытожил «Второй».
Британская Империя. Ирландия. Окрестности г. Дублин. Май 1908 г.
Инспектор Кросс, как и большинство участников Особой Группы, считал констебля Лейстрейда, мягко говоря, недалеким человеком. Однако он задержался в группе отнюдь не благодаря хорошему знакомству его семейства с семьей герцогов Йоркских. Нет, никакое высокое покровительство при отборе в столь серьезный отдел полиции не принималось в расчет. Точнее, принималось в минимальной мере. Но в данном случае констебль оставался в группе благодаря своим приобретенном в Ассамской военной полиции навыкам. Так умело развязывать языки «специальными средствами», не оставляющими следов на теле подозреваемого, кроме него не мог никто во всей Королевской Ирландской Полиции. Кроме того, он был силен, смел и неплохо владел револьвером, винтовкой и дробовиком, что не раз подтверждал во время пикников, устраиваемых суперинтендантом. В Ирландии, надо признать, полиция не могла обойтись без оружия, особенно в сельской местности. Тем более, что юрисдикция Особой Группы фактически распространялась куда шире, чем официально признанные границы Дублина.
Именно поэтому сейчас Кросс и Лейстрейд скакали по деревенской дороге, удаляясь от города с каждым мгновением. А потому, что дорога проходила по Ирландии, у обоих под сюртуком и в седельных сумках таились смертоносные сюрпризы для пытающихся их остановить.
— Алекс, — спешить было некуда, кони шли шагом, и Лейстрейд неожиданно разговорился, — ты действительно хочешь отдать ему эти деньги?
— Есть другие предложения? — удивился Кросс. Деньги, которые запросил доносчик были действительно велики, целых шестьсот фунтов. Но и полученные сведения того стоили. Получить данные о встрече осведомителя и Кларка, да еще в доме, где хранится оружие — очень большая удача. Но осведомитель после этого раскроется и вынужден будет уехать подальше от Ирландии. Именно поэтому ему требовалась такая большая сумма. И поэтому ее выплатили.