— Хочешь ко мне в пару?
— А он? — новичок, ещё плохо соображающий от волнения, удивлённо потыкал стволом в сторону Гилла.
— Да ему давно в санчасть надо. На длительную профилактику… — Макс не стал развивать тему и говорить, что у теперь уже бывшего напарника крыша подтекала и раньше.
А сегодня, видимо, Гилл окончательно выработал весь ресурс своей достаточно потрёпанной в других местах и обстоятельствах психики.
Глава 3
— Ну что, давай объясняться, — обращаюсь к чипу после того, как мы оба намолчались вдоволь. — Мне, конечно, нравится быть сильным; но давай разберёмся с некоторыми деталями. Чтоб между нами не было недосказанности там, где я её не потерплю.
— Уточни, чего ты хочешь, — охотно отзывается Алекс, кажется, думавший о чём-то своём.
— Отравление и рвоту проехали, тут с моей стороны без претензий. Кстати, чувствую себя и правда намного лучше… Когда подошли первые двое копов и всё сходу завертелось, у меня появилось ощущение нереальности. И мысли в голове пошли не так, как я обычно думаю. — Формулирую, на ходу обдумывая происшедшее по второму разу. — Сейчас мне кажется, что я был как под наркотой. — Алекс почему-то молчит. — Ну не кинулся бы я никогда на патруль, понимаешь?! Будто не моя идея в голове всплыла! А реализация этой идеи — ещё хлеще: я так никогда не мог ни двигаться, ни действовать. Отсюда вопрос к тебе: что вы вместе с этим чипом делаете такое с моими мозгами и телом, что я такое творю? И чем это чревато в будущем? На кого я ещё в следующий раз могу броситься?
С улицы знаю, что напор и давление — первый залог успеха, если хочешь добиться своего. Потому решительно добавляю:
— Если ты сейчас не разродишься пояснениями, или если твои объяснения мне не понравятся…
— Прекращай, — перебивает он меня, кажется, раздражённо. — Я тебе не враг, и себе тоже. Ты сейчас смешал в кучу сразу два момента, а просишь один ответ на оба вопроса.
— Что именно я смешал? — отступаться не собираюсь.
— Функции генератора решения и функции оператора того генератора.
— Проще можешь говорить?
— Тот, кто придумывает решение — генератор решения. Затем это придуманное решение надо осуществить, потому что люди часто придумывают такое, чего сами не могут, — кажется, он откровенно смеётся. — Вот тот, кто будет это твоё придуманное решение исполнять, называется оператор. Очень часто, кстати, генератор и оператор не совпадают. Я бы даже сказал, они чаще именно не совпадают. Например, хочет тренер, чтоб чемпионат был выигран кем-то из его страны…
— Понятно. Сам он так не прыгнет, потому и тренирует спортсмена, — перебиваю уже я, чуть задумавшись. — Начинаем с генератора: с чего мне в голову вообще пришла эта идея, кинуться на патруль?
— А я почём знаю?! Генератором собственного решения можешь быть только ты, это аксиома, — фыркает Алекс. — Ни я, ни чип, никто в мире не может заставить тебя захотеть того, чего ты не хочешь сам по себе. Другое дело, в каких-то направлениях ты думаешь с радостью и удовольствием. Как и любой другой человек. А от каких-то мыслей в обычном состоянии наоборот подсознательно шарахаешься, как только они приближаются к осознанной форме.
— Ты хочешь сказать, что идея кинуться на копов, находящихся при исполнении — моя собственная? — я не сильно склонен доверять такой дичи сходу, но разбираться в сложных моментах всегда нужно до конца.
Потому по второму кругу прогоняю воспоминания и свои ощущения, прислушиваясь к их оттенкам.
— Точно. А вот уже оператором этого твоего намерения был чип. — Подтверждает Алекс. — Ну и я. Этот чип — вообще очень своеобразное устройство. Явно тренировочный продукт разработчика и сырой пилотный проект. Помимо заявленного функционала, есть и кое-какая незадекларированная часть… глупая попытка начинающих корректировать направление мышления реципиента импланта. Что в принципе нереально; но, кажется, разработчик до этого ещё не дошёл. — Алекс фыркает. — Сам чип не генерирует ничего нового по определению; и заставить тебя думать, куда ты не хочешь, не может. Но зато он может весьма усилить уже имеющиеся у тебя в голове маркеры. Кстати! Я как предвидел этот момент! Потому с самого начала, чтоб ты не сомневался на тему, кто главный, я тебе интерфейс взаимодействия сразу перед глазами выкатил, — напоминает он. — А чтоб ты мог оценивать качество работы оператора, твой доступ к управлению процессами сделан более приоритетным, чем мой или у чипа. Ты всё управление вообще на себя можешь замкнуть и все доступы порезать! Начни читать все диалоговые окна, для начала!
— Что бы я в этом управлении понимал, — бормочу. — И в этих окнах. Там что слова, что схемы такие, что только мне в них и разбираться… На ходу, когда дубиной по спине лупят. Я больше половины слов в твоих посланиях не знаю.
— Там, где ты слов не знаешь, я тебе специально графические модели дал, вплоть до молекулярного уровня, — отмахивается он. — Постарался максимально всё упросить, потому в картинках. Хотя-я, процессов на молекулярном уровне ты тоже, похоже, не знаешь…
— Я не верю тебе, — говорю после паузы. — Почему-то раньше я на полицию не кидался, ещё и так. А эти новые решения у меня начали всплывать именно сейчас, после имплантации и появления тебя.
— Во-первых, у тебя отходняк после стресса. Оно точности аналитики не способствует, знаешь ли. А во-вторых, у тебя вот именно сейчас опять работает этот синдром, и ты снова боишься думать в эту сторону. — Возражает он.
Самый старший из патрульных после инцидента вызвал сразу два транспорта. На первом из них, который медицинский, он отправил своего скорбного разумом товарища в сопровождении самого молодого из них, видимо, куда-то лечиться (хотя я не уверен, что от такого лечат).
На втором фургоне прибыли ещё люди, которые загрузили меня внутрь и теперь везут в суд (ну а куда ещё). Чип местами блокировал действие паралитика, и всё происходящее я наблюдал лично. А сейчас меня трясёт в заднем отделение, где в специальном отсеке перевозят задержанных.
— Звучит так себе. — Говорю после паузы. — Я никогда не вёл себя, как под наркотой. Почему сейчас было иначе?
— Выученная беспомощность. Она у тебя уже была, твоя собственная. В момент контакта с полицейскими, выброс чипа попытался усилить эту твою заученную реакцию. А я устранил попытку вмешательства в обеспечение процесса мышления, если по-умному. Это и есть те самые «интересные» функции, о которых я говорил. Я их пресёк.
— Что такое выученная беспомощность?? По отдельности слова знакомы, в сумме не понимаю.
— Один из инструментов управления. Видимо, надо на примере… Не слыхал байку об эксперименте над собаками?
— Что за собаки?
— Их закрыли в вольере. И вначале давали звонок, а потом били током. Сбежать собаки не могли. Ударили их сколько-то раз, до выработки рефлекса, звонок — боль. А затем перевели в вольер с низким барьером, откуда можно выпрыгнуть. И снова дали тот звонок. Вот они выли, скулили, но через барьер не прыгали. Суть ясна?
— Почти, — я на ровном месте задумываюсь. — Я вообще не слышал, чтоб у нас такие опыты ставили.
— Ну, ты много о чём не слышал, — хмыкает мой сосед. — Зато вон результат налицо… Психика — такой же тренируемый орган, как и всё остальное в организме. В том числе, тренируемый извне. Вот лично в тебе я наблюдаю кучу уже готовых закладок на тему «Ой, да я не смогу» или «Ой, а тут ничего не сделаешь». Чип, в момент контакта с полицией, вмешался с целью усилить работу уже действующей закладки. А я поверх его работы наложил нейтрализацию.
— Зачем?
— Там, откуда я родом, вмешиваться в процесс мышления разумного считается грубым нарушением этики. По-вашему, тяжёлым уголовным преступлением. Со всеми вытекающими. Но вы, кажется, этого ещё не понимаете.
— Как технически выглядит всё то, о чём ты говоришь?
— Этот чип имеет функции, которые несовместимы с медицинским назначением устройства. Что ты знаешь о процессе мышления? — как-то собрано отвечает Алекс, мгновенно преображаясь.
— Ничего.
— Для простоты скажем, что стресс — это химия. Причём химия всего мозга, в вашем случае; а не отдельных его участков.
— Когда возникают новые мысли в стрессе, меняется именно химия? Не работа отдельных участков мозга? — странно. Я почему-то всегда думал, что мы думаем разными частями мозга, а не разным химсоставом крови…
— Раз сейчас говорим о принятии решений в стрессе, то да, только химия. И, повторюсь, у вас это химия всего мозга сразу, а не отдельных его участков. До разных участков с разной химией вы ещё не доэволюционировали… Вот этот чип, на базовом уровне, попытался принудительно изменить твою химию не туда. Поскольку я с ним связан напрямую, отменить срабатывание его безусловных управляющих сигналов я не могу. Но зато я могу скомпенсировать влияние его химии своей физикой, у вас это пока дырка в науке. — Он делает паузу. — Понимаешь всё сказанное?
— Да. И ты так много оттуда, изнутри, понял о нашей науке и эволюции? — надеюсь, я звучу сейчас достаточно насмешливо.
— О вашей эволюции мне хорошо всё видно по твоему организму изнутри. По архитектуре чипа о вашей науке тоже понятно гораздо больше, чем ты думаешь, — отрезает Алекс. — Хотя-я-я, открыт вопрос уровня технологий вашего производства: может, грамотную задумку просто кривыми руками делали… Если коротко, его создатели хотели предусмотреть возможность внешней принудительной коррекции некоторых процессов, помимо задекларированных функций. Повторяюсь… Я эти вмешательства заблокировал. Но растормозил при этом физически кое-какие участки у мозга тебя, которые раньше были в пассивном состоянии. В итоге, принимал решение ты сам. Но, из-за моего с чипом взаимно нейтрализующего вмешательства, действовал ты как бы в новой аппаратной конфигурации, к которой ещё не привык. Понимаешь?
— Местами…
— Давай опять на примерах, — он там точно вздыхает. — Считай, что ты долго не ел; а потом резко за стол попал, где кормят на убой. Знакомое состояние?
— Могу представить.
— Ты сильно точно будешь действовать в первые минуты за таким столом? И какие будут механизмы принятия решений?
— Пояснение понятно… Жрать буду всё, до чего дотянусь. — Обдумав услышанное ещё раз, перехожу ко второму пункту. — А реализация решения — кто? Я или не я?
— И реализация тоже ты. Но вот уже этими процессами управлял вручную я, поскольку твой коэффициент полезного действия в управлении ниже моего, и сам ты пока так не можешь. — Терпеливо отвечает Алекс. — Решение было только твоё, и оно для тела закон. После того, как ты решил, что делаешь, чип оптимизировал твои личные имеющиеся ресурсы. Поскольку он — часть твоего тела, если формально.
— Но в какой-то момент эта часть захотела повлиять и на принятие мною решения? — уточняю.
— Точно. Ну и ещё один момент, — он вдруг начинает звучать как будто виновато. — Я себя ощущаю всё же как отдельная личность. А кое-что за долгие годы жизни начинает восприниматься на уровне рефлексов. Ваше общество, плюс твоя ситуация, для меня самого — сильный стресс. Вначале я не стал сдерживать уже свои эмоции по поводу происходящего, и этим усилил твои собственные решения. Ну а потом поздно было дёргаться… А когда патрульные попадали, мне и в голову не пришло, что надо ещё чего-то бояться. Нужно, кстати, над сенсорикой поработать; такие моменты на будущее вполне можно чувствовать издалека имеющимися в наличии возможностями.
— Ладно. Знаешь, а мне где-то понравилось, — признаюсь. — Всегда мечтал быть быстрым и сильным…
— Это было разовое и временное решение в критической ситуации, — твёрдо говорит он. — Чтоб расширять свои возможности, ими надо заниматься регулярно, и не путём экстренной стимуляции.
— Почему?
— Ресурсы организма не бесконечны. В такие моменты ты кое-что жжёшь необратимо. Плюс, нам обоим надо разобраться, что есть эти ваши искры. Оперирование внешними энергиями — этого я пока даже на уровне физики процесса не понимаю, потому что у нас такого нет и близко. Стало быть, и тебе обеспечить доступ к этому пока не могу. А этот третий коп нам с тобой обоим сзади доходчиво продемонстрировал, что в незнакомой обстановке первым лучше не дёргаться.
* * *
В местном суде, куда мы прибываем достаточно нескоро, в дополнение к патрульному нас встречает тамошняя охрана. Ведут себя судейские охранники достаточно нейтрально; по крайней мере, в отличие от уличных патрульных, явной агрессии в мой адрес не выказывают. Да и не испытывают они её, если честно (Алекс подсвечивает мне эмоциональный фон окружающих, а я учусь работать с интерфейсом).
Интересно, а что за вожжа попала под хвост тому уличному патрульному, съехавшему с катушек?
У меня начинает теплиться надежда на какую-то объективность в разбирательстве, но разговор молодящейся тётки в мантии со старшим патрульным моментально всё расставляет на свои места. Моего присутствия, что характерно, никто не стесняется.
— Как оформляем? — судья взглядом указывает на меня.
— У него незарегистрированный левый чип. Давайте договариваться, — честно отвечает мой сопровождающий. — А у нас Гилла «догнало», — многозначительный взгляд на тётку, за которым стоит невысказанный подтекст. — Если оформить всё, как есть, считав показания видеофиксатора, будет принудительная терапия Гиллу и максимум треть штатного оклада на пенсии. — Далее патрульный с намёком во взгляде играет бровями и что-то тихо шепчет бабе в мантии. Добавляя в конце погромче, — а вот если бы был назначен виноватый… и в решении суда опущена аппаратная часть…
— Ты хочешь оформить, как будто на службе из-за…? — с полуслова схватывает судья, тоже чего-то не договаривая и опять нимало не стесняясь моего присутствия.
— Ну да.
Предсказуемо, чё…
— Этого тогда лучше закрыть. — Наконец, я удостаиваюсь короткого кивка судьи. — На время оформления бумаг, как минимум. Я не смогу оформить всё Гиллу, если сейчас начнутся разборки с его чипом и если не будет виноватого на момент вынесения решения по Гиллу. Ну, то есть, могу, конечно… но зачем лишний риск? Да и мало ли, что этот может наболтать? А так, ну посидит какое-то время. Даже если создадут комиссию и вдруг воспылают энтузиазмом, начнут реально проверять все обстоятельства, — уж в Квадрат-то к нему точно никто не попрётся. А вот если оставить его гулять на свободе всё это время… возможны варианты.
Реальное положение дел, кажется, никого вообще не тревожит; и я выступаю в роли даже не разменной монеты, а одноразового бумажного подстаканника. Об объективном разбирательстве, каком-то опросе сторон либо подобии справедливость речи по-прежнему нет.
Предсказуемо для меня, но явно удивляет Алекса. Который говорит много чего интересного по поводу происходящего по нашей с ним внутренней связи.
Вдруг, на фоне его бормотания, на меня накатывает та самая волна, как и несколькими часами раньше у реки.
— Подскажите, пожалуйста, а суд в этом здании состязательный? Либо — сориентируйте по формату судебного заседания? — поднимаю руку со своего места, апеллируя больше к судье. — Я, может, и не из Центра города, но элементарные ювенальные законы знаю. Вы не можете даже рассматривать моё дело без моего законного представителя, поскольку я несовершеннолетний. Не то что приговор выносить.
Баба вместе с мужиком удивлённо мажут по мне взглядами, как по пустому месту, ничего не отвечают и снова разворачиваются друг к другу.
Они тут что, совсем ничего не боятся? Решение же будет незаконным, это даже я понимаю.
Мой сопровождающий передаёт судье, кажется, бумажный конверт (с моего места плохо видно):
— Давайте как обычно? Давайте тогда этого по максимуму. Он, кстати, может оказаться и клановым, уж больно резво двигался. — Они оба снова бросают на меня два быстрых взгляда. — Если так, то клановые его всё равно быстро найдут и выцарапают из Квадрата. А это — лично вам за беспокойство, если вдруг… — мужик недоговаривает, настойчиво двигая конверт по столику.