— Господин подполковник, — доложил техник, — Психофизиологический профиль свидетельницы успешно создан, все готово и вы можете начинать в любой момент.
— Очень хорошо, спасибо, — ответил тот технику и обратившись ко мне, спросил, — Кайа Игоревна, вы готовы? Начнем нашу беседу?
Кинув взгляд на адвоката, я ответил:
— Да, но сначала, я хотела бы выпить воды…
Меня слегка «потрясывало» от волнения и я, воспользовавшись жаждой, как предлогом, несколько раз глубоко вдохнул, успокаивая расшалившиеся эмоции. Утолив жажду, сказал:
— Я готова отвечать на ваши вопросы.
— Очень хорошо, — ответил Следователь, — для начала я задам вам простые вопросы, на которые отвечать вам нужно либо да, либо нет. Это понятно?
— Да, — ответил я
— Ваша фамилия Филатова, а зовут вас Кайей Игоревной?
— Нет, — просто и спокойно ответил я и это мое «нет», стало тем, что моментально приковало ко мне всеобщее внимание, даже «дедушка», с полицейским «главарем», прекратили о чем-то шептаться, уставившись на меня.
— Вы были рождены четырнадцатого июля, две тысячи пятого года? — продолжил Следователь, как ни в чем не бывало.
— Нет, — ответил я, сохраняя «покерфейс»
— Нет?! Как это нет?! Что ты несешь?! Прекрати позорить перед людьми нашу Семью, устраивая балаган! Это важное мероприятие! Господа из полиции пришли сюда не за тем, чтобы играть с тобой в игры! — это моей бывшей «мачехе» пришелся явно не по душе ход допроса
— Лидия! — это уже «дед» «подал голос», — веди себя прилично! И сядь на место! А если не можешь — пойди, займись каким-нибудь делом! Не мешайся!
Та моментально «потухнув», вернулась на свое место и, пристально глядя на меня, крепко сжала в кулачке подол своего платья.
— Вы ученица восьмого класса, Пансиона Воспитанниц министерства Войны? — продолжил Следователь, когда вновь наступила тишина
— Нет, — было моим ответом
— Ваш пол — женский? — после секундной паузы спросил Следователь
— Нет.
И вот, после последнего моего «нет», терпение, видимо, закончилось даже у выдержанного Следователя и он, довольно громко, положил на стол свою ручку, которую все это время, вертел в руках.
— Кайа, — услышал я «елейный» голосок «тетушки», что сидела вместе с бывшей «мачехой», — неужели ты не хочешь оказать посильную помощь в поимке тех негодяев, которые опозорили и послужили причиной трагической смерти, твоих школьных подруг?
— Да она просто издевается! — со своего места воскликнула бывшая «мачеха», а ее лицо, буквально на мгновение, исказилось от лютой ненависти ко мне.
— Само собой нет! Я искренне, всей своей душой, желаю, дабы те злодеи, что устроили подобное бесчинство в стенах моего любимого Пансиона, были пойманы и безжалостно покараны! — изобразив на лице Кайи «гнев праведный», ответил «тетушке» я и обратившись уже к «технику Первого класса», спросил, — но разве я хоть раз сказала неправду?
Полицейский техник, сидел и смотрел на экран ВЭМа, с плохо скрываемым желанием сильно ударить по нему кулаком, с таким выражением на лице, будто там показывали Финал Лиги Чемпионов, где сражались «Динамо Москва» с «Манчейстер Юнайтед» и перед самой кульминацией матча, экран, вместо футбола, начал показывать рябь помех.
Оторвав свой взор от дисплея, он, сначала бросив взгляд на меня, перевел его, затем, на Следователя, который также очень хотел услышать, что же скажет техник.
И техник, прокашлявшись, сказал:
— По первому вопросу, касающегося имени свидетельницы, то вероятность того, что она дала правдивый ответ, составляет 99 целых, 876 тысячных процента.
Услышав техника, все присутствующие звучно выдохнули.
— Второй вопрос, касаемо даты рождения свидетельницы, вероятность того, что она дала правдивый ответ, составляет 99 целых, 699 тысячных процента.
— Третий вопрос, о месте учебы свидетельницы, вероятность того, что она дала правдивый ответ, составляет 99 целых, 822 тысячных процента.
— И результат исследования ответа на последний заданный вопрос, о половой принадлежности свидетельницы, — тут техник взял небольшую паузу, — вероятность того, что она дала правдивый ответ, составляет 99 целых, 991 тысячную процента.
Дослушав до конца доклад техника, Следователь пристально уставился мне в глаза, будто хотел заглянуть в самую душу, я, практически полностью поборов свои волнения и тревогу, глядел на него в ответ, не отводя взора, с едва заметной улыбочкой.
На «заднем фоне» нашей со Следователем игры в «гляделки», был слышан негромкий шум, кто-то, видимо «отец», с адвокатом, явно злорадствовали по поводу происходящего и отпускали какие-то шуточки, а кто-то, вроде бывшей «мачехи», отпускал неодобрительные замечания в мой адрес.
Сделав глубокий вдох и взяв со стола свою ручку, следователь, спокойно произнес:
— Хорошо, раз уж утверждаете, что сведения из ваших же документов не являются достоверными, то давайте установим вашу личность, пожалуйста, отвечайте на последующие вопросы подробно.
Я перевел взгляд на адвоката, тот просто мне кивнул, а также слегка стукнул ладонью по столу и покашлял, напоминая о наших с ним «стопсигналах». Я кивнул в ответ.
— Конечно, — ответил я Следователю
— Назовите, пожалуйста, ваше полное имя, — произнес тот
— Фамилия моя — Мазовецкий, а зовут — Дмитрием Николаевичем…
Едва я произнес свое имя, как с места вскочила бывшая «мачеха» и с негодованием заявила:
— Я отказываюсь дальше присутствовать при этом бесстыдном балагане, — быстрым шагом покинула Зал
— Когда вы, Дмитрий Николаевич, — слегка хмыкнув, продолжил следователь, после того, как за бывшей «мачехой» затворилась дверь, — были рождены и сколько вам полных лет? А также, место вашего рождения?
— Я был рожден пасмурным вечером 12го числа, весеннего месяца марта, в далеком 1980 году, в городе Москве, мне 38 полных лет.
Следователь, которому моя «шутка» изрядно, судя по всему, поднадоела, сложил руки на столе, как первоклашка и взглянув, куда-то в сторону, шепотом пропел, что-то, вроде: «ту-ту-туру-ту», а затем, переведя свой взор обратно на меня, задал следующий вопрос:
— Где же вы, в таком случае работаете, и в чем ваша работа заключается, Дмитрий Николаевич?
— Я, по заданию Родины, в том числе, занимаю должность начальника отдела «перспективных разработок и исследований» в крупном подрядчике, крупного американского оборонного концерна и передаю полученные там сведения — «куда следует»! — охотно рассказал я следователю, о своем не легком труде.
Увы, но то, что об этом подумал господин Следователь, так и осталось для всех загадкой, ибо в тот момент, когда я сказал свое последнее слово, со своего места тяжело поднялось «высокое начальство» и подойдя к нам, взглянуло, сначала на следователя, а затем, на «техника Первого класса».
— Ну, — обратился «знатный тип» к технику, — и что же говорит нам ваша «шарманка»?
Он кивнул на ВЭМ.
— Су… — начал было отвечать техник, но «начальство» его перебило:
— Вы решили делать мне доклад сидя?
— Никак нет, Ваше Благородие! — тут же вскочил на ноги тот
— Барышня, видимо, большая озорница и проказница, но, учитывая ее пол и возраст — ей простительно не понимать всей важности проводимого нами, здесь и сейчас, мероприятия, — сказало «начальство», осмотрев меня с «ног до головы», а затем вновь спросило техника, — ей удалось-таки обмануть… это?
Он указал «тяжелым» подбородком на полиграф.
Для меня стало абсолютно очевидным, что «высокое начальство» вмешалось в процедуру допроса, вовсе не потому, что ему, внезапно захотелось узнать, что же именно произошло с исследованием, а затем, чтобы назначить, прямо вот тут, «не отходя от кассы», «козла отпущения», ибо задумка с Полиграфом, явно и совершенно очевидно, на глазах у многих свидетелей, потерпела полное «фиаско».
Это стало очевидным не только для меня, поскольку вся эта «следственно-диверсионная» группа МВДшников, с беспокойством уставилась на свое начальство.
У неудачи всегда должно быть имя и фамилия, не может быть такого, чтобы после провала, в нем не было бы конкретных виновных.
А раз «знатный тип» самый высокий чин, из присутствующих здесь, то, стало быть, на него, как на старшего по званию, и должно было пасть «бремя поражения».
А как может быть повинно в случившейся неудаче «высокое начальство»?
Никак не может! Совершенно очевидно, что в произошедшем виноват — техник Первого класса.
И сам техник пришел, видимо, к такому же выводу, ибо его натурально «потрясывало», когда он, скривив губы в «полуулыбке», которая никакой «полуулыбкой» не была, а являлась прямым следствием растерянности и смущения, через силу, севшим голосом, проговорил:
— Ваше Благородие, вероятность того, что свидетельница говорит прав…
— Ты мне, братец, прямо ответь, считает ли система ее ответы правдой, либо же нет?
— Да, считает правдой, — с хрипотцой в голосе, глядя при этом в пол, ответил техник.
— Эта система, на сколько мне известно, еще ни разу не «давала осечки», — громко заявил «знатный тип», обращаясь ко всем присутствующим, — и совершенно очевидно, что причиной того, что эта озорница смогла вас «надуть», является ваша… — он взял небольшую паузу, закончив, — недостаточная компетентность в данном вопросе, о которой мы поговорим в более подходящем месте.
— Да, Ваше Благородие, — все также тихо и глядя в пол, ответил тому «техник Первого класса», вероятно уже бывший.
А меня захлестнули новые эмоции: удовольствие и сексуальное возбуждение, от созерцания того, как у одного из моих противников, в результате моих действий, на моих же глазах, рушится карьера, а также, возможно, ломается дальнейшая жизнь, и как он, взрослый мужчина, вынужден унижаться перед начальством, на глазах у всех, здесь присутствующих людей.
Я сильно ущипнул себя, отгоняя наваждение, сейчас не время и не место предаваться подобным чувствам, еще успеется.
Вполне допускаю, что «знатный тип» устроил эту публичную выволочку своим подчиненным, для того, чтобы снять с себя вину за случившееся, прямо перед «заказчиком», а это, в свою очередь, означает, что, с высокой долей вероятности, «заказчик» — это, действительно, кто-то из Семьи.
— Значит так, — продолжил он, обращаясь к Следователю, — «шарманку» эту вашу прекращайте, продолжайте допрос обычным порядком, а когда закончите, жду вас, вместе с техником, «у себя».
— Прошу прощения, — обратился «знатный тип» ко мне, «моему» Семейству, а также, к адвокатам, — к несчастью, накладки иногда случаются.
После чего, «раскланявшись» с «дедом и бабушкой» и тихо сказав: «ох и проказница», «пробежав» при этом взглядом по моей груди и ногам, покинул Зал.
Глава 29
Когда «знатный тип» покинул Зал, в сопровождении моей «тетушки», которая, как одна из хозяек Поместья, вызвалась проводить его, а также, если она была «из заказчиц», спросить, за произошедшее фиаско, все внимание присутствующих вновь вернулось к моей скромной персоне.
— В результате произошедшей технической накладки, дальнейшее использование спецсредств, а именно Полиграфа, при допросе, — Следователь замолчал, размышляя, как же «обозвать» меня, не Дмитрием же Николаевичем, в самом деле, — свидетеля, по уголовным делам, возбужденным по факту произошедших в Пансионе воспитанниц Министерства Войны инцидентов, признано не целесообразным. Дальнейший допрос несовершеннолетней свидетельницы будет проходить «обычным порядком».
— Ольга, — попросил он психолога, — нам потребуется ваша помощь, чтобы снять со свидетельницы аппаратуру.
Следователь, во исполнение приказа своего начальства, решил не просто отказаться от «автоматизированного анализатора», но и, вообще, от использования Полиграфа, как такового, что, опять же, натолкнуло меня на определенные мысли, по поводу того, что докапываться до истины, этим людям не очень интересно и коль скоро результаты психофизиологического исследования были скомпрометированы на глазах у свидетелей и использовать их против меня не представляется возможным, то эту лавочку «по-быстрому» свернули.
Оба, и полицейский Следователь, что сидел, откинувшись на спинку диванчика и полицейский, «борющийся с несовершеннолетними», который вел Протокол моего допроса, смотрели на меня, причем, безо всякой симпатии, с чем, впрочем, я легко смогу примириться.
— Это ведь была ваша шутка? — наконец, спросил Следователь, — или вы действительно не желаете помогать следствию в поисках правды?
Я посмотрел на адвоката, который лишь пожал плечами, мол, ничего страшного не будет, если подтвердишь, что сказанное — действительно шутка.
— Судя по тому, что мне сказал Федор Никифорович, — ответил я, наблюдая за тем, как полицейских техник, с унылым выражением на лице, убирает полицейское имущество обратно в саквояж, — этот ваш «детектор лжи», является тем, что может радикально повлиять на дальнейшую судьбу человека и мне очень захотелось, простите меня великодушно, проверить, действительно ли он сможет определить, когда я говорю неправду. И как выяснилось — это не так. Я, конечно же, желаю, в меру своих слабых сил, помочь Следствию, в установлении истины.
— «Детектор лжи»? Интересное определение вы, барышня, дали этому устройству, я запомню. Наше сегодняшнее мероприятие, барышня, это совсем не тот случай, когда стоит проводить ваши эксперименты, — хмыкнув и посмотрев на моего адвоката, сказал мне тот, — но, в силу того, что вы не достигли своего шестнадцатилетия, то к вам, к моему сожалению, невозможно применить меры воспитательного, так сказать, характера, дабы пресечь ваши шалости, но раз вы, все-таки, настроены на то, чтобы помочь Следствию, то давайте начнем все заново.
— Давайте, — охотно согласился я
После чего, Следователь вновь задал мне вопросы, касаемо моих ФИО, возраста, пола и места учебы, на которые, в этот раз, я ответил утвердительно.
Передо мной, внезапно, встала проблема, которую я, собственно говоря, не ждал. А именно, для того, чтобы адвокат смог со мной работать и в полной мере защищать — от меня, безусловно, требовалось выполнять его установку — говорить «кратко». И будь Кайа просто четырнадцатилетним подростком, то все было бы куда проще, она бы просто делала все то, что велит ей «дядя адвокат». Но! Кайа-то не «в полной мере такая», и у меня присутствует весьма богатый жизненный опыт, опирающийся, в том числе, на тот материал, что мне давали в «пионерском лагере», а именно, говорить много, но при этом сказать — мало. И отвечать так, чтобы мои ответы ни в коем случае не вызывали бы новых вопросов, которые незнамо куда могут завести. Дилемма-с! Короче говоря, придется как-то «крутиться» так, чтобы не обозлить адвоката своими действиями и при этом «остаться собой».
— Теперь, когда мы разобрались, наконец, с тем, как вас зовут и сколько вам лет, давайте начнем с тех печальных событий, что привели к самоубийству одной из Воспитанниц Пансиона, — сказал Следователь
— Если, конечно, это было действительно самоубийство, — заметил я, — а не убийство, с попыткой замаскировать его под самоубийство.
— У вас есть причины полагать, что это было именно убийство? — тут же задал мне вопрос Следователь и коли адвокат мой не кашлял и не стучал по столу, я ответил:
— Когда-то, одна из моих родственниц, я уже не помню, кто именно, — произнес я, кинув взгляд на «бабулю», — поведала мне, что, не в столь далекие от дня сегодняшнего, «прекрасные времена», девушку, которая посмела «опозорить Семью» своими действиями, ждало что-то очень нехорошее, возможно даже, смерть от рук ее же родственников, так что, отвечая на ваш вопрос — хоть у меня и нет никаких тому доказательств, но все же, я не могу исключить вариант ее убийства.
Когда я сказал это, в Зале повисла тишина, а «бабуля», «цокнув» языком, с явным неудовольствием глядя на меня, покачала головой.
Я заметил, как адвокат тихонечко, одним мизинцем, пару раз ударил по столу, мол, не забывай, что значит «отвечать кратко».