Второй, такой же молодой и черногривый, повалил наземь мужчину в сюртуке, но тот отбивается дулом ружья, всё не находя возможности выстрелить.
Чуть поодаль две молодые женщины – вцепились друг в дружку, визжат…
– Г-дах!
– Г-дах!
Выстрелы наши прозвучали едва ли не слитно, и оба – попали! Мой лев получил пулю в голову, и затих без единого движения, чудом не придавив отбивавшегося от него провизора.
Санькин конвульсивно дёрнулся несколько раз, и брат для верности всадил в него ещё одну пулю. Лошадь, заржав, высвободилась-таки из объятий царя зверей, и встала, дрожа всем телом на подгибающихся ногах.
… - как хорошо! – подшагнули сестрички милосердные, да вцепились с двух сторон – не оторвать! Да пережитое своё, с двух сторон – в уши! Отрывисто, бестолково, с подвизгиваньями бабьими, самыми што ни на есть простолюдинскими.
Кряхтя, провизор начал вставать, и сразу – сестрички милосердные, а не бабьё! Вспомнили, кто они есть, засуетились – одна его проверяет, другая к гвардейцу придавленному метнулась.
Несколько минут всего, и раненные обихожены. Карл Августович ободран весь и ушиблен, но ничего серьёзного – похоже, што лев его не схватил, как хотелось, а толкнул. Мало приятного, когда тушка этакая влетает, но – жив! Всё больше спине досталось от паденья да ёзранья, да пардон – ягодицам.
А вот гвардионец всерьёз пострадал – нога как минимумсломана, если даже не размозжена. И рёбра, это к гадалке не ходи!
– Я в Преторию, – понял мой взгляд Санька, взмётываясь на лошадь, и только пыль да частый топот копыт.
Как смог, обиходил лошадей, успокаивая и оглаживая. Сестрички с Соболевым сидят – тот, как опасность миновала, стал то и дело в беспамятство проваливаться.
– Воды ему побольше, – советую им, – он пропотел сильно, и потеть продолжает – кровь сейчас сгущённая, сердцу гонять тяжело.
– Логично, – согласилась Амалия Фридриховна, переглянувшись с подругой.
– Вам тоже, Карл Августович, – тот только кивнул, поморщившись болезненно, и приложился к фляге.
– Выражаю вам саму глубокую благодарность, – вяло сказал он, – если бы не вы…
– Принимаю за себя и за брата, – подняв руку, остановил поток славословия от женщин, – не надо лишних слов! Сейчас у вас шоковое состояние, и не стоит утомлять себя ни лишними словами, не тем паче движениями.
Кивок, и провизор снова прикладывается к фляге. Воцарилось молчаливое, болезное ожидание, усугублённое жарой и привлечёнными запахами крови насекомыми. Дамы уселись на покрывало, расстеленное на сухой траве, подле то ли заснувшего, то ли потерявшего сознание гвардейца. Шепчутся тихохонько, да то пот на лбу без нужды промокают, то ещё што, лишь бы себя занять.
Август Карлович в стороне, и видно, што подавлен, едва ли не винит себя.
– Признаться, я впечатлён, – прерываю молчанье, – вашей борьбой со львом, Август Карлович! Изловчиться так, чтоб этот молодой царь зверей не сумел вас схватить, дорогого стоит. А ваша дальнейшая с ним борьба и подавно. Хотя право слово, вам бы вместо винтовки дубинку сподручней было бы!
– Осечка, – с хмуроватой вежливость отозвался тот, дёрнув щекой, – выстрелить я успел.
– Тем более! – киваю с видом самым энергичным, – Видите, дамы, какие мужчины с вами служат? Один способен отбиваться от льва едва ли не дубинкой, а второй, даже будучи сваленным на землю с размозжённой ногой, помнил о долге, и пытался нашарить винтовку из последних сил!
Потихонечку начали отвечать, ожили, и к моменту, когда подъехали повозки Красного Креста, выглядели, за исключением гренадёрского ефрейтора, вполне браво.
– Благодарю вас, молодые люди, – пожимал нам начальник отряда, Кусков Николай Иванович, – от всей души!
Все приехавшие, а этот никак не меньше половины отряда, сочли своим долгом выразить самую горячую…
… благодарность. Отчего я, откровенно говоря, изрядно утомился.
Административный секретарь из якобы отставных военных, от которого за версту пахло военной разведкой, выразив положенное, лазал по кустам, пока подоспевшие кафры сдирали шкуры.
– Да-с… – сказал себе под нос Потапов, – ситуация… Вы, как люди несколько более сведущие, можете посоветовать что-либо для недопущения подобных ситуаций в дальнейшем?
– Наймите хорошего проводника! – выдали мы в голос.
– Только не бура, – добавляю уже от себя, – При всей моей к ним… разный народец, и не всегда не то штобы приятный, а даже адекватный. Лучше кого из русских или жидов, обретающихся при здешних шахтах. Поспрашивайте, есть очень толковые охотники и проводники, знакомые, што немаловажно, с реалиями не только африканскими, но и российскими.
– Благодарю, – в глазах Алексея Степановича будто арифмометр заработал, подсчитывающий всю пользу такого найма, и прежде всего – связи с укоренившимися в Претории подданными Российской Империи.
– А сами вы, неужели успели стать так быстро настоящими африканерами?
– Не-ет! – засмеялся Санька, сдвигая шляпу на затылок, – Просто курсы ликбеза прошли!
– Простите?
– Ликбез! Ликвидация безграмотности! – пояснил брат, мотнув головой в мою сторону, – Ничево таково, а просто – разъяснили вкратце – как ночевать в вельде, куда не соваться, ну и такое всё. А так, штобы охотниками и проводниками матёрым, до этого далеко!
Распрощавшись, он уехал, догоняя остальных, а мы остались ожидать, пока кафры закончат сдирать шкуру и нарезать части туши для каких-то там африканских… лекарств.
– Куда шкуру денешь? – поинтересовался брат.
– Фире! – отвечаю без раздумий.
– Вот и я… – он заалел ушами, но всё-таки закончил, пусть и заметно тише, – Наде…
[i] В царской армии словесностью называли смесь устава, пропаганды/политинформации и обществознания в самом широком смысле, заучиваемая в самом лубочном, примитивном ключе.
Глава 20
Выскабливая окопной лопаткой сухую, каменистую африканскую почву, Мишка то и дело замирал, вслушиваясь в звуки ночи. Цикады внезапно смолкли, и он затаился, нашаривая карабин… но нет, концерт возобновился с новой силой, и он продолжил свою работу.
Оценив на глазок горку земли, сложенную на циновку, Пономарёнок выполз из получившегося низенького окопчика, и подёргал за верёвку. Циновка медленно поползла к бурским позициям, цепляясь за неровности почвы.
Передых… улёгшись на спину, он уставился в небо, глядя на яркие, и такие непривычные южные звёзды, таинственно мерцающие на бархатном покрывале ночи. Остывшая земля приятно холодит потную спину, но не успел подросток остыть и зазябнуть, как в десятке метров застрекотала негромко ночная птица, а минуту спустя показалось лицо кафра, притянувшего за собой циновочку.
Уставившись на дуло винтовки, кафр заулыбался отчаянно, моментально вспотев. Помогать белому сахибу копать он решительно отказался, опасливо поглядывая на довольно-таки близкие позиции британцев. Даже и такая помощь чужого слуги обошлась Мишке недёшево. Хозяину за аренду имущества ящичек сигар, да самому кафру два фунта трубошного табаку. Хорошо, што Егор оставил специально для таких случаев разменный фонд!
Дальше земля оказалась заметно мягче, да и стенки окопчика замечательно заглушали звуки, так что к утру, решительно выдохнувшись, стерев себе ладони чуть не до мяса и наломав спину, Пономарёнок выскоблил-выкопал таки полноценное укрытие. Полтора метра глубины, уступчик для стрельбы лёжа, и в дальнем конце – глубокая ямка – на случай, если приспичит.
Выползши из укрытия, Мишка старательно замаскировал его, накрыв сверху циновочками, закреплёнными на жердях, и закидал поверх землёй.
Вернувшись ползком на бурские позиции аккурат перед восходом, он долго пил, и всё никак не мог напиться. Припасённой с собой фляги решительно не хватило при такой работе, и подросток сделал пометку – брать с собой в лёжку много воды. Потому как оно хоть и без движения почти, но под солнышком, да в яменной духоте.
Отсыпался он едва ли не сутки, встав только пообедать вместе с коммандо.
– Кто умеет стрелять, тому не надо копать! – подмигнул Мишке бородатый Николас, наворачивая наваристую мясную похлёбку из подстреленной поутру антилопы. Вокруг загоготали, послышались незамысловатые шуточки, в основном непонятные, и как Пономарёнок подозревал – не велика потеря.
Густо пахло мясом, перцем, потными телами и табаком. И пыль, пыль, пыль… и вши. При всей своей симпатии к народу, пытающемуся жить по Завету, старовер считал, што временами они слишком… ветхозаветные. Вплоть до буквального принятия культуры диких семитских племён, кочевавших по пустыне со стадами коз и овец во времена достопамятные.
Мужчины поели, закурив трубки, и Хенни сноровисто собрала тарелки, обменявшись с мужем несколькими фразам на каком-то вовсе уж дремучем диалекте африкаанс. Другие женщины принесли большой медный кофейник, ещё клокочущий с огня, принявшись разливать уже сладкий кофе по подставляемым жестяным кружкам.
– Благодарю, – чуть запоздало опомнился подросток, закрестившись и забормотав молитву, и с трудом сдерживая зевоту. Спа-ать…
Вяло отхлёбывая кофе, он вслушивался в степенные разговоры, в которых причудливо переплелись боевые действия, болезни домашнего скота и большая политика, густо усеянные цитатами из Библии. Своебычно…
Зевнув ещё раз, он потыкал тонкой палочкой свернувшуюся клубком мясистую многоножку, чуть не в полторы ладони длинной, залпом допил оставшийся в кружке кофе, и встал.
– Будить… – он зевнул широко, выворачивая челюсти, – только при атаке англичан!
Под утро, выспавшись и позавтракав, Мишка прихватил несколько сухарей, воду и одеяло, и отправился на позицию. Полз с колотящимся сердцем, опасаясь наткнуться как на патруль британцев, так и на подготовленную засаду.
Подобные сооружения, они как раз в стиле англичан, и даже сама оборона Мафекинга опирается на цепочку фортов с бомбоубежищами, связанными меж собой переходами, часто закрытыми. Буры, они такими хитростями пренебрегают, а по мнению подростка – ленятся. Вся их война, это череда охотницких уловок, перестраиваемых под человека.
Раздвинув циновки, он скользнул в убежище, и выдохнул. Колотящееся бешено сердце никак не думало униматься, но потихонечкууспокоилось. Сделав ещё одну щель посредине, для сквозного воздуха, и выкинув сквозь неё пару многоножек, Мишка расстелил одеяло, и прилёг, оценивая свою позицию в свете восходящего солнца.
Щель для стрельбы широкая, охватывает довольно большой сектор, но низенькая, едва ли в ладонь. У самой щели растёт бурьян, никак не мешающий стрелку, но по идее, мешающий разглядеть его со стороны. Ну и конечно – укрытие вырыто на небольшом, но возвышении, так што обзор пусть и не самый лучший, но вполне себе годящий.
Мишка залёг так, што даже и само дуло винтовки оставалось в окопе, и канешно – лежало на смоченной тряпке. Лежать так оказалось скушно, а ещё – душно. Оставленная щель, даже и вместе с дополнительной, свежего воздуха почти не давали, и он быстро пропотел от вязкой духоты, дыша чаще обычного.
Ага… на британских позициях шевеление… Пономарёнок приник к прицелу, но опомнившись, взялся сперва за бинокль.
– А… – бормотнул он, – мальчишки-вестовые.
Мобилизованные полковником Баден-Пауэллом, они изрядно бестолковы и совершенно по молодости бесстрашны. Впрочем, буры, даже имея возможность подстрелить их, чаще всего не делали этого, не считая подходящей «дичью» и настоящими противниками. Так что вся эта мальчишеская бравада по большей части попусту.
Вялая перестрелка сменялась изредка ожесточённой, потом забахали орудия, обрушивая на город снаряды, а Мишка ждал. Подстрелить абы кого он не хотел, потому как… ну а зачем?!
Захотел бы, так и вместе с коммнадо на позициях… пусть больше пришлось бы потратить патронов, чем этим степнякам, но…
Мысли по жаре и духоте вялые, и подросток сам себя запутал аргументами.
Ближе к полудню появился кто-то из старших офицеров Мафекинга, сопровождаемый свитой. Находясь в полной недосягаемости для буров, он принялся то ли инспектировать што-то, разглядывая заодно бурские позиции, то ли просто приободрять бойцов своей персоной на почти передовой.
С бурских позиций началась стрельба – несмотря на все разговоры «один выстрел – один англичанин», азартного народа среди африканеров хватает. А такая «добыча», как один из старших офицеров, стоит куда как больше нескольких патронов!
Среди резких щелчков современных винтовок, доносились иногда гулкие хлопки стародавних голландских «Роёров», которые таскали с собой как самые упёртые, отрицающие любые новинки, так и отборные стрелки, делающие ставку на чудовищный калибр и длину ствола. Азарт!
«– Вот оно, – забухало в голове Мишки, – вот…»
Плеснув из баклаги перед дулом винтовки, он несколько раз вдохнул глубоко и приник щекой к прикладу, слившись воедино со своим «Маузером». Пла-авно на спусковой крючок…
Упал один из свитских, а старший офицер – считая, по-видимому, его смерть случайной удачей буров, выпрямился и встал в картинную позицию, бравируя свой храбростью.
Выстрел…
Офицер, всплеснув руками, упал, и Мишка готов был поклясться, што видел кровавые брызги, разлетавшиеся от головы! Вокруг упавшего забегали, и подросток торопливо выстрелил ещё несколько раз, передёргивая затвор. Одного точно успел, а насчёт второго сомнения брали.
Стрельба началась самая ожесточённая, и несколько минут спустя вспотевший от страха Пономарёнок, увидел атаку от британских позиций. Несколько офицеров с саблями в руках повели солдат, и он явстенно услышал крики атакующих, и кажется даже – раззявленные в криках рты.
Атакующие пробежали чуть в стороне, и Мишка явственно ощутил сотрясающуюся под их ногами землю, вжавшись в дно окопа и молясь. Быстро опомнившись и злясь на себя, он заставил непослушное, ватное тело снова лечь на уступчик, перезарядить винтовку, и ждать…
Бешеная, отчаянная стрельба, и британцы закономерно откатились назад. Буры, даже если и растерялись поначалу, не оплошали.
Хруст! Один из солдат провалился в окопчик, и Пономарёнок едва успел развернуться, и удобная его позиция разом обернулась ловушкой!
К счастью, британец оказался настолько ошеломлённым своим паденьем, што Мишка успел развернуться на спину, и руша остатки циновок, перехватил винтовку.
Выстрел!
Британца откинуло назад, но к окопчику уже спешили его товарищи. Привстав на одно колено, Пономарёнок успел сделать два метких выстрела, как сверху напрыгнули.
Едва успев убрать голову, всё ж таки зацепленную краем подошвы, он оказался придавлен вражеским солдатом, норовящим вцепиться в горло. Подбив руку, Мишка скрутился вправо, выламывая её из сустава и оказываясь уже сверху.
Нож из ножен, и н-на! Пробив шейные позвонки, он не без натуги выдернул клинок, и лицо окрасилось вражеской кровью.
А на него набегал уже следующий! Занесённый приклад… и британец повалился назад, упав от бурской пули.
Подхватив свою, и зачем-то – винтовки убитых врагов, он рванул к своим. Петляя отчаянно, падая то и дело, он в несколько минут добежал до позиций буров.
Прыгнув в траншею, он приземлился в объятия буров, понявших наконец – кто же этот удалец, пристреливший вражеского офицера!
– А?! – орал один из буров восторженно, разевая щербатый рот и хохоча заливисто, – Каково?! Славно, славно!
– Сам поохотился, и на нас дичь вывел! – орал другой, хлопая подростка по плечам.
– … эл… полковник Баден-Пауэлл убит! – прибежал мальчишка лет семи, врезавшись в колени отцу, – Пленных допросили!
– А-а! – от восторженного рёва Мишка едва не оглох, его заобнимали, затискали, захлопали по плечам…
Едва он вывернулся, как набежали буры из «его» коммандо, и всё по новой!
Чуть погодя, когда эйфория стихла, удалось подсчитать потери. Гибель полковника, возглавлявшего оборону Мафекинга, и одного из старших офицеров – капитана Уильямса, разгневала лейтенанта Маклагена, и он поднял солдат в бессмысленную атаку. Почти сто пятьдесят убитых перед бурскими позициями, и подсчёт продолжается! У самих же буров потерь нет, потому как – ну какие потери, если набегающих британцев расстреливали из траншей?!