— В актовом зале жил, — пробормотала Бро, задумчиво почёсывая затылок, — в спортивном — жил, в бывшем пункте приёма стеклотары — жил, в музее — нет, не жил.
Легионеры заулыбались, хотя, уверена, с «Иваном Васильевичем» ни один из них лично знаком не был, Элар же, зыркнул на них хмуро и на корню пресёк веселье, брякнув:
— А придётся.
И когда мы все вчетвером посмотрели на него «по-что-барин-веселье-испортили-с» взглядом, раздражённо добавил:
— Шевелитесь, дамы, я подвязался проводить, а не потратить на вас весь свой день.
Локтями прокладывая себе дорогу сквозь толпу — внутри улицы людей было ещё больше, чем перед воротами — мы кое-как добрели до домика, за дверью которого скрывалась наша квартирка.
— И так тут каждый день, — не скрывая злорадства, сообщил Элар, пока Бро копалас в сумочке, разыскивая ключ. — За исключением, пожалуй, межсезонья.
Я фыркнула, а Брошка откровенно заржала:
— Испугал ежа голой жо…
Осеклась. Я тоже задумалась над тем, насколько цензурным является слово «жопа», но если вспомнить, как дюк отреагировал на «хрен», боюсь, без штрафа нам не обойтись. Брошка, видимо, тоже так подумала, а посему решила не рисковать понапрасну:
— Голой жо, в общем, испугал, — хмыкнула она. — У нас в интернате в коридорах и не такое увидишь, да не с девяти до пяти, а все двадцать четыре часа в сутки.
— И то, что дорога к целителю без маголёта у вас весь день возьмёт? — прошипел Элар, прожигая нас злым взглядом. — И что второй визит к лекарю уже не будет бесплатным? И что из охраны здесь два балбеса на входе и один на выходе, а среди туристов какой швали только не встречается? А замочек-то у вас хлипкий. Я его даже без магии одним пальцем открыть смогу… Это вас обеих тоже не пугает?
Мне не понравилось, как побледнела Бро. Вот зачем он её пугает? И без его напоминаний понятно, что на сне на курорт занесло! Но это не значит, что мы теперь сложим лапки и без борьбы пойдём ко дну.
— Жизнь в Славое не из дешёвых, — продолжал бушевать Элар, и на нас уже стали оглядываться туристы. — Чем за еду расплачиваться станете? Одежду покупать, работу мага-ремонтника. А вам понадобится маг, если в вашем доме что-то полетит, потому что только он сможет сделать так, чтобы то, что было придумано в другом мире, и здесь работало без сбоев…
— Тебе-то какое до всего этого дело? — строптиво спросила я, выступая вперёд так, чтобы оттеснить Брошку поближе к двери. Бог его знает, этого инкуба-хуратора. Ещё распсихуется и станет кидаться на ни в чём не повинных Брошек с ножом.
— Мне? — горький шоколад его глаз в долю секунды превратился в чили-шоколад. — Мне какое дело? Дуры! — Рявкнул так громко, что даже те туристы, которые ещё не косились в нашу сторону, заинтересованно притормозили возле нашего крылечка.
Браслет на руке Элара забликал, реагируя на «дуру», и я мысленно психанула. Ну уж это слово даже классики использовали! Но тут дюк рыкнул на туристов:
— Вон пошли!
Потом повернулся к нам.
Бро взирала молча, я в кровь искусала губу, пытаясь успокоиться, а Элар выдохнул. Почесал тыльной стороной ладони нос. И произнёс уже совсем другим, ровным голосом:
— И это я ещё не говорю о том времени, когда на свет появятся дети. Знаете почему?
В следующий момент мужчина толкнул меня к стене и, склонившись, прошептал на ухо, тихо-тихо:
— Потому что их имён нет в вашем договоре, Вель.
Меня накрыло ледяной волной ужаса, когда я осознала истинный смысл этих слов. Шарахнулась от Элара, как от чумного, а он, убедившись в том, что до меня дошёл его посыл кривовато ухмыльнулся и обронил:
— Как думаешь, в чьих силах решить этот маленький вопрос? Подумайте об этом на досуге. Малышки.
Я только головой мотнула. Отказываюсь думать, отказываюсь как-то реагировать на эти слова, отказываюсь понимать, почему ж так больно-то? Ещё вчера ведь решила, что нет никакой любви и не было никогда. Тогда почему же после каждого злого слова Элара в груди противно ноет, а в глаза будто песку насыпали?
Я же…
— Послушай, ты…
Бро шагнула вперёд, включив режим «волчица-мать», но я схватила сестру за руку и прошептала:
— Брошка, пожалуйста.
Сощурившись, она смерила дюка презрительным взглядом и мотнула головой, как застоявшийся в стойле конь.
— Я больше не хочу видеть тебя в своей квартире, — сказала она, причём весьма громко, совершенно не волнуясь из-за притихшей толпы туристов, которые образовали вокруг нас небольшую мёртвую зону и, открыв рты, следили за тем, как разворачиваются события. От привычных земному глазу зевак их отличало только отсутствие телефонов и фотоаппаратов. И то плюс, хоть не станем звёздами YouTube. — А ты не смей не то что разговаривать с этим гондольером, ты в его сторону даже не смотри!
Последняя фраза адресовалась уже мне. Я проморгалась, кивнула и шмыгнула вслед за Брошкой в квартиру, отгородившись дверью от шума туристического прибоя и от глаз цвета горького шоколада.
А потом, как и следовало ожидать, кое-кто вцепился в меня клещом, не дав и секунды на передышку и на то, чтобы придумать правдоподобное враньё.
— Что он тебе сказал? — Руки в бока, губы поджаты, брови насуплены. Когда Бро так вот смотрела, её даже зав РОНО боялся, что уж обо мне говорить.
— Абсолютно не стоящую твоего внимания ерунду, — медленно произнесла я, одновременно пытаясь придумать хоть что-то. Хоть что-то, что не заставило бы Брошку волноваться, терять с трудом приобретённый аппетит, а наоборот, расслабило. Пусть она лучше о себе и о детках думает, а не о хураторах с гондольерами.
— Муля, не нервируй меня, — просипела Бро и потрясла перед моим носом указательным пальцем. — Я беременная, а не слабоумная и слепая! Если бы это была ерунда, ты бы так не бледнела и не шарахалась бы от этого…
Божечки, ещё одного эпитета в адрес Элара я точно не переживу! Впаду в истерику, из которой меня уже никто не вытащит!
— Да Господи Боже мой! — взревела я. — Мне двадцать два года, Брошка! Я взрослая! Взрослая. Верь мне немножечко, пожалуйста. Если я говорю, что это ерунда…
Бро скривилась и взялась двумя пальцами за переносицу, а я осеклась и, не скрывая обиды в голосе, заметила:
— То, что я не выношу твоих слёз, Бронислава, не значит, что ты можешь этой моей слабостью на меня… — Повторила жест сестры. — Я и без этого тебя боготворю. И дело не в том, что ты забрала меня, маленького бомжонка с улицы, а в том, что я люблю тебя. Люблю. И малышей тоже. И…
— А я тебя люблю, дура! — разозлилась Бро. — Если ты не заметила, то у меня кроме теб тоже никого нет. И я не позволю, не позволю, слышишь? Чтобы ты портила свою жизнь, чтобы из-за козла… из-за…
— Он просто сказал, что у малышей будут проблемы с документами, — ляпнула я и едва не расплакалась от счастья, когда Бро с облегчением выдохнула и опустилась на стул.
— Божечки, ерунда какая, — пробормотала она.
— А я говорила, — по-дурацки улыбаясь, поддакнула я. — Говорила, что ерунда.
Нет, ну вот же я в стрессовых ситуациях бываю молодец! Сразу придумала, что правильное сказать!
— Документы… Дурак этот хуратор, Сливка. Такой дурак… Но ты тоже хороша из-за такой… фи…ги… из-за такой фиги пугаться до синевы! Ну не сделают они малышам документы! Да пусть на ху…тор бабочек ловить идут, с сачком! Все эти бюрократы проклятые… Кто меня вообще кормить обещал? Иди готовь мне… всё мне готовь. Жрать хочу так, будто во мне два бегемота поселились. А я пока по соседям пробегусь. Есть у меня идейка, чем на жизнь заработать, но не хочу ею с земелями пересечься.
Счастливая Бро чмокнула меня в щёчку и ускакала, а я прошла на кухню, опустилась на стул и зарыла лицо руками.
Нет, Элар не о документах мне шептал на ухо. Он своим шёпотом непрозрачно намекал на то, что мы с Брошкой себе право на нахождение в Атлантиде подписью в фальшивом договоре выторговали, а вот малыши там прописаны не были. И что это значит? Мне виделся лишь один вариант ответа: после рождения их вышлют на Землю. А нас оставят. Как минимум, на год, как максимум — на пять.
Вскочив на ноги, я стрясла с себя тяжёлые мысли и помчалась к холодильнику. Бро у меня будет самой здоровой, самой счастливой и самой молодой (плевать на сорок лет!) мамочкой. И если нужно, я без труда принесу на алтарь здоровья моих племянников и совесть, и честь, и всё, что от меня потребуют.
Хотите честно? После принятого решения у меня настроение до небес взлетело! Я, насвистывая себе что-то рождественское (плевать, что не по сезону) под нос, достала из морозилки свиные кости, залила их холодной водой и поставила вариться на плиту, а сама тем временем принялась за овощи. Настругала капусты мелкими полосочками, морковку и свёклу потёрла тёркой, картошку кубиками порезала, обжарила на сковородке лук с помидорами. И вот когда три часа спустя в кастрюле наконец-то появился настоящий борщ, выключила огонь, переоделась и вышла на улицу.
Уж не знаю, почему, ноя точно знала, что мне нужно сделать для того, чтобы немедленно увидеть Элара.
Толпа туристов за то время, что я варила борщ, значительно поредела, и я порадовалась, что не придётся прокладывать себе дорогу ко входу локтями.
Легионеры нашлись там, где и должны были — возле железных ворот. Я, будто пушной зверёк семейства псовых, подкралась к ним незаметно со спины, и вояки долгое время не замечали меня беззлобно споря о чём-то своём.
— А я говорю, вбухался.
— Не-а.
— Вляпался.
— Ай, ну.
— Двумя ногами.
— Ты бы ещё «по уши» сказал. Наивняк.
— Спорим?
— На лепту! — явно оживился тот, что до этого лишь вяло отнекивался, а второй потёр руками и протянул:
— На лепту… На лепту с дедушкой своим спорить будешь. А со мной разве что на феникс… Да и то как-то несолидно.
Попререкавшись с полминуты, они всё же ударили по рукам и тут же начали рыскать взглядами по сторонам, озаботясь поиском того, кто «разобьёт». Как назло в этот момент у ворот не было ни одного туриста, а вот я была. Скромно стояла в сторонке, ожидая, когда меня заметят, но никак не предполагая, что мой мирный вид вызовет столь неоднозначную реакцию у двух, между прочим, вооружённых мужиков.
Увидев меня, они вздрогнули, и Лепта вскрикнул пронзительным фальцетом, а Феникс лишь побледнел, сровнявшись цветом лица с ножками дохлого бройлерного цыплёнка. Задорно улыбнувшись сразу обоим я вежливо поинтересовалась:
— Разбить?
Кожа цыплёнка покрылась нездоровыми зелёными пятнами, товарищ его тоже слегка сбледнул, но всё же нашёл в себе силы, чтобы просипеть:
— Можно… Кхы. А ты тут как?
Я провела ребром ладони по сцепленным мужским ладоням, отмечая про себя, что на ты тут переходят легко и сразу, не особо интересуясь мнением собеседника. Не то чтобы меня это злило или сильно напрягало, скорее, было непривычно и слегка дискомфортно.
— Хотела спросить, как с дюком Эларом связаться. — Мужики переглянулись, но я была бессильна прочитать хоть что-то по их вытянувшимся лицам. — Есть у вас какая-то возможность? Какое-нибудь магическое средство связи? М?
Неумолимая фантазия немедленно выдала вариант с яблочком на тарелочке, хотя окружающий древнегреческий антураж никоим разом не располагал к славянской мифологии и сказкам.
Феникс загадочно ухмыльнулся.
— Средство связи, говоришь? — переспросил он и, кряхтя, полез в полосатую постовую будку. И пока он там копался я с ужасом пыталась придумать хоть какой-то вариант, кроме яблочка на тарелочке, но проклятый фрукт засел крепко, как гвоздь в стене, без специальных инструментов не вытащишь.
— Да где же он? — бормотал легионер, повернувшись к нам оборотной стороной фаса. — А! Нашёл! Вот! Куратор для экстренных случаев оставил. Года три назад.
И с видом торжественным, но слегка придурошным показал мне самый обыкновенный пластиковый стаканчик, дно которого за каким-то дьяволом пробили огромным гвоздём. Я окинула «прибор» задумчивым взглядом.
— И что это такое?
— Вдальговорник, — с серьёзным видом ответил легионер. — За синюю линию отойди, а то не сработает.
Опустив взгляд, я заметила, что за воротами действительно прорисована голубая черта, и послушно отступила на нужное расстояние.
— А почему не сработает?
— Потому что рядом с тобой, круглая, ни одна нормальная магия не работает, если только её специальным — очень сложным и очень дорогим контуром не защитить. Синяя линяя этот контур и есть. В летнее время — до пяти часов вечера, в зимнее — до четырёх.
— Понятно, — соврала я с самым умным видом.
Довольно кивнув, легионер прокашлялся, кончиком указательного пальца проверил остроту гвоздя, а затем отвёл руку со стаканчиком в сторону и, вспугнув одиноко забредшего в наш закуток туриста, громко произнёс:
— Эл, тебя тут подопечная разыскивает.
Стаканчик поменял цвет с белого на красный и поинтересовался хрипловатым голосом Элара:
— Одна или с дуэньей?
Легионеры глянули на меня вопросительно, а я, отчаянно борясь с желанием показать говорящей посуде средний палец, проворчала:
— Пока одна.
— Пока одна, — с готовностью повторил Феникс.
— Сейчас буду, — ответил стакан, вновь становясь белым, и почти в то же мгновение от здания, что находилось метрах в трёх от ворот на Славную улицу, отделилась тень, в которой я, к своему неудовольствию, сразу же опознала Элара.
— Долго же ты думала, — опалив меня торжествующим взглядом, заметил он. Уверенно взял меня за руку. — Идём.
— Куда?
— Туда, где нам никто не помешает.
В мои планы не входило оставаться с этим подлым инкубом наедине, но моими планами никто не догадался поинтересоваться. С другой стороны, может, он и прав, разговор нам предстоит нелёгкий, лишние свидетели ни к чему.
Идти далеко не пришлось — ровно до того дома, в тени которого минутой ранее прятался, явно поджидая меня, подлец-куратор.
— У меня здесь кабинет.
Духота вечернего зноя растворилась в прохладной тени просторного холла. Я подождала, пока привыкнут к полумраку, затем посмотрела на Элара.
— Не смотри так.
— Как?
— Как сейчас.
— А как я должна смотреть на мужчину, который шантажом принуждает женщину к сожительству?
— Это для твоего же блага, — скривился он. — Ты мне ещё спасибо скажешь. Потом. Здесь ступеньки и пол скользкий. Осторожней, пожалуйста.
Моей руки он так и не выпустил, да я и не вырывалась. Хотите честно? Несмотря на жёлчный вкус во рту и всю неприглядность сложившейся ситуации, я радовалась, что мы спрятались от солнечного света, который безжалостно указал бы дюку на все следы моего смущения. Всё-таки одно дело быть смелой, когда за твоей спиной надёжной опорой возвышается Бро, и совсем другое — столкнуться со своим стыдом лицом к лицу.
Наш недолгий путь закончился в просторной комнате. Здесь было светлее, чем в коридоре, но не так критично, как на улице.
— Присаживайся, Вель. — Элар указал взглядом на заваленный бархатными подушечками лектус, и я опустилась на лежак. — Мне сегодня Камень открыл глаза на одну вещь. Я и сам должен был догадаться вчера, когда ты так внезапно отказалась поддаваться моему… волшебству.
— Вонючка, — прошептала я, чувствуя, как к щекам прилила кровь.
Элар сделал вид, что не услышал меня. Опустился передо мною на корточки, погладил тыльной стороной ладони костяшки моих сжатых в кулаки рук и продолжил:
— Такое редко случается. Теперь уже раз в сто лет, если повезёт… Проклятье! — Он смущённо провёл рукой по шее. — Ты посчитаешь меня идиотом. Но если в двух словах… Моя магия признала в тебе свою идеальную половину. Ты усмиряешь её негативное излучение без вреда для собственного физического и душевного здоровья, но при этом ничего не разрушаешь. Так только наши женщины могли, до проклятия богини, а после — уже никто. Поэтому я вчера и… растерялся.
Растерялся.
— Понимаешь?
Отчего не понять? Вполне.
— Вель, если ты не против, давай побыстрее закончим с формальностями и…
— И что? — Сложила руки на коленях и с нездоровым, злым интересом посмотрела на Элара. — Поедем к тебе и, наконец, нормально потрахаемся?