И то, что рождается потом, то, что я пытаюсь восстанавливать — уже не то, другое, как будто даже чужое местами.
Как… как скажем полюбить фиалку, конкретную. А она в твое отсутствие высохла или вымерзла, если, скажем, дело было зимой, ты приходишь — и почти ничего нет. Может, успеешь лист спасти или взять ее родственнику, дождаться, покуда из сохранившихся в земле корней — если они сохранились — вырастет новый росток. И это тоже будет фиалка, но уже не та. Не та самая любимая. Другая…
Спасибо любимому миру, тому, в который я убегала в последние месяцы — он снова раскрыл мне свои уютные и дружелюбные объятия, помогая раствориться в нем и забыть о моем горе…
Глава 2.2
***
Но мальчик волосы успел свои собрать, схватить, поднять — бесшумно и ее волос и головы не касаясь — свернул в жгут, на затылке в пучок собрал, да завязал одной из прядей, чтоб больше не падали, ей не мешали, да его не выдавали. И все совсем беззвучно, даже одежда у него не шуршала, из мягкой какой-то материи особой сшитая.
А девочка смотрела на свои обломки так серьезно и хмурилась, будто от ее выбора зависела ее жизнь.
Он, рукою взмахнув, поляну жестом широким обвел, всю, даже повернувшись — не глядя себе под ноги, почти вплотную к сидящей задумчивой девчушке, но, впрочем, ее не задел и не упал, хотя раз на матовом белом камне поскользнулся. Он в миг почти равновесие восстановил. Замер, вглядываясь в новую голограмму, появившуюся над его ладонью. На этот раз голограмма была широкая, большая. Сверху линия значков, под ними столбцы цифр.
Мальчик смотрел на цифры, смотрел на осколки камней на поляне, снова на цифры, на камни, что она отбирала сейчас, те, что выкинула сейчас, те, что выкинула прежде — он запомнил их всех, и как выглядели, и где упали — и на цифры, и опять на камни, прошедшие отбор.
Растерянности на его лице не отобразилось. Злости тоже. И даже интереса. Но он еще внимательнее стал вглядываться в ее движения, в то, как она их складывала и какие выбирала. Иногда.
Если бы браслет на его левой руке не пискнул, он бы так, может, до темноты простоял, глядя на нее. А она бы и не заметила его. Но браслет его запищал.
Девочка подскочила, обернулась.
Какое-то время, недолго, впрочем, они смотрели друг на друга.
— Кри, ты когда уже дойдешь?! — голос прозвучал из браслета, тоже мальчишеский, недовольный.
— А что? — спросил владелец браслета тихо.
— Да где-то ты там застрял, — голос, звучавший из переговорника, стал еще сердитей.
— Я тут… — он покосился на девчонку, внимательно подслушивающую чужой разговор, да быстро пошел снова в лес, от нее подальше.
Вначале так и шел, не оставляя следов ни на снегу, ни на земле. Потом вдруг приостановился, вспомнив. И, когда с поляны вступил на снег между стволов и узловатых корней, то там уже проявились следы. Но она, впрочем, вначале вглядывалась в его одежду и небрежную прическу, потому не заметила.
И, спиною от нее руку с браслетом прикрывая, голограмму вызвал, пустую, темную. Да пальцем на ней стал письмена выводить, следующего содержания:
«Прости меня, аини. Я извиняюсь за то, что задержался»
«Ты еще не доделал?» — появилась строка уже не синяя, а белая.
«Я…» — он замер на миг, потом все же написал: — «Я все сделал»
«Почему тогда задержался?»
«Тут…» — хозяин браслета повернулся, вновь смотря на поляну — незнакомка вернулась вновь к своему занятию, необъяснимому. Он спокойно вывел пальцем продолжение фразы: «Тут дело появилось. Новое. У меня»
«Ты встретил кого-то из нашего дарина?»
«Нет»
«Из дарина чужого?»
«Нет»
«А сказать можешь, что там у тебя стряслось?»
Мальчик снова покосился на странную девочку. Ответил кратко собеседнику:
«Нет»
Но губы его дрогнули, как будто он говорил: «Просто это глупо. Занятие нелогичное. Бесполезное», впрочем, говорил, стоя к ней спиной, чтоб она движение его губ не видела.
«У моего хианриа секреты появились от меня!»
«Прости меня, Крис»
«Да ладно! Потом расскажешь, что у тебя стряслось? И чего ты вдруг такой таинственный, даже не встретившись ни с кем из нашего дарина?»
«Может быть, потом расскажу» — написал он спокойно.
«Ладно тогда»
«Как ты?» — он спросил сразу.
«Никто не засек. У нас теперь есть свой хартанир» — впрочем, эта синяя надпись едва появившись, тут же погасла.
Но собеседник успел прочитать. Написал невозмутимо:
«Это хорошо»
Чуть помедлив, уточнил:
«Скажи, я тебе срочно нужен?»
«Я подожду, если тебе нужно»
«Благодарю, аини»
«Повторяю: перестань звать меня аини! А вдруг кто-то увидит?! Запомни: ты — не мой хианриа!»
Отчаяние появилось на лице мальчишки. Он быстро вывел следующий вопрос:
«Но куда же мне теперь идти, Кристанран?»
«В тайное место. Как и договаривались» — ответили сразу.
«То есть, я смогу немного посмотреть на тебя перед уходом? Благодарю тебя, Кристанран!»
— Стой, перед каким уходом?! — спросил другой мальчишка уже вслух, громко и напугано.
«Ты меня выгнал» — написал мальчик.
— Когда это?! — потрясенный собеседник забыл про тайную вроде беседу.
Мгновение — и перед хозяином браслета появилась голограмма — почти точно такой же мальчишка, в такой же почти одежде. Очень взволнованный и расстроенный.
Девочка, собиравшая камни по непонятному принципу, оторвалась от своего занятия на крик.
Но тот, присутствующий рядом на самом деле, торопливо стукнул по браслету, услышав шорох — и скрыл голограмму собеседника. Успел скрыть, прежде чем она к ним повернулась.
«Только что» — написал он на вновь вернувшемся темном экране-голограмме.
— Эй, я тебя не выгонял! — раздался смущенный голос, — Ты все не так понял!
Синяя строка новая появилась под белой, мигнула и исчезла:
«Я только просил тебя не звать меня аини, даже если знакомых рядом нет. Мы просто семья. Просто семья. Ты понял?»
Улыбка, широкая и счастливая, прошлась по лицу собеседника, стоявшего в лесу.
«Прости» — написал он, — «Я все понял. Прошу прощения, что я ошибся. Снова нарушил твое приказанье»
— Слушай… — голос вновь прозвучал — собеседник от волнения снова забыл, что он по какой-то причине скрывает их разговор, — Это была просьба. Просто просьба!
«Прости меня, мой аини» — был ответ.
«Я тебя убью когда-нибудь!» — на этот раз синяя надпись задержалась надолго. И буквы были все крупные, даже слишком крупные, почти на всю голограмму.
«Ты имеешь право поступать со мной так, как тебе угодно» — был ответ белыми буквами, мелкими, чтобы не теснить крупную надпись-предостережение. Будто это помогло бы хоть сколько-нибудь успокоить сердитого собеседника. Хотя, может, и помогло бы.
Крупная надпись исчезла, освобождая место для продолжения беседы.
«Но ты дойди до места, когда освободишься. Чтоб хотя бы до темноты»
«Я понял, а…» — пальцы замерли над искусственным экраном, затем большой палец скользнул по строке, стирая последнюю букву, — «Я вернусь до темноты»
«И они не должны тебя поймать» — напомнила новая синяя строка.
«Они меня не поймают» — пальцы снова замерли, чуть погодя Кри дописал: — «Крис»
«И сжал пальцами другой руки экран-голограмму, растворяя в своей руке. И крупицы, едва приметно мерцавшие, ссыпал обратно на браслет. Они впитались сквозь металл.
Мальчик снова посмотрел на странную девочку. Та опять собирала что-то неизвестное. По своим каким-то принципам, явно не имевшим ничего общего с составом веществ и их соединениями. По крайней мере, соединять то, что она выбрала, было бы неправильным, ни под давлением, ни в огне, ни с водой. Местами опасно даже. Но такие простые формулы безопасности ей обязаны были объяснить, прежде чем доверять вещества, природные и искусственные. Кстати, никакого соотношения между природными и искусственными камнями из тех, что она складывала перед собой, не было.
Кри все-таки вернулся к ней — уже оставляя следы там, где шел.
Не наступая по ее обломкам, прошел. Встал на пустом месте, свободном.
— Ты… — начал, привлекая ее внимание.
Она хоть и не сразу, но на него взглянула. Как-то даже растерянно. Будто впервые увидала. Будто начисто забыла и то, что кто-то был здесь, и то, что скрывал от нее какой-то разговор.
— Ты что делаешь? — спросил мальчик, не выдержав.
— А, это… — она смущенно нос потерла, потом улыбнулась радостно, — Картину.
— Картину? — Кри подался вперед, снова вглядываясь в то, что девочка сложила, потом выпрямился, возразил спокойно: — Но здесь не видно силуэтов.
И, с некоторым опозданием, на его лице появилась растерянность.
— И узора нет.
— А и не надо, — она улыбнулась, пригладила свои рыжие волосы, чуть встрепанные.
— После прикосновения к тому бордовому камню нельзя трогать кожу, — заметил мальчик.
— А, точно! Это ж пралмартан7807ан7
— Пралмартан7807ан8, - серьезно исправил он.
Она задумчиво взъерошила волосы, глядя на обломок камня.
— Ай, точно! — восхищенно взглянула на него, — Как ты хорошо разбираешься!
Кри отошел совсем близко, не наступая, впрочем, ни на камни, ни на ее странную картину.
— Нейтрализатор ар78 или па9нан6 у тебя есть?
Она протянула к нему ладони. Мальчик вначале недоуменно посмотрел на них, потом запоздало понял, что его руки покрыты тонкой пленкой, чуть отдающей сероватой металлической пылью, когда на них падали солнечные лучи.
— Но у тебя па9нан7!
— Зато он быстрее реагирует!
— А, верно, — уже смущенно отозвался он.
Какое-то время они молчали. А она подобрала еще семь пластинок из кристаллов и выкинула тридцать семь.
— Просто все нан6 у нас дома закончились, — призналась девочка, вздохнув, — Я и взяла этот.
Чуть помолчав, он спросил:
— А разве у тебя нету гена устойчивости к новым искусственно-природным соединениям?
Собеседница вздохнула, тяжко, потом сердито волосы свои растрепала — и те в солнечных лучах блеснули так, что он подумал, будто те загорелись.
Руку протянул к ее голове, начавшую мерцать красным цветом, с синими редкими всполохами и едва приметными искрами.
— Какая смесь! — восхищенно вскрикнула она, схватила его руку, вглядываясь в нее.
А он запоздало понял, что незнакомка все-таки не горит. Вообще не загорелась. Просто у нее такие волосы. Редкий, кстати, оттенок. Только…
Кри улыбнулся — он наконец-то понял, кем эта девчонка может быть.
И руку забрал, убрав все, что внимание ее привлекло, сделал вид, будто стряхивает на землю что-то с ладоней, тщательно протирает их.
Но она что-то заподозрила.
— У тебя… — прищурилась, — Ген какой-то, каменный?
Мальчик промолчал. Ни к чему ей знать. Спросил, отвлекая:
— Так… что ты делаешь?
— А тебе интересно?
Невольный свидетель кивнул. С серьезным таким лицом.
— А, я тогда покажу. Постараюсь закончить быстрее! — девочка радостно улыбнулась, — Меня, кстати, Лерьерра зовут. А ты?
А он промолчал.
А она вдруг улыбнулась, хитро-хитро. Сказала радостно:
— А, вспомнила! Друг тебя Кри назвал! Но, кажется, это упрощенное твое имя, — нахмурилась, — А полное не скажешь?
— Нет.
— Вредный ты! — Лерьерра обиженно выставила вперед нижнюю губу.
Но почему-то тут же заулыбалась снова:
— Странно, что тебе это так интересно. Никому другому не интересны мои картины. Отец ворчит, что я зря перевожу вещества. Что некоторые после уже невозможно использовать.
— Только после долгой сложной обработки, — возразил мальчик.
— А, точно! — девочка взглянула на него, прищурилась, — А у тебя родители в дарина каком-то работают? Или ты сам интересуешься веществами?
— Я… — Кри надолго задумался, потом ответил: — Сам.
— А ты какой-то не очень разговорчивый, — добавила Лерьерра спустя время, не дождавшись никаких новых вопросов, тем более, вопросов про нее саму.
— Наверное, так, — ответил мальчик серьезно.
Присел, где не лежало ее камней. Долго смотрел. Она уже сама поднялась, подвигалась, тело затекшее разминая, поприседала.
Наконец, разминку продолжая, серьезно спросила:
— А у тебя еще ничего не болит?
— А, да, — сказал Кри запоздало, — Что-то и у меня тело затекло.
Встал резко и стал повторять движения вслед за ней.
Потом она долго сидела и собирала камни. Вроде непонятно. Хотя Кри наконец-то понял, что совсем непрозрачных она вообще не берет. Но все равно не понял, зачем ей совсем прозрачные и полупрозрачные.
Она иногда поднималась, размять ноги спину, руки. И он поднимался почти сразу же за мной.
— Ты так внимательно смотришь! — выдохнула она изумленно потом.
— Мне интересно, что ты делаешь, — ответил невозмутимо Кри.
— Правда? — она радостно заулыбалась, — Как здорово! Наконец-то кому-то хоть что-то во мне интересно!
— А что… ты не из успешных детей?
— Я… — Лерьерра смутилась, потом грустно призналась, — Почти. В веществах я разбираюсь сама, — вздохнула, — Но так-то… я естественно зачатая. Мама меня сама выносила. И родила без вспомогательных веществ, когда я уже созрела и готова была выйти. Потому и генов усиленных у меня мало.
— И даже… естественно зачатая?
— Ага, — смущенная улыбка, — Зато редкая! Хоть в чем-то отличилась, да?
— Да, — кивнул серьезно ее собеседник.
Чуть помолчав, девочка грустно призналась:
— И, кажется, они не планировали меня родить. Но я все равно случилась в их жизни. Знаешь, я иногда боюсь, что я им как обуза. Но я уже наполовину выросла, так что скоро уже уйду от них — и не буду их отвлекать, — тяжко вздохнула, — Они, знаешь, у меня работают в дарина!
— Странно…
— Что странно?
— Что люди из дарина сделали незапланированного ребенка. И, кажется, даже потом не сделали твои слабые гены сильными.
— Просто… может… — она вдруг всхлипнула, — Некогда, может, им было?.. Они в списке наастрани!
— А чем они занимаются? — заинтересовался мальчик.
— Исследуют кианинов.
— Вот как… — он как-то вдруг прищурился.
— Вот сегодня, например, они улетели на Притарил. У них там серьезная конференция, — Лерьерра скорчила такую гримаску, будто ее сейчас мучали, — Обсуждают всякую ерунду. Вроде того, есть у кианинов душа или нет?
— А… — мальчик запнулся, — А что там говорят? У кианинов… душа есть?
Он внимательно следил сейчас за нею. За каждым ее движением. За ее голосом. За ее сердцебиением, которое слышал, вслушавшись и следя, как вздымалась ее худенькая пока грудь при дыхании.
— Говорят, что у них тоже есть артэа, — девочка задумчиво поковыряла нос.
Хотела и глаз согнутым пальцем протереть, но Кри ее руку перехватил. Сказал серьезно:
— Глаза трогать не надо. Они — слишком чувствительный орган для того, чтобы касаться их или области вокруг после прикосновений к искусственным веществам, особенно, седьмой линии лаэрда.
— Ой, да. Прости, — она вдруг сжала его руку другой своей, свободной, даже камень подобранный выбросила ради этого, — Благодарю! Ты, кажется, спас меня!
— Кажется или спас?
— Это… да что ты к словам придираешься?
— Так… наверное, придираюсь, — отозвался он растерянно — и погрустнел, — Прости.
— Но ты меня спас, — Лерьерра снова улыбнулась.
И наконец-то его выпустила — и он руку за спину убрал.
Какое-то время она снова собирала свою странную картину.
— А ты как считаешь: у кианинов есть душа? — спросил вдруг Кри.
— Снова ты о кианинах! — проворчала девочка, — Такая скучная тема!
— Ты из тех, кто считает использование кианинов нерациональным? Или из тех, кто их боится? Или у вашей семьи нет возможности получить своего?
— Я, — она задумчиво волосы себе встрепала — и блеснули пряди на солнце.
Нет, не загорелись — он запомнил.
— Не люблю я кианинов, — проворчала девочка.
— Ты… — Кри прищурился, — Считаешь, что у них нет души? Что они опасные?