Сазонов подъехал вплотную и опустил окно с пассажирской стороны.
— Даша, садись.
Морозова вздрогнула и удивлённо посмотрела на водителя. Но потом холод сковал её взгляд, и она ответила, не глядя на Кирилла.
— Что, Сазонов, друзья потребовали доказательств?
— Каких ещё доказательств? — опешил Сазонов.
— Как ты оприходовал преподшу.
Что? Совсем с ума сошла?
— Чего? Что ты несёшь?
Морозова горько хмыкнула и молча пошла дальше по тротуару.
— Даша, я должен всё объяснить. Сядь, пожалуйста, в машину, — Кирилл продолжал медленно ехать рядом с Морозовой.
Но она молчала. Шла себе, будто его рядом и не было. По опухшим векам и отсутствию косметики было понятно, что она не один час проплакала.
Стал бы Кирилл слушать на её месте? Наверное, нет. Но он должен был всё объяснить. Даже если она не захочет слушать.
Сазонов дал по тормозам и выскочил из машины. Успел поймать испуганный взгляд, когда в два шага приблизился к девушке. Он просто сгрёб её в охапку и затолкал в машину. Хорошо ещё, рядом в проулке никого не было, иначе бы точно позвонили в полицию и сообщили о похищении.
— Сазонов, ты сдурел совсем?!
— Ты должна меня выслушать, — Кирилл выжал педаль газа, набирая скорость.
— Куда ты везёшь меня?
— Туда, где мы сможем поговорить.
Дарья плотнее запахнула пальто и уже тише сказала:
— Мне не о чем с тобой говорить.
Машину Сазонов остановил прямо в поле, съехав с трассы. Двери заблокировал, хоть и понимал, что вряд ли Даша попытается сбежать. Он всё рассказал. Про Веру, их отношения, про встречу в клубе. Рассказал про фото и про то, что хотел обезопасить Дашу. Он лишь умолчал о том, как именно взял Веру на крючок. Морозова всё время молчала, глядя в лобовое стекло, а потом, когда Сазонов закончил, лишь сказала:
— Это всё? Отвези меня домой или выпусти — я сама дойду.
И всё. Ни эмоций, ни криков, ни слёз, ни, тем более, прощения и поцелуев. В груди у Кирилла начинала разверзаться яма, когда он понял, что Даша не простила. Выслушала, потому что он запер её в машине, но не простила.
— Даша…
— Мне нужно время. Подумать.
— Хорошо.
Сазонову стоило нечеловеческих усилий взять себя в руки и уговорить себя дать ей это время. Сердце замерло, когда она попросила не идти за ней, когда машина остановилась у подъезда. Хотелось кричать, схватить её за плечи и встряхнуть, чтобы ожила, чтобы накричала или даже ударила. Только бы простила, перестала быть куском холодного мрамора. Но только он дёрнулся, как она словно пригвоздила его взглядом.
— Я сказала нет, Сазонов.
И Кирилл остался сидеть. Потом отогнал машину дальше от подъезда и вернулся. Запрыгнул на спинку лавочки и так и остался. Сколько он так просидел — точно сказать не мог. Выкурил больше десятка сигарет. Съел завалявшийся в кармане «Сникерс», но ни на минуту не смог отойти.
Даша вышла с пакетом мусора уже когда почти стемнело.
— Кирилл, что ты тут делаешь? — удивилась она.
— Мёрзну, — попытался улыбнуться Сазонов. — Потом заболею и умру.
— Дурак, — раздражённо бросила Морозова и ушла к мусорным контейнерам на площадке в конце двора.
На обратном пути она остановилась и долго смотрела в глаза парню.
— Ты хоть представляешь, что я испытала там, в коридоре? — хрипло прошептала она.
Кирилл поднял на неё взгляд и посмотрел прямо в глаза. Простила. Она простила, он это понял. Но она должна сказать, излить ту боль, которую он причинил.
И она излила. Слезами, поцелуями, ласками и объятиями. Судорожными вздохами и протяжными стонами, слышимыми далеко за полночь в небольшой уютной съёмной квартирке. Простила, думал Сазонов.
***
И всё же она не смогла.
Через две недели, когда Кирилл уехал от неё в воскресенье днём, Даша вечером не отвечала на звонки. Он волновался, потому что последние пару дней она казалось грустной, чем-то озабоченной. Сазонов подумал, что она просто приболела, поэтому и была немного бледна. Но настоящая паника всколыхнулась в его душе, когда в понедельник на пару экологии к ним пришёл какой-то толстый мужик в очках и объявил, что он новый куратор группы 301-АП и теперь будет преподавать экологию. Пока Сазонов впал в ступор, кто-то из группы спросил, куда так внезапно подевалась Морозова, на что тот ответил, что экстренно уволилась ещё в пятницу, но подробностей он не знает.
Уволилась! Ещё в пятницу! Получается, когда он был у неё в воскресенье…
Сазонов выскочил из аудитории как ошпаренный. Плевать, что подумает этот толстяк. На всё плевать сейчас! Только бы понять, в чём тут дело. Словно пьяный он попытался вставить ключ в замок зажигания, но руки дрожали.
— Подвинься, бро, я поведу.
Кирилл затуманенным взглядом посмотрел на Костика и пересел на соседнее сиденье.
К дому Морозовой ехали молча. Сердце у Кирилла билось о рёбра с такой силой, что, казалось, проломит дыру и вырвется наружу. «Она не могла, не могла!» — искрами взрывалось в мозгу.
Но на трель дверного звонка квартира ответила тишиной. Кирилл, наверное, сжёг бы его, не выйди соседка.
— Парень, ты чего трезвонишь, пьяный что ли?
— Где Даша, вы видели? — хрипло проговорил Сазонов.
— Съехала твоя Даша, утром часов в шесть села в такси с чемоданами и укатила.
Сазонов уже не слушал. Он скатился по лестнице и выбежал на улицу. Потом он почти ничего не мог вспомнить из этого дня. Всё только отрывками. Как зарычал, вцепившись в волосы, как схлестнулся с Костиком, который хотел его успокоить, как насел на Анну Николаевну, но та в слезах клялась, что и сама в шоке, ничего не знает, как сломал руку, со всей силы стукнув кулаком в стену Дашиного подъезда.
Следующие пару недель прошли почти в забытье. Он пил, лез в драки, размахивая гипсом, послал на три буквы тренера. Если бы не Светка и Костик, вероятно, влип бы и в более серьёзные неприятности. Светка даже уступила однажды, когда ему было совсем плохо. Но её объятия в этот раз не принесли облегчения, как бы Кирилл не старался забыться. Боль не хотела становиться тише, душу рвало на куски, выворачивало вместе с избыточным алкоголем, которым Сазонов мечтал себя сжечь. Вырвать бы с мясом эту дрянную любовь, это отвратное предательство. Но он не мог. Не мог излечиться, во снах терзая её тело в своих объятиях.
Даша ушла. Сменила номер, удалилась из соцсетей. Где жили её родители, Сазонов не знал, как не знал и причины её поступка.
Эпилог
Даша устало опустилась в кресло. День снова пролетел в заботах и домашних делах. Она посмотрела на свои руки и ужаснулась. Господи, когда она в последний раз видела маникюр на своих ногтях?
Даша взяла тюбик с кремом с рядом стоящей тумбочки и выдавила немного на пальцы. Приятный персиковый аромат окутал кожу.
Сегодня Кира почти не спала днём. Ещё и эти зубы. Она всё тащит в рот, и Дарье необходимо держать всё в абсолютной чистоте.
По маленькой квартире разнеслась трель дверного звонка. Дарья вздрогнула. Кого могло принести почти в девять вечера? Ещё не хватало, чтобы Киру разбудили.
Морозова плотнее запахнула махровый халат и подошла к двери.
— Кто? — напряжённо спросила она.
— Дарья Андреевна, меня зовут Светлана. Мы можем поговорить? — ответил из-за двери приятный женский голос.
Светлана? Это был голос не той знакомой Светы из прошлой жизни. Но других Светлан она не знает.
Нахмурившись, Дарья отворила замок и открыла дверь. В освещённом подъезде она увидела ухоженную женщину лет пятидесяти. Её лицо показалось смутно знакомым.
— Здравствуйте, Дарья, меня зовут Светлана Ивановна Сазонова. Я мать Кирилла.
Внутри у Дарьи всё оборвалось, в груди защемило, а сердце стало биться так гулко, что, казалось, и в подъезде было слышно.
— Проходите, — дрожащим голосом молодая женщина пригласила гостью в квартиру.
Женщина вошла, сняла капюшон и замерла в нерешительности.
— Чаем угостите? — тихо спросила она, — я проехала двести километров, чтобы увидеть внучку.
— Конечно, — Даша встрепенулась. — Кира уснула. Но вы, конечно, проходите на кухню, а я пока поставлю чайник.
Пока Дарья дрожащими руками пыталась поджечь спичку, Светлана Ивановна сняла пальто и аккуратно повесила его в прихожей на вешалку, осмотрелась и прошла на кухню за хозяйкой. Чайник уже шипел во всю, а на столе стояла вазочка с вареньем и тарелка с печеньем. Дарья через минуту разлила чай в две кружки и пригласила гостью к столу, а сама села напротив.
Повисло молчание.
— Я не имею никаких претензий к вашему сыну, — твёрдо сказала Дарья Морозова. — Я даже не сообщала ему о ребёнке. Я всё понимаю: ему в институт надо, карьера спортивная на горизонте. Ни алиментов, ничего другого я не требую и не буду. Даю слово.
Эту тираду, в конце которой у Дарьи предательски охрип голос, Светлана Ивановна прервала, положив свою тёплую ладонь на ледяные пальцы Морозовой.
— Ты назвала её Кирой, — улыбнулась женщина.
Дарья непонимающе захлопала глазами. Лучистый, тёплый взгляд этой женщины говорил о том, что она сюда не с претензиями приехала, и стальные тиски, сдавившие сердце Морозовой, немного ослабились.
— Как он? — решилась она задать вопрос.
— А ты как думаешь? — взгляд матери Кирилла помрачнел, а Морозова ощутила холодные щупальца тревоги. — Когда ты исчезла, он как с цепи сорвался. Руку сломал, вылетел с соревнований, едва колледж не бросил — мы с отцом упросили. А ещё много пил. Попал в аварию, едва не погубив себя и ещё нескольких пассажиров в машине. Хорошо Костя оказался рядом, смог вовремя выхватить руль, а так…
Каждое слово било наотмашь. Морозова чувствовала груз ответственности. Но как она могла остаться? Узнав, что беременна, она колебалась, конечно, но в злосчастную пятницу он так много говорил о будущем, о том, что обязательно выйдет если не в высшую лигу, то за область точно будет играть, что уйдёт в институт — на третий курс возьмут. А тут она с ребёнком. Сколько их таких — молодых парней, потерявших мечту из-за глупых женщин, вовремя не позаботившихся о безопасности. Но избавиться от ребёнка она тоже не могла, она уже его любила, лишь увидев две полоски на экранчике теста.
И тогда она приняла единственно верное, как тогда казалось, решение — уехать. Без объяснений. Иначе бы она не смогла, не решилась.
Со всем помогли родители. Без них бы Даша не справилась. Приняли со слезами, но ни о чём не расспрашивали. Только иногда она ловила тревожный взгляд матери и грустный отца. Но так нужно было. Так было правильно.
— Знаешь, ты не имела права.
Морозова сглотнула. Вот то, за чем приехала эта женщина. Вероятно, она её ненавидит за всё то, что по вине Морозовой случилось с её сыном.
— Не имела права скрывать от него. Это дочь и Кирилла тоже. Я больше не могла смотреть, как ему плохо и стала искать тебя сама. Понадобилось время.
Дарья ничего не могла сказать, лишь вытерла слёзы.
— И как же вы нашли меня? — тихо всё же спросила она.
Светлана Ивановна пожала плечами.
— Люди. Если умеешь спрашивать, то всегда узнаешь ответ.
Из спальни послышалось тихое кряхтение.
— Извините, — пробормотала Даша и встала.
Она уже сделала несколько шагов, но потом обернулась.
— А вы не… не хотите?
— Думала, ты не предложишь, — просияла женщина.
Наворковавшись с внучкой, удивлённо рассматривающей гостью, Светлана Ивановна засобиралась домой.
— Мне пора, Даша.
— Уже поздно, может останетесь?
— Нет, я сказала, что уехала в командировку и после полночи вернусь.
Морозова провела женщину к двери. Уходя, Светлана Ивановна внимательно посмотрела на девушку.
— Ты же понимаешь, что я не смогу скрыть это от него?
Морозова понимала. Тихо забравшись под одеяло, чтобы не разбудить вновь уснувшую дочь, Дарья залилась слезами. В груди трепетало и ныло, кое-как стянутая рана снова разорвалась с треском. Он не простит. Никогда её не простит.
Из сна её вырвал звук вновь раздавшегося звонка. Дарья села на постели. Сколько времени? Четыре утра. За окнами темень.
Звонок повторился. Морозова окончательно пришла в себя, и сердце гулко загрохотало. Она уже знала, кто за дверью. Кое-как пригладив волосы и бросив в рот освежающее драже, Дарья прошла в прихожую и негнущимися пальцами повернула замок.
Это был он. Он стоял в неверном свете подъездной лампы. Руки сжаты в кулаки, глаза походи на горящие угли. Похудел и отрастил приличную щетину, отчего казался старше.
Морозова замерла, боясь вдохнуть.
— Где она? — прошептал Кирилл, казалось, слова даются ему с трудом.
Дарья отошла в сторону, пропуская парня в квартиру. Сазонов скинул обувь, снял куртку и молча пошёл наугад в комнату. И не ошибся.
Маленькое чудо сопело в детской кроватке, раскинув ручки, сжатые в слабые кулачки. Кирилл смотрел во все глаза, в которых внезапно стало как-то много влаги. Он замер и боялся пошевелиться, боялся спугнуть эту тихую картину.
Но тут маленький человечек пошевелился, смешно причмокнул губами и распахнул глаза. Карие, как у отца. Два взгляда встретились. Маленький носик сморщился, покраснел и… беззубый рот расплылся в улыбке.
Так странно. Кира очень не любит незнакомых, сразу начинает плакать, а тут…
Сазонов бросил на Морозову вопросительный взгляд и, получив в ответ короткий кивок, протянул руки и осторожно, будто от этого зависела его жизнь, поднял ребёнка. Кира сначала напряглась, но потом довольно заплямкала ртом, пустив слюни.
Кирилл глубоко вздохнул и прижался губами ко лбу девочки.
Дарья плакала молча. Она не могла, просто не имела права сейчас что-то говорить. Она лишила его столького! Первого взгляда, первой улыбки, первой бессонной ночи. Он не простит. Она сама себя не простит.
— Собирайся, — Сазонов посмотрел на Дашу. — У тебя два часа.
— Но… — не веря в услышанное, Дарья подняла на Кирилла изумлённый взгляд.
— Когда ты уже перестанешь спорить со мной. Мы едем домой. Я и так слишком много пропустил. Сколько ей? Пять месяцев?
— Пять с половиной.
Простил. Не сразу, не быстро, но простил. И в институт поступил, и в спорт вернулся, и к делам отца приобщился. Но домой всегда спешил, изнывал без своей любимой жены и маленькой дочери. А той только и подавай мужского внимания: ни деда, ни отца от себя ни на шаг вечером не отпускает, а стоит заглянуть к ним в гости Левищеву — пиши пропало. В такие минуты, когда малышка терзает Костика, Кирилл обнимает жену, втягивая носом её особенный запах и просто наслаждается душевным покоем. Да, они прошли через многое, но это кудрявое чудо, дёргающее за уши лучшего друга, стоит того и даже большего.