Тейт оглянулся через плечо и одновременно с Майей увидел кишона: тот стоял с кружкой у стойки и не спеша потягивал эль или что-то ему подобное.
— Он у нас бука. Не любит шума и веселья. К нему такому лучше не приставать. Попробуйте сыра, — предложил Джон Тейт, оторвал кусок от очередного ломтя и окунул в расплавленный сыр, коричневато-желтый, присыпанный поверху чем-то темным. Майя последовала его примеру. Горячий сыр больно обжигал язык, но от аромата получившегося угощения у нее захватило дух. Это было что-то невероятное! Правда, есть приходилось под внимательным взглядом незнакомца, который не сводил глаз с Майи.
— А ей понравилось, — ухмыльнулся Кольер. — Скажите, госпожа моя, неужели и вы так же молчаливы, как ваш спутник у стойки? Как ваше…
— Значит, Проглот увел армию за тридцать лиг, — вмешался Тейт. В глазах Кольера мелькнул гнев. — А вернуться-то вернется? То-то я смотрю, в поместье ни огонька.
Майя была благодарна Джону Тейту за то, что тот не давал Кольеру вовлечь ее в беседу. Пожалуй, она могла бы переброситься с новым знакомцем парой фраз, не выдав при этом себя, но чем меньше он будет о ней знать, тем лучше.
Кольер сжал губы и покачал головой.
— Нет. Он не вернется. Говорю же, я собирался скакать в Аргус, искать тебя. Ты говорил, что не станешь работать на Проглота даже за десять тысяч. А за двадцать пять?
— За двадцать пять марок? — скептически переспросил Тейт.
— За двадцать пять тысяч марок, — уточнил Кольер. — За такие деньги можно купить целую Сотню. Не исключено, что и титул получишь. Королевского шерифа, например.
Охотник извлек из горшочка с сыром кусок хлеба и сунул в рот. Вытер руки, отряхнул крошки с бороды.
— Чем больше он предлагает, тем меньше я ему верю. Я и пяти тысяч не стою. Обойдусь.
Кольер удовлетворенно кивнул.
— Вот и я ему так сказал.
Снова повернувшись к Майе, он заговорщически понизил голос:
— Госпожа моя, а о погоде в горах вам говорить дозволено? Или Тейт опять бросится меня отвлекать?
— В горах сейчас ветрено, — ответила Майя, чуть улыбнувшись: настойчивое внимание собеседника льстило ей, пусть и против воли. Впрочем, она по-прежнему намеревалась говорить с ним как можно меньше.
— Она умеет говорить! — рассмеявшись, захлопал в ладоши Кольер.
— Я этому типу служить не буду, — заявил Тейт, извлекая из горшка с бульоном очередной кусок мяса, и с наслаждением принялся жевать, мыча от боли в обожженном языке. — Сколько бы он ни предложил. Так и передай.
— Тейт твердо намерен жить в бедности, — сообщил Майе Кольер. — Впрочем, я уважаю его за это решение. Знаете, как говорят мастоны: честь не купишь. Честь неоценима, ибо это единственная в мире вещь, которая всегда дороже тех денег, что за нее предлагают. И всего дороже она бывает тогда, когда мы отдаем за нее все, что имеем, — он ухмыльнулся. — Я не мастон, но запомнил.
Майя кивнула, испытующе посмотрела на него, но не произнесла ни слова. На левой щеке, под глазом, у Кольера был почти незаметный маленький шрам. Глаза у королевского слуги были голубые, как само небо. Майе захотелось узнать его поближе, но она подавила в себе это чувство, ибо знала, что вскоре они снова отправятся в путь и больше она этого человека не увидит. Финт Кольер, безродный из Дагомеи. В Коморосе брошенных детей почти не бывало. Если же на пороге аббатства находили младенца, множество семей тотчас наперебой стремились объявить его своим. Майе стало жаль Кольера, но поддаваться влиянию чувств было нельзя. Одно неверное слово, и сказанное ею или Джоном Тейтом мгновенно достигнет слуха короля Дагомеи.
— Так куда Проглот собрался? — спросил Джон Тейт.
Кольер хмыкнул:
— Ты ведь отказался ему служить, а значит, и я ничего не должен тебе говорить о его намерениях. Он созывает солдат со всех Сотен и расставляет стражей на всех горных перевалах. Пути в горах перекрыты. Всякий, кто явится из другого королевства, будет задержан и допрошен. Так-то, друг мой, знаток всего на свете. Не ходи в горы, Тейт. Сиди в долине.
Джон Тейт недовольно скривился.
— А на жизнь я чем буду зарабатывать? Я же проводник!
Ответом ему была лукавая улыбка.
— Я предложил тебе стать шерифом, Тейт. Боюсь, очень скоро ты пожалеешь о своем отказе. Порой честь достается нам дорогой ценой. Ешь вволю, я заплачу хозяину сам. Деньги у тебя теперь не скоро появятся.
Взгляд его посерьезнел.
— Если передумаешь, дай мне знать. Я буду в королевских лагерях. Пароль — «Коморос». Ты сэкономил мне два дня в седле, и я тебе благодарен. Как поживает деревня-тезка твоего пса? Дрожит на ветру? — он с преувеличенным вниманием повернулся к Майе.
— Чего? — переспросил Джон Тейт, мрачнея с каждым его словом.
— Деревня, говорю. Как дела в Аргусе? Сколько там сейчас людей?
Майя сжалась. Перед глазами у нее проплыли события той ночи: молнии, дохту-мондарцы, судьба, ожидавшая сельчан. Теплый сыр во рту стал горьким на вкус.
— Как всегда, — сердито рыкнул охотник.
— Мне показалось, что с гор тянуло дымом. Там был пожар?
Сердце Майи стиснул страх. Уж не играет ли с ними Кольер? Королевский слуга был человек проницательный. Он позвал их к столу не сразу — сначала присмотрелся, понаблюдал за ними. Он заметил, что кишон не желает принимать участие в беседе. Что если Кольер — тоже охотник?
— А, это. Молния ночью ударила. Буря была страшная.
— Вероятно, она пришла с проклятых земель, — заметил Кольер. — Оттуда все время лезет всякая пакость. И дохту-мондарцы в последнее время что-то ищут. Ты не в курсе, что именно?
Джон Тейт пожал плечами.
— На этих я тоже не работаю, — твердо сказал он. — От них каждый год кто-нибудь заявляется в Аргус, а потом уходит в горы. Ни один еще не вернулся.
Кольер нахмурился и подхватил с подноса горбушку.
— Я не доверяю дохту-мондарцам, — просто сказал он, стараясь говорить тише. — Возможно, король Браннон был прав, когда изгнал их из Комороса.
Майя принялась старательно жевать мясо, молясь, чтобы лицо не выдало ее. Она знала, что Кольер наблюдает за ней очень внимательно. Взяв кусок хлеба, она окунула его в душистый сыр, хотя голода больше не чувствовала.
— Ну, — легко сказал Кольер, вставая, — пусть у них тут и лучшая еда во всем Рок-Адаморе, про комнаты того же самого сказать не могу. Если вас тут не устроят, приходите в таверну Вексина, это выше по горе. Я сегодня ночую там.
Что, в особняк уже не пускают? — поинтересовался Джон Тейт. — Стойла там ого-го, ты мне показывал.
В особняк пускают лишь тогда, когда приезжает король. Даже мы, его смиренные слуги, живем ниже. Приятно было повидаться, Тейт.
— Бывай, Кольер. А вот Проглота твоего я теперь еще больше не люблю. Оставил меня без работы, мерзавец.
— Ты, Тейт, как кошка — всегда падаешь на ноги. С кошельком своим разбирайся сам, а от меня прими совет: не ходи в горы. Если попадешься, я вряд ли смогу тебя вытащить.
Кольер снова поглядел на Майю, и выражение его лица смягчилось.
— Приятно было познакомиться, моя госпожа. Жаль только, что вы так и не назвали своего имени.
— Благодарю вас за гостеприимство, — вежливо кивнула Майя, но ее имя так и осталось непроизнесенным.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Бегство
Тихий стук в дверь нарушил раздумья Майи. Сидя у открытого стрельчатого окна таверны, девушка глядела в ночное небо и любовалась дрожащими огнями городских светильников и факелов. Таверна была окружена деревьями, стоящими так близко, что ветки их почти касались стен. Майя сидела, опершись локтем о подоконник и подперев ладонью подбородок, и думала.
Стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Только тут Майя обнаружила, что поглаживает висящий поверх платья кистрель. Девушка быстро сунула амулет под одежду и поправила платье так, чтобы не видно было ползущих к горлу темных завитков на коже. Винного цвета платье, полученное от Джона Тейта, было теплым и удобным. Истрепанный наряд служанки Майя сняла и выстирала в тепловатой воде, предварительно искупавшись в ней сама. Волосы до сих пор еще не просохли, но так приятно было ощутить себя чистой.
Она встала, подошла к двери и подняла засов. Кишон на мгновение уставился на нее, приподняв бровь и словно не узнавая. Следом вошел Джон Тейт, а за ним — Аргус. Могучий пес шумно обнюхал Майю; она опустилась на одно колено и потрепала собаку по голове.
Джон Тейт закрыл дверь и надежно приладил засов. Для такой компании комната была слишком мала, однако охотник сказал, что они с Аргусом переночуют в общей спальне. А кишон будет охранять сон Майи.
— Вас и не узнать, клянусь Чишу, — заявил Джон Тейт и почесал шею. — Я вам тут принес мазь от синяков и царапин. Берите, полегчает.
— Спасибо, — ответила Майя, подошла к окну, заперла его и оперлась на подоконник. — И спасибо за ванну. Давно об этом мечтала.
Джон бросил взгляд на край ванны, где висело мокрое платье.
— А, постирушку устроили. На ночь повесьте над жаровней, чтоб просохло. В горах лишняя одежда не помешает. Чем больше на себя наденешь, тем лучше. Я встану пораньше, соберу все, что нужно для перехода, и отправимся. До королевской армии лиг тридцать, но лучше б ей быть еще подальше.
— А насчет сказанного Кольером есть идеи? — спросила Майя, обращаясь к Тейту, но захватила взглядом и кишона, поскольку хотела услышать и его мнение.
— Да я не знаю, бояться мне или уже поздно, — ответил охотник, фыркнул и пожал плечами. — Горы-то вон какие большие, госпожа моя. Да и троп в них хватает, королю все не упомнить. Правда, на иные соваться без нужды не след. Я уж вашему другу говорил…
— Он знает тропу в Мон, которую не стерегут, — перебил кишон. — Но там водятся серые твари.
— Госпожа моя, серые твари — это похуже, чем медведь. В Прай-Ри их называют страхогорищами. Они жрут и разум, и плоть. Чтобы не поймали, выходить придется на рассвете и идти весь день. А вот если в сумерки нагонят по ту сторону, тогда плохо дело. Эти твари быстрые.
— Мы знаем, — сказала Майя, и сердце у нее дрогнуло от одного воспоминания.
Джон Тейт уставился на нее с открытым ртом.
— Мы с такими уже встречались, — сказала Майя. — Но другого пути мимо караулов у нас нет. Пойдем мимо тварей.
— Леди Майя, — Джон Тейт сделал шаг вперед и уставился на нее серьезным взглядом. — Я повидал все зверье и тварье, что только есть в лесу. Я не испугаюсь ни бури, ни тени, ни медведя-шатуна. Но страхогорищ я боюсь и вас от них защитить не смогу. И он не сможет.
— Значит, как ты и сказал, выйдем на рассвете и пройдем перевал до сумерек.
— Это будет нелегко, моя госпожа.
— Ничего, я привыкла. Значит, решено. Главное — обойти дагомейскую армию.
На губах Джона Тейта заиграла широкая улыбка.
— Ясное дело. Только я всегда рассчитываю на самое худшее. Хуже всего страхогорища, понятно, но там и прочего хватает. В наших горах буря налетает в один миг. Солнышко греет, тепло, глазом моргнуть не успеешь — из-за перевала туча выскакивает, снег валит. Ветер еще, сильный. На этой тропе никогда не знаешь, чего ждать. И если мы будем мешкать…
— Придется рискнуть, — решительно нахмурившись, отрезала Майя, убрала за ухо влажную прядь и сложила руки на груди.
Джон Тейт задумчиво нахмурился:
— Если ночь застанет нас в горах, эти твари подкрадутся и растерзают нас. Есть ведь и другие тропы, где мало кто ходит, — пойдем по ним. Правда, придется прорубаться сквозь стражу, но уж лучше стража, чем страхогорища.
Майя бросила взгляд на кишона. Тот смотрел мрачно, но в ответ кивнул. Странным образом Майя поняла, о чем он думает.
— Страхогорища нам не страшны, — сказала Майя. — Я их прогоню.
Джон Тейт вздохнул.
— Лишний риск, как по мне. Ну да я всего только проводник. Воля ваша.
— Спасибо. Возможно, нам и вовсе не придется прибегать к магии. Пройдем перевал при свете дня, и все. Утром выступаем.
— Понял. Идем, Аргус, — Джон хлопнул себя по бедру, и пес, лежавший у ног Майи, поднялся и потрусил вслед за хозяином.
Они вышли. Какое-то время Майя прислушивалась к тяжелой поступи охотника — вот он идет по коридору, вот его башмаки застучали по ступеням. Когда звук его шагов перестал быть слышен, она сложила руки на груди и устремила взгляд на кишона.
— Не трожь его, даже когда все будет позади, — сказала Майя.
Мимолетная улыбка прорезала лицо убийцы.
— Я так и знал, что вы это скажете, — проворчал он и покачал головой. — Вы слишком легко верите людям.
Майя прямо посмотрела ему в глаза.
— Ничего подобного. Я не верю, что ты меня послушаешь, если только не дашь клятву. Поклянись, что не тронешь Джона Тейта.
— Не поклянусь, — отрезал кишон, гневно сверкнув глазами. — А начну с пса. Он опасней хозяина.
Майя заскрежетала зубами.
— Он же нам помог!
— Я с этим не спорю. Но он знает, кто вы такая. Он знает гораздо больше, чем говорит.
— Не трожь его, кишон, — предостерегла Майя.
Кишон сделал шаг вперед. Лицо его затвердело.
— Я сделаю то, что будет лучше для вас, моя госпожа. Что бы вы там себе ни думали. — Он холодно сузил глаза. — Раз уж речь зашла об угрозах и предупреждениях, я тоже кое-что вам скажу. Не говорите ему обо мне. Он сам выбрал свою судьбу. Как и я, когда согласился сопровождать вас. А теперь спите, покуда есть кровать. Завтра спать придется на голой земле.
Майю разрывало на части от гнева, но она решила не спорить. Она и без того знала, что кишон не бросит службу, как ни уговаривай. Его нанял отец, и Майя подозревала, что по доброй воле убийца ее не оставит. А значит, надо как-то помочь Джону Тейту избежать его кинжала. Майя упрямо мотнула головой и легла в постель. Кровать была под стать комнате, короткая и узкая, но Майя не спала по-человечески уже две недели, с того самого дня, как судно отплыло от Комороса. Настоящая кровать — какая роскошь! Девушка отвернулась от кишона и стала смотреть, как за окном пляшут на ветру ветви деревьев. Она думала о своем народе, который был уничтожен невидимой силой — Бесчисленными. Король Дагомеи заглатывал страны послабее и явно готовился напасть на страну Майиного отца. Защитник Майи готов убить всякого, кто хоть чем-то мог ей помочь. В довершение всего за ней охотились дохту-мондарцы.
Сон все не шел. В голове вертелись тысячи вещей, над которыми у нее не было власти. Разум кипел. Чтобы успокоиться, Майя стала вспоминать слова из книги, которую показывал ей канцлер Валравен.
«Ибо никто не может обмануть человека вернее, чем он сам. Отчего во снах наш глаз видит лучше, нежели воображение наяву? Как царство разделенное не устоит, так и разум, разрываемый многими науками, приходит в замешательство и иссушается. Как день, проведенный в трудах праведных, несет с собой крепкий сон, так и жизнь, проведенная в трудах праведных, несет счастливую смерть».
От последних слов по спине пробежал холодок. Майя вспомнила, как они с кишоном высадились на проклятые берега. «Здесь вы останетесь навеки. Здесь родилась сама смерть».
Почему в этой темной комнате ей показалось, что она посмотрела смерти в лицо? Почему чудилось, что смерть идет за ней по пятам? Они все умрут, внезапно поняла Майя. Даже кишон. Умрут из-за нее.