— И пусть для вас праздник уже закончился, для меня он сегодня еще продолжится. — Рейкерд довольно улыбнулся, словно котяра, нанюхавшийся валерианы. Выдержал паузу и, обведя взглядом собравшихся, заявил с видом победителя: — По закону и согласно традиции нашего с вами славного государства я имею право потребовать для себя любую из наин любого из участников для совершения ночи аморалии. Надеюсь, моя любовь, моя королева, — король взял руку Трияны и коснулся ее губами, — простит мне эту маленькую слабость.
Ее величество благосклонно кивнула, даже улыбнулась, прощая и разрешая маленькую слабость дорогому супругу, а я снова обратилась к своей энциклопедии по миру кошмаров — леди Ротьер:
— Одель, что еще за аморальная ночь?
— Не аморальная, а аморалии, — снисходительно поправила меня наина и шепотом проговорила: — Ночь страсти, которую его величество сегодня подарит одной из участниц. Сейчас он назовет имя счастливицы.
Счастливицы? Какое-то сомнительное счастье. И подарок, как по мне, так себе.
— Это единственный раз, когда король может изменить своей супруге — на закате своего правления, — продолжала шептать Одель.
Вот ведь странный мир и странные пенсионные бонусы.
Я повернула голову, почувствовав на себе взгляд Мэдока. А в следующее мгновение вздрогнула, услышав королевский приказ:
— Я выбираю леди Филиппу Адельвейн, наину герцога де Горта! Проводите ее в мои покои!
Мне все-таки повезло дождаться пара, повалившего из ушей хальдага. А вот изрыгал ли он пламя — этого я уже не узнала. Словно из ниоткуда появились стражники, подхватили меня под руки, как какую-нибудь преступницу, и повели к выходу. Мимо людей, чьи лица смазались и расплывались, сквозь туман, расползшийся по залу. Туман страха и удивления.
Я никак не могла поверить, что все это происходит на самом деле.
ГЛАВА 13
Стоило дверям королевского общепита закрыться за нашими спинами, как я пришла в чувство. Голова перестала кружиться, и ноги больше не заплетались. Мыслительный процесс активизировался, и я про себя возопила: ну почему я?! А главное, за что?!
Кому я в этом мире так не угодила, что он пытается подложить меня под каждого второго козла? Ну то есть герцога, короля… А я ведь просто хотела развестись. Зажить в приятном одиночестве, может, кошку завести и пару любовников. Ладно, и одного бы хватило. Какого-нибудь интересного холостого мужчину. Которого я выбрала бы сама! Того, кому не пора на кладбище и с которого не сдувают пылинки невесты-нимфоманки.
А здесь эти заразы, хальдаги, только и делают, что выбирают меня.
В общем, беда. Катастрофа, трагедия, глобальная проблема. И как ее решать, я, если честно, не представляла.
Стражники бодро промаршировали к лестнице, увлекая меня за собой чуть ли не волоком. И наверх вместе со мной они не поднялись, а фактически меня пронесли и дальше тоже по бесконечно длинной анфиладе, чтобы оставить за дверями королевской спальни.
То, что это спальня, я поняла сразу же по наличию в ней огромной, ну просто гигантской кровати. Та обнаружилась в глубоком алькове, подсвеченном золотистой лепниной, разбегающейся по стене ажурным узором. Тяжелый красный балдахин был подобран, открывая стеганное золотыми нитками покрывало, на котором белела ночная рубашка. Явно женская, судя по обилию кружева, глубокому, ну прямо-таки глубочайшему вырезу и провокационному разрезу чуть ли не на всю длину сорочки. Сложно представить в таком прикиде Рейкерда. И себя, если честно, тоже. Сложно и что-то совсем не хочется.
Разве можно выдавать такую порнографическую шмотку девушке, едва выпустившейся из религиозного учреждения? И что это за ужасная традиция?! Прямо право первой ночи какое-то.
Варвары средневековые.
Занятая изучением ночной сорочки и мысленным ворчанием, я не заметила появления двух служанок.
— Леди, нам было велено помочь вам переодеться.
— Может, не надо? — Я сдавленно застонала.
— Это приказ короля, — ответила та, что стояла справа от меня.
Та, что слева, тем временем решительно двинулась на меня, явно собираясь раздеть донага.
Проклятье! И где де Горта черти носят?! Неужели вот так просто отдаст его величеству на временное пользование свою наину? Он ведь деньги за меня заплатил, и вроде как немаленькие. А самое главное, он так и не успел снять сливки, другими словами, лишить свою пятую невесту невинности. И пусть пятую невесту и без него ее уже давно лишили, но герцогу ведь это еще только предстояло выяснить.
Конечно, если сегодня все случится, я смогу смело сказать его всемогуществу, что моим первым мужчиной стал его величество. А величеству скажу про всемогущество, и на одну проблему в моей нелегкой жизни станет меньше.
Вот только что-то мне совсем не хочется решать ее столь радикальным способом.
— Какие масла предпочитает леди? Лахарийская роза или нефретовый жасмин? — Одна из девушек поднесла мне два стеклянных флакончика, явно предлагая их понюхать.
Другая тем временем ослабляла шнуровку на платье, ловко и быстро. Даже слишком быстро…
Так и подмывало сказать, что я не желаю ни нефретового жасмина, ни нефритового жезла, но вместо этого, взяв себя в руки, сдержанно спросила:
— Масла? Зачем?
— Нанесенные на определенные участки тела, они усиливают возбуждение, — потупившись, объяснила служанка.
Боже упаси! Еще не хватало что-то там ему усиливать!
— У меня аллергия на резкие запахи. — Я категорично покачала головой.
— Но его величество…
— Думаете, его величеству понравится, если я буду всю ночь чихать и смотреть на него покрасневшими глазами?
К счастью, с маслами от меня отстали, а вот раздевать не перестали.
Бегло осмотрела спальню. Канделябры имеются, как и подсвечники, — выбирай не хочу. Вот только, боюсь, с королем номер с канделябром не пройдет. Это де Горту для участия в охоте нужна живая и невредимая наина. А его величеству участвовать нигде не надо, разве что в собственных похоронах. Но для этого ему чужая наина без надобности.
Боюсь, за членовредительство величеству меня по головке не погладят. Скорее всего, отрубят ее к чертям собачьим. А значит, Лиза, никаких сегодня канделябров.
Облачившись в сорочку, почувствовала, как по телу пробегает дрожь. Прохладный шелк неприятно льнул к коже, подчеркивая все, что можно подчеркнуть, и совсем не скрывая то, что обязывали скрывать самые очевидные правила приличия.
— Присаживайтесь к огню, леди Адельвейн. Его величество скоро подойдет.
Служанки попрощались со мной, присев в реверансе, и удалились из спальни так же бесшумно, как и появились. Я последовала их совету, опустилась в кресло возле камина и стала ломать голову, пытаясь придумать, как избежать аморальной ночи.
Может, у его величества ничего не получится, раз уж попросил обмазать меня возбуждающим маслом? Хотя с виду Рейкерд казался о-го-го мужиком, и если магия подпитывает его тело, то по идее должна подпитывать все тело, каждую его… хм, конечность. А значит, все у него получится. И не факт, что один только раз.
Хотела бы я знать, где в это время будет прохлаждаться мой жених. Неужели и в самом деле домой отправится набираться сил перед первым испытанием? Со стороны де Горта это будет как-то не очень. Не по-мужски, что ли. Нет, я понимаю, у них традиции и все такое… Но он же обещал обо мне заботиться и вот где его забота?!
Может, позвать Морса? Но, во-первых, он сейчас блокируется, а во-вторых, чем он мне тут поможет? Облает ее величество? Да из него тут же чучело сделают. И не останется у Мэдока лучшей половины, а у меня — единственного в этом мире друга. Нет, вейра подставлять не будем.
Не успела я так подумать, как дверь приоткрылась и за спиной раздались шаги уверенного в себе и в том, чего (или кого) он хочет, мужчины.
Я обернулась, нервно вскочила на ноги, обхватила себя руками, чтобы хоть как-то спрятаться от жадного взгляда монарха.
На лице короля появилась хищная усмешка.
— Ну что ж, леди Адельвейн, предлагаю начать немедля, — сказал он и, на ходу снимая нарядный камзол, направился ко мне.
За несколько часов до этого
Каменный дворец встречал блеском и россыпями огней, освещавших каждый мельчайший лепной узор на по толке и стенах, каждый завиток на золоченых рамах картин и зеркал, каждую статую и каждый фарфоровый горшок.
«Вазу конечно же», — мысленно поправил себя герцог де Горт и нахмурился еще сильнее.
Рейкерд и его королева привыкли жить на широкую ногу и не привыкли отказывать себе ни в чем. Но в последние годы, видимо предчувствуя, что время их правления уже на исходе, их расточительство приняло поистине ужасающие масштабы. Они будто с цепи сорвались и бездумно опустошали королевскую казну.
К счастью, не так давно стало известно, что его величество слабеет. Это подтвердили придворные маги и лекари, принял совет хальдагов. Магия Рейкерда не слушалась его, как прежде, а значит, Харрасу был нужен новый правитель. Молодой и сильный Истинный, полный стремления и желания служить своему королевству. Начались приготовления к Беспощадной охоте — традиционным состязаниям между хальдагами, целью которых было выявить самого достойного преемника нынешнего монарха.
И вот участники грядущей охоты собрались в стенах Каменного дворца. Герцог знал каждого из соперников, знал, что можно ожидать от того или иного Стального лорда, но он понятия не имел, каковыми на этот раз окажутся этапы охоты.
Что же приготовил для них изощренный ум правителя и совет хальдагов, в обязанности которых входило следить за борьбой между магами? Самые беспристрастные, самые благородные лорды Харраса были призваны, чтобы наблюдать, оценивать, награждать или обличать. Но даже среди них, Мэдок был в этом уверен, найдутся продажные. Те, которых удастся подкупить, переманить, заручиться их поддержкой.
У него таких «друзей» не было. Да и не желал он легкой, незаслуженной победы. Он хотел честно бороться за право взойти на Каменный трон, чтобы… Чтобы заняться исправлением ошибок, которые за последние два века совершили Рейкерд и его отец. Понадобится не одно десятилетие, чтобы Харрас стал другим, таким, каким его знали прежние герцоги де Горты. Его всемогущество мечтал увидеть расцвет этих земель и понимал, что следующие несколько недель станут самыми важными в его жизни.
Наины хальдага с восторгом оглядывали каждый зал, но которым они проходили. Глаза девушек сияли, их лица светились улыбками, и, глядя на них, де Горт сам невольно улыбался. Паулина бывала во дворце и раньше, Марлен тоже, кажется, уже представляли ко двору, а вот остальные воспитывались за стенами родовых поместий и замков и сейчас искренне восторгались красотами Каменного дворца.
Филиппа… Ей здесь тоже понравилось, и у нее тоже блестели глаза. Такие чистые, ясные, почти прозрачные. Небесная голубизна. Сегодня, несколькими часами ранее, в ее глазах стояли слезы из-за того, что он сорвался. Мэдок понимал, девушку следовало наказать — сиротка забылась и позволила себе лишнего. Много лишнего. Но видеть ее такой, обиженной, подавленной, почти что его презирающей… это было… неприятно.
Даже сейчас, спустя время, он не мог себе объяснить, почему испытывает такие противоречивые эмоции, которые обычно были ему несвойственны. Злость и раздражение на наину. И вместе с тем желание обладать ею. А еще раскаяние, почти вину. Другой на его месте не стал бы церемониться с бунтаркой, придумал бы, как ее усмирить. Не охранной меткой на мягком месте, а чем-то более действенным и соответствующим ее вызывающему поведению. Его всемогущество нисколько не сомневался: он поступил правильно и, наверное, даже слишком мягко. Но это не отменяло всех тех чувств, что вызывала в нем дочь мятежника-хальдага и иномирянки.
Жаль, прошлой ночью все сорвалось. Целовать и ласкать эту малышку оказалось даже приятнее, чем он мог себе представить. Если бы не непонятный концерт вейра, все бы продолжилось и закончилось его победой: Филиппа уже готова была сдаться и подарить ему свою невинность. За которую он, между прочим, заплатил немалые деньги ее алчной родне.
Но выходка Морока все испортила.
Пришлось битый час успокаивать Паулину, поить ее сонными травами и сидеть рядом, пока насмерть перепуганная леди наконец не уснула. Выйдя из ее спальни, герцог подумывал вернуться к сиротке, но потом решил, что для первой ночи достаточно уроков.
Этой ночью, сразу после бала, они продолжат.
В тронном зале общение со знатью продолжилось. Поклоны, сдержанные улыбки, которые приходилось выдавливать из себя чуть ли не силой, бессмысленные разговоры. Рейкерд окружил себя лицемерами и ядовитыми тварями, и Мэдоку не терпелось разворошить это осиное гнездо.
Взгляд хальдага скользнул по каменному трону, к которому вели, опоясывая его, три широкие ступени. На какое-то мгновение перед внутренним взором промелькнула сиротка, восседающая на троне подле него, но Мэдок тут же отогнал от себя эту абсурдную картину. Чтобы дочь мятежника и чудовища правила Харрасом… Это ли не попрание древних традиций и основополагающих законов хальдагов, которые он глубоко чтил и которым неукоснительно следовал? Ее не возьмешь даже в асави с таким-то воспитанием и бунтарскими замашками.
Несомненно, в нарядном платье леди Адельвейн выглядела очаровательно, и ею было приятно любоваться (хотя без платья сиротка выглядела еще лучше), но какая из нее придворная дама? Да она даже станцевать наверняка не в состоянии, чтобы не оттоптать ноги своему партнеру, не наступить на шлейф танцующей рядом дамы или не запутаться в собственных юбках. Вон как напряжена: прямая спина, нервно закушенная губа, взгляд лихорадочно скользит по приглашенным. Волнуется, переживает и явно боится оконфузиться.
Следовало выяснить заранее, чему их там, в обители, все-таки учили, но придворные развлечения были последним, о чем думал Мэдок. Когда объявили первый танец, он пригласил Винсенсию, краем глаза заметив, как Филиппа облегченно выдохнула.
Решив не позорить ни ее, ни себя, не стал дергать сиротку и второй танец подарил леди Ротьер. Паулина, Марлен и снова Винсенсия… Мэдок терпеть не мог придворные забавы и каждое движение, каждое танцевальное па выполнял механически, считая часы, минуты и секунды до окончания бала.
Все его мысли были заняты первым испытанием, ну и немного, лишь самую малость, Филиппой. Та, вместо того чтобы расслабиться и наслаждаться праздником, теперь недовольно поджимала губы и стискивала бокал с такой силой, что даже удивительно, как тонкий хрусталь не треснул.
Короткий перерыв и снова танец, на который герцог пригласил невесту, что стояла рядом. Взял Паулину за руку, чтобы отвести ее в центр зала, отчаянно уповая, что на этом пляски закончатся и они наконец смогут убраться из душного зала.
Но отвести первую наину де Горт никуда не успел. С трона неожиданно поднялся король, сбежал по ступеням и ринулся к его пятой невесте. Первым порывом хальдага было схватить Рейкерда за шкирку и оттащить его от Филиппы. Вторым — врезать ему с такой силой, чтобы остался в отключке как минимум до следующей ночи. Все остальные порывы могли привести к похоронам его величества и казни самого де Горта.
Пришлось отказать себе в этом удовольствии.
Сам не понял, как сдержался, позволил увести свою наину и следующие несколько минут был вынужден наблюдать за тем, как Филиппа кружится в танце с коронованной тварью.
А танцевать она все-таки умела…
Рука короля у нее на талии, пальцы, неторопливо поглаживающие ее запястье… Разумом Мэдок понимал, что это жалкая провокация, попытка вывести его из себя, и ему не следует придавать значения выходке старика. Но с каждой секундной, с каждой новой застенчивой улыбкой, которую дарила его величеству Филиппа, он все больше выходил из себя. Когда музыканты перестали играть, де Горту потребовалась вся его выдержка, чтобы не схватить невесту в охапку, не закинуть себе на плечо, как сделал это несколькими часами ранее, и не увести ее куда-нибудь подальше. Спрятать за стенами своего дома. Если понадобится, посадить на цепь — ее же была идея.