— Всё ясно. Ну, хотя бы насчёт Фатимы мы можем поговорить?
— Говори, — заинтересованно посмотрел на меня, наконец, отвлекаясь от телевизора.
— Дайте ей хорошую комнату. Та кладовка, где она спит, не предназначена для проживания.
Аслан Шамилевич потёр подбородок, судя по выражению лица, удивился моей просьбе. Я же глазела на него требовательно и нагло. По крайней мере, мне так казалось.
— Хорошо. Завтра можешь выбрать ей комнату на первом этаже. А теперь иди к моему сыну. Ты должна быть рядом, когда он проснётся.
ГЛАВА 23
— Рядом я, видите ли, должна быть. А больше ничего вам не должна? Тоже мне, августейшие особы, блин. Фрейлину нашли. Жопу вам не подтереть? Что папаша, что сынок, одной миром мазаны, — ворча себе под нос и спотыкаясь, я топала по лестнице наверх.
В комнате было темно, лишь тихое сопение свидетельствовало о том, что я не ошиблась дверью. Пнув какой-то стул, выругалась матом и прямо в одежде упала на свою половину кровати.
— Так ты теперь с моим папашей квасишь? — тишину разрезал его недовольный, хриплый голос. — Далеко пойдёшь. Он не каждую бабу за стол пустит.
— Пошёл ты, Монгол.
— Меня зовут Архан, — в одно мгновение навалился на меня, прижал своим огромным туловищем. — Повтори.
Мало соображая, что творю, я ударила его кулаком прямо в раненный бок. Монгол зашипел, тихо матюгнулся и обездвижил меня каким-то мудрёным захватом.
— Повтори, маленькая сучка, — голос стал ещё более сиплым, послышались рычащие нотки. Я уже знала, что это значит.
— Не смей ко мне прикасаться! — прошипела сквозь зубы, безуспешно дёрнулась под ним.
— Повтори! — его ручищи сжали мои ягодицы, и ужас накрыл девятым валом.
Только не это. Не секс. Я же сдохну, если меня трахнут ещё хоть раз. Я не смогу дальше жить.
— Архан… Прошу, не трогай. Не надо, — меня затрясло от страха, и к горлу подступила тошнота. — Я не хочу. Не так.
Он отстранился, но не отпустил. Дыхание его сбилось, а глаза, видно было даже во тьме, как горели похотью.
— Я только поцелую. Один раз. Дай мне тебя поцеловать, — своими губами мои поймал и смял их алчно, как припадочный. Будто голоден.
— Перестань, — немалыми усилиями дотянулась кончиками пальцев до его плеча и чуть не обожглась, настолько он оказался горячим. Неудивительно, что выглядел неадекватным. — Архан, послушай меня. У тебя жар. Очень высокая температура. Нужно вызвать врача.
Он склонился ко мне, коснулся губами ключицы, а горячим лбом упёрся в щеку.
— Мне дерьмово, волчонок. Так, блядь, дерьмово, что ненавижу себя. Я знаю… Знаю, что во всём виноват. И ты имеешь полное право ненавидеть меня. Я клянусь тебе, что найду его. Найду и на твоих глазах растерзаю. Всё, что скажешь, с ним сделаю. Я вырву его поганое сердце, — выдохнул тяжело, хрипло. Почти лёг на меня, распластав на постели, а я ждала, пока он отрубится или хотя бы ослабнет, чтобы суметь убежать. — Я хочу на озеро. Пойдём со мной, Алин? — приподнял голову, взглянул на меня безумно. Ну точно тронулся. — Тебе ведь там так нравилось. Пойдём сейчас?
А мне отчего-то погано стало, будто кислоты серной глотнула. Нет, я не жалела его. Даже если бы эта сволочь начала орать и корчиться в синем пламени, я не проникнусь к нему жалостью. Но то, как он выглядел сейчас… Я чувствовала, что ему хреново. И так ему и надо. Да только мне это не на руку. А если у него крышу окончательно снесёт?
— Пойдём. Давай только полежим немного, а то я устала. Совсем немного.
Он пробормотал что-то бессвязное и мгновенно отключился прямо на мне. Благо, матрас мягкий, а то бы от меня не осталось даже мокрого места.
— Ну и туша, — застонала, потерпев поражение при попытке скинуть его с себя, и уставилась в потолок со слабой подсветкой. Да уж, весёленькая ночка мне предстояла. А если бы он ещё и окочурился на мне, вообще, считай, жизнь удалась.
А через минуту Монгол захрапел. Мощно, громко. Как здоровенный бык, если они, конечно, храпят.
— Вообще охренительно.
***
Алина ворочалась под ним и злобно ворчала, то и дело пиная в бок. Он и проснулся, собственно, от боли, что расползалась по телу острыми вспышками, и утихала лишь когда девчонка переставала буянить.
— Уймись, наконец, — пробормотал, поднимаясь.
— Слезь с меня! — рявкнула в ответ.
Монгол упал на спину, зашипел от гребаного спазма в боку и прищурился, пытаясь разглядеть время. Но настенные часы расплывались пятном, а сознание куда-то ускользало.
— Принеси воды, — смочил бы потрескавшиеся губы, да нечем.
— Может, тебе врача? Хреновато выглядишь. Ещё хуже, чем было до этого. Не хочу радоваться заранее, но по-моему тебе каюк.
Улыбка появилась сама собой. Нет, волчонок. Не дождёшься.
— Ты сама спасла мне жизнь. Так что давай, поднимай жопу и беги за водой. Я пока подыхать не собираюсь. Много дел у меня.
Она неопределённо хмыкнула, сползла с кровати.
— Время шесть утра, а я из-за этого борова глаз не сомкнула. Как же я тебя ненавижу, Монгол.
— Архан! Меня зовут Архан! — схватив подушку, швырнул её в мелкую, но та ловко увернулась и скрылась за дверью.
— Ой, здрасте, — послышалось оттуда.
— Доброе утро, Алина. Как чувствует себя мой сын? — отец. Его сейчас только не хватало, с этой ебучей, давно никому не нужной заботой.
— Алина! — заорал так, что содрогнулись стены и, игнорируя боль, рывком поднялся с кровати. — Иди сюда!
Дверь открылась, показалась растерянная мордашка девчонки и, как обычно, расслабленное лицо отца.
— Я сам схожу за водой, возвращайся в постель, — приказал ей грубо, но смотрел в этот момент в глаза папаши.
Монгол сам не мог понять, откуда взялась эта бешеная ревность. Его буквально расплющивало, когда слышал, как Алина воркует с Императором. Как примерная, блядь, девочка. Неужели решила использовать старика, чтобы свалить от него, от Архана? В таком случае они друг друга стоят.
— Определись уже, — злобно зашипела и зашла в комнату, а Архан шагнул за порог, закрыл за собой дверь.
— Вы, я вижу, жить не можете друг без друга? Уже и бухаете вместе. Может, тебе моя баба приглянулась, а, отец?
Старый сукин сын расплылся в улыбке и, запрокинув голову, захохотал, а Монгол сжал кулаки от злости на самого себя. Придурок, бля. Чего его так понесло? Сам же и показал отцу свою слабую сторону. Хотя, если о ней уже и враги знают, то какая нахуй разница.
— Сынок, ты действительно влюблён, — старик с трудом унял дикий ржач, опустил взгляд на футболку, пропитавшуюся кровью. — Всё ещё кровоточит? А швы как? Дай, гляну, — потянулся к нему.
— Всё нормально. Это старое пятно, — отступил на шаг назад.
— Архан, сынок… Прекрати. Я просто посмотрю. Ты же знаешь, я всю молодость в дырках пробегал.
Поморщился. Откуда взялась эта опека? Годами дела не было до сына, а теперь вдруг воспылал любовью? Монгол, может, и поверил бы в это, если бы не знал своего отца, как облупленного.
— Я тоже не на островах отдыхал. Всё со мной нормально, не стоит беспокоиться. Фатиме скажи, пусть принесёт завтрак для Алины и воды.
Захлопнув дверь перед лицом Императора, уставился на девчонку, которая обернулась одеялом и превратилась в кокон.
— Подъём! — рявкнул на неё, но ответа не последовало.
Засранка уже уснула.
Подошёл к кровати и, наблюдая за её невинной мордахой, невольно улыбнулся.
— Ладно. Потом нахлобучу тебя.
События ночи проносились в башке бессвязной путаницей и единственное, что он запомнил — перегар мелкой. Он точно взбесился от этого, а что было потом — чёрная дыра в сознании.
От температуры всё ещё ломило кости, и зверски хотелось пить. Когда в комнату вошла Фатима, схватил с подноса бутылку с водой и за мгновение осушил её.
Фатима накрыла на стол, повернулась к Алине.
— Не буди.
— Завтрак остынет. Да и ты бы поел, чтобы сил набраться, — коснулась ладонью его плеча. — Прости нас, Архан. Я всего лишь хотела ей помочь.
— Убирайся.
Она опустила руку, не спеша пошла к выходу, но у двери остановилась.
— Береги эту девочку. Лишь она может тебя спасти. Если она исчезнет из твоей жизни, ты погибнешь, Ар.
Рыкнув, рванул к двери, распахнул её настежь.
— Я не нуждаюсь в спасении.
***
Действительно не нуждается. Ему хорошо в своём мраке. Чернота и грязь — его стихия. В одном я согласна с Монголом. Не нужно ему спасение. И я не хочу его спасать. Если только использовать, чтобы вырваться, наконец, из этого жуткого мира, в котором я когда-нибудь загнусь. Я хотела на свободу. Хотела вновь научиться радоваться жизни. Ведь когда-то у меня получалось… Совсем недавно, хотя, казалось, будто целую вечность назад.
И, может, мне и правда стоило послушаться Фатиму и взять свою жизнь в свои же руки? Просто исходить из того, что имею, и перестать убиваться по прошлой жизни, начать выбираться из этого дерьма? Что со мной сделают, если поймают на лжи? Да что бы ни сотворили, хуже уже просто некуда. Так что мне терять? Чего опасаться?
Вот сейчас только полежу немножко, отдохну и соберусь с силами. А потом встану и начну жить по-новому. Я буду идти вперёд и больше не стану себя жалеть. Смогу. Вырвусь. Я сильная, так ведь? Я же не сошла с ума после всего. Не покончила с собой. Не превратилась в истеричку. Вот и дальше буду жить. Идти вперёд, пусть даже по головам и не оглядываться на прошлое. А самое главное — больше никому не позволять вытирать о себя ноги.
Услышав глухой стон, приоткрыла один глаз, вздохнула. И чего неймётся этому гаду? А гад стоял у зеркала, отдирал прилипшую повязку.
— Нет, это невыносимо. Мне дадут поспать или нет? — заворчала, откидывая одеяло и поднимаясь с кровати. — Дай сюда, — буркнула, глядя на него исподлобья, и Монгол покорно сдался, повернулся ко мне.
— Подслушивать, значит, любительница, да? — смотрел на меня сверху вниз, как на букашку. — И бухать.
— А тебе не насрать? — даже бровью не повела, хоть и сжалось всё внутри от его похотливого взгляда. — Или принц жениться на мне всё ещё желают? Так я товар порченый, не по статусу вам… — Договорить Монгол мне не дал, больно схватил за предплечье и сжал, казалось, со всей своей дури.
— Никогда больше так не говори, поняла меня? Никогда. Ты моя девочка. Чистая и невинная, — выдохнул в лицо и запустил руку в мои волосы, надавливая на затылок и притягивая к себе.
— Нет, не трогай! — упёрлась ладонями в его грудь, да куда там. Выстоять против здоровенного мужика, пусть даже раненного — это вам не с котёнком бороться.
— Успокойся, волчонок, успокойся. Я не сделаю больно. Больше никогда, — почувствовала его дыхание на своих губах, и по коже поползли мурашки. Не от удовольствия. От ужаса.
— Не надо. Я не готова ещё. Пожалуйста, — бормочу осипшим голосом и в глаза его смотрю.
Монгол отпускает меня, отступает на шаг, и я осознаю, что только что выиграла бой. Да, это ещё не война. Но я ступила на верный путь. Глупо, наверное, радоваться такой чепухе, но для меня это было целое достижение.
***
Остаток дня я провела с Фатимой, что благотворно влияла на меня и моё настроение. И как ни странно, я больше не чувствовала себя дерьмом. Мне действительно стало легче. Не выть и биться головой о стену хотелось, а дышать полной грудью.
Выбрала новую спальню несчастной женщине, и та чуть не упала в обморок, когда я остановилась у гостевой комнаты. Я назвала бы её апартаментами высшего класса. Ну, или «пять звёзд». Интересно, а шесть-семь звёзд бывает? Потому что, ну, никак не назвать эти хоромы обычной спальней.
Резная мебель из красного дерева, огромная кровать, на которой с лёгкостью поместится четыре человека, даже имелся бар и стойка с удобными стульями. Два небольших диванчика на высоких ножках и журнальный столик. Отдельная гардеробная и ванная комната. Да это целая квартира!
Я исследовала каждый угол с улыбкой до ушей, а Фатима жалась у двери и с опаской поглядывала в коридор.
— Это плохая идея, послушай глупую Фатиму. Не подходит мне эта комната. Она для гостей, а не прислуги. Давай уйдём отсюда? Аслан будет зол и ни за что не позволит, чтобы я переселилась сюда.
Но я упрямо раздвинула шторы, передвинула кресло-качалку под солнечные лучи и устроилась в нём.
— Моя сестра очень любила вечернее солнце. Говорила, что оно дарит больше тепла перед заходом.
На моё плечо легла её тёплая, мягкая рука.
— Уже осень. Скоро станет холодно и сыро. Наслаждайся теплом, принцесса, а я пойду… У меня ещё много дел. Пора накрывать на стол. И ты приходи в столовую. Аслан будет ждать тебя.
Я положила свою руку на её, сжимая пальцы.
— На стол вместе накроем, рано ещё. А пока перенесём сюда твои вещи. Ты будешь жить здесь.
Фатима сопротивлялась, махала руками, горячо спорила и уверяла, что такая большая комната ей ни к чему, и я понимала это. Но желание сделать всё по-своему сильнее доводов разума.