— Все хорошо, не переживай! — Успокоил девушку вожак, очевидно, думая, что она за Олю переживает.
— У Ирины роды начались! — Со слезами в голосе воскликнула женщина.
— Как? еще же слишком рано! — Вожак опрометью бросился в пещеру.
— С мамой и маленьким ведь все будет хорошо? — Испуганно спросила меня Оля.
— Конечно. — Ободряюще улыбнулась я.
— Это ведь не из—за того, что я убежала? — Малышку аж затрясло от страха.
— Конечно, нет Оленька. Пойдем к нам. — Позвал девочку медведь, которого кажется, звали Бориславом.
Она пошла за ним в соседнюю пещеру.
— Проходите. — Пригласили нас младшие медведи, и мы вошли, отодвинув чью—то мохнатую тяжеленную шкуру. Мамонты тут, что ли, водятся?
Мы вошли в огромный холл, посреди которого был вложен большой, каменный очаг, дающий свет и тепло помещению. Поодаль, по кругу, стояли столы, лавки, сундуки, кресла. Возле одного кресла, в углу стояла большая корзина с пряжей, ткацкий станок и пяльцы для вышивания на ножках. От этого уголка сразу повеяло уютом, и я чуть поуспокоилась, присмотревшись, увидела, что на всех креслах лежат пледы и подушки, очевидно, сделанные руками хозяйки рукодельницы.
Мебель в помещение, стояла не прямо у стен, а чуть поодаль, оставляя довольно широкий проход. Все стены были во входах в другие помещения, завешанные такими же шкурами, я насчитала 12 проходов. Необычно, но уютно по—своему.
— Пойдем. Тебе ведь нужно одежду подобрать. — Один из младших мишек обернулся к Боре. — Мы, конечно, тебя больше, но что—нибудь придумаем.
А что тут думать. — Фыркнул второй. — В кладовой нашей детской одежды предостаточно, а ей детская одежда сестер пойдет. Пойдем, а ты здесь жди. — Приказал мне мишка. — Нам тоже переодеться нужно.
Все четверо вместе с Борей скрылись в первой от входа пещере, я осталась одна. Подошла к пяльцам на них шерстью вышивался крестом какой—то узор, скорее всего, для подушки.
— О, отец небесный! За что?
Я вздрогнула, от отчаянного возгласа и всхлипа. Огромный по росту и ширине плеч, мужчина сел на лавку и обхватил голову руками.
Это был вожак, его узнала сразу.
— Вашей жене совсем плохо?
Мужчина вздрогнул, от моего голоса, от горя он, видно, совсем про нас забыл. Увидев меня, вожак тут же собрался и выпрямился. Но на щеках были мокрые дорожки.
— Да. Нет. Еще и шести месяцев, а уже схватки и кровь пошла. Лекарь говорит, дитя не выживет точно и очень повезет, если выживет Ирина.
— Позволь мне посмотреть ее.
— Ты лекарь? Повитуха? — Оживился вожак.
— Я ведунья, мне уже доводилась помогать роженицам. Позволь.
— Идем.
Вожак подорвался с места, и проводил меня в крайнее от стены углубленнее. Мы пошли по каменному коридору, освещенному факелами. Прошли два входа завешанных шкурами, и пошли к третьему, там была пещера чуть поменьше, но просторная посреди комнаты также был очаг. У стены ложе из шкур на них лежит вздрагивающая от боли женщина. У ее изголовья стоит седой мужчина, пытается, чем—то напоить женщину, ее тут же рвет. За руку ее держит та самая встречавшая нас женщина. Я грею руки над огнем, читая заговор на очищение себя.
— Пошел вон! — Орет вожак на лекаря. — Не видишь, что ей еще хуже от твоих стараний!
Старик испуганно отшатывается в сторону. Я подхожу к стонущей сквозь сжатые зубы темноволосой, совсем еще молодой на вид девушке, осматриваю ее ментально. Ее ауру темной пеленой сковывает страх, а на груди затаилось черная лярва, низшая навья сущность, насланная кем—то от зависти или обиды. Эта тварь росла с каждой секундой, выпивая жизнь матери младенца. Я схватила с полки свечу и начала водить ей над лярвой.
— Воли моей, навья сущность, подчиняйся, кто тебя наслал к тому, и возвращайся! Именем Мары тебя заклинаю. Воли своей я тебя подчиняю! В каждое произнесенное слово, я старалась вложить как можно больше силы.
Сущность замерла, перестала расти, но уходить не спешила. Мара никому просто так не поможет, ей тоже нужна своя плата. За работу. Я взяла с прикроватного столика ножницы и, проткнув ими свою ладонь, моя кровь закапала на грудь болящей. Ментально я видела, как он нее пошел пар, семеричный мир стал четче и куда более осязаем. Я повторила заговор. Черный сгусток на груди девушки, начал таять на глазах и скоро исчез.
— Прими кровь мою Царица ночи, за жизнь дитя и матери тебе я жертву приношу.
Силы мои таяли с каждой секундой, но я была услышана, девушка задышала ровно и перестала вздрагивать и стонать. Схватки прекратились, тонус матки спал. Из последних сил я прочитала заговор для остановки кровотечения. И заживления ран. Положила руки на живот, малыш был жив. Отлично.
— Помоги, защити мать с дитем во чреве Рожана — матушка. Выжги всю скверну из Ирины огнем праведным своим Семаргл батюшка.
Я, пошатываясь, принялась ходить со свечей вокруг ложа с больной, свеча горела, ярко выжигая негатив с ауры, боги меня услышали. Догорев почти до конца, свеча сама собой погасла.
— Все будет с ней хорошо и малыш в порядке. — Сказала я, повернувшись к взволнованному Яромиру — Переоденьте ее и помойте. Одежду, в которой она сейчас, сожгите.
— Да где это видано, чтоб жрица Чернобожья в дом Вожака входила, да еще к болящим прикасалась! — Лекаря, старого седого оборотня аж трясло.
— В отличие от тебя, она спасла и Ирину и моего сына! — Прорычал Яромир.
— А чем заплатить за это придется, не подумал! — Закричал лекарь. — Вся община теперь с хворью сляжет, за медведицу твою расплачиваясь!
— Не сляжет, я кровью своей расплатилась, а скверну всю огнем семаргловым праведным выжгла. Чисто все. Волхвов своих спросите.
Я судорожно уцепилась за кресло, чтобы не упасть, комната перед глазами плыла кругом.
— Ну, смотри Ведьма! Если кто в ближайший оборот, Орина грозного заболеет, из— под земли достану! — Прорычал целитель, сверкая злобными глазами, — Отведи ее туда, откуда взял! Немедленно! — потребовал старик у вожака.
— Она и ее муж мои гости! И останутся здесь, настолько, насколько посчитают нужным! — Заявил вожак.
— Да ты с ума сошел! — В глазах и голосе лекаря был настоявший ужас. — Тебя, верно, уже заморочили.
— Не изволь беспокоиться любезный! Мы уходим. — В проходе появился Борис, на нем были черные кожаные штаны и белая рубаха.
От слабости я была близка к обмороку, но не могла не отметить, что любимый прекрасен.
— Пойдем. Моя хорошая. — Борис подошел ко мне и легко подхватил на руки,
— Да куда же вы пойдете? Вы что! — Вожак, кажется, был поражен решительностью Бориса.
— А куда глаза глядят. Боги милостивы! Не оставят. Если останемся здесь, уже завтра к утру у вас кто—нибудь, заболеет, умрет, или ногу сломает по вполне естественным причинам. Но обвинят во всем нас. И на кроду потащат за колдовство злонамеренное. А нам этого не хочется, уж извините. Благодарствуем за прием люди добрые.
Глава 37, часть 4.
— А ты Мергус, видать, и вовсе лично решил Мару Грозную прогневить жрицу ее, изгнав без благодарности?
Еле слышно прошептала спасенная.
— Или боишься, что скажет она, кто порчу на меня навел? Так, я и без нее это знаю. Доченька твоя Люция, на место мое в этой постели метит.
Все рты так и разинули.
Когда на кроде мысленно уже лежишь, Мара на многое глаза—то открывает. — Пояснила женщина.
— Что? — Взревел вожак, надвигаясь на побледневшего целителя. Словно неотвратимое бедствие.
— Ты тоже хорош! — Слабо махнула рукой женщина. — А то не видел, как она тебе глазки строит да рядом притирается.
— Да мало ли кто как смотрит мне ни важно это. — Взъярился Яромир — Она правду сказала Мергус?
Обратился вожак к сжавшемуся от страха лекарю. Тот, не осмелившись лгать и оправдываться, бухнулся на колени перед Яромиром.
— Да не кричите вы здесь, ей покой нужен. — Прошептала я, довольно уютно устроившись на руках Бориса.
— А ну—ка пойдем.
Яромир схватил жрица за шиворот и выволок из спальни. Там поручил его сыновьям. Стоявшим в коридоре.
— В клетку его. И Велимудра пригласите. А вы ступайте за мной.
Вождь проводил нас в другой коридор и оставил в большой теплой комнате.
— Оставайтесь здесь, сколько хотите и не бойтесь ничего. Вас никто не тронет. Вы мои гости. Я вам жизнью семьи обязан. Сейчас вам принесут поесть. Что еще нужно? Говорите смело.
— Ей помыться и переодеться нужно. — Слышала я голос Бори уже сквозь сон.
Хорошо. Сейчас сюда принесут лохань и горячую воду, я закреплю за вами трутницу. Обращайтесь к ней с любой просьбой, она будет жить в берлоге, комнате напротив.
— Благодарю.
— Не стоит. С ней все в порядке?
Вожак беспокоился обо мне. Приятно.
— Да просто много сил отдала. Отдохнуть нужно и все.
— Хорошо. Отдыхайте. Сейчас все будет.
Боря сел со мной на коленях и стал покачивать как ребенка. Что—то мурлыча себе под нос. Зря он это. Меня тут же разморило, и я провалилась в дрему. А снилось мне, что меня аккуратно раздевает, моет в огромной лохани, усадив к себе на колени. Помню, как матерился. Увидев кровавые шрамы на спине. Как аккуратно мыл голову приятно пахнущей хвоей пеной. Как бережно обтирал полотенцем все тело. Как пожил меня на мягкую постель из шкур, прикрыл одной и мылся сам. Как потом оделся и унес куда—то лохань с водой. Как вернулся с подносом, с едой и пытался заставить меня съесть хоть кусочек. Я лишь сонно ворчала, а он поел, разделся, перекинулся в волка и начал вылизывать мою израненную спину и сломанные пальцы. Ноющая боль не дающая, уснуть, наконец, отступила, и я провалилась в крепкий, спокойный сон со своим любимым рыжиком под боком.
Мне снилось, что мы с Борей плывем по светлой спокойной реке на лодке. Но в какой—то момент, река темнеет, я вглядываюсь в ее воды и вижу Лену и Вадима. Они в волчьих ипостасях распяты на досках, прибитых, к стене. Распяты в прямом смысле, в их лапы прибиты к доске гвоздями с большими шляпками. Их шеи зафиксированы ошейниками впивающимися шипами в горло. Беднягам невыносимо даже дышать. Из желтых глаз серой волчицы катятся крупные слезы. Огромный, черный волк, скалится сжатыми от ярости зубами.
Глава 38
А потом, в лодке перед собой я увидела Влада в волчьей ипостаси глаза огромного, черного волка горели Лютой Яростью. Теперь, я понимала, почему их волков, оборотней, называют лютичами, лютый, свирепый, беспощадный. Таким Влад сейчас и был.
От ужаса, пронзившего, сердце, я не могла, ни двинуться, ни закричать, а Волк свирепо, зарычав, кинулся на меня. Вот сейчас собьет в воду, и я утону, подумалось мне. Но я не упала в воду. Волк стоял на мне. Придавливая меня своими огромными ко дну лодки и не давая пошевелиться. Даже дышать и то было тяжело. Огромная зверюга весила килограммов сто. Я испугалась, что сейчас раздавит грудную клетку. Но в голове услышала голос Бориса:
— Прости малыш! Так, надо.
Волк из черного, стал рыжим склонился над моей шеей и впился в нее сбоку клыками прямо возле сонной артерии. Я закричала больше от страха, чем от боли. А волк еще и кровь мою стал слизывать. По телу пошел жуткий жар. Он нарастал с каждой секундой и вот мне уже видеться, что я на кроде, привязана к столбу и горю! Горю заживо! Страх делает меня безумной, и я начинаю дико кричать и вырываться, борясь за жизнь, но не получается, руки крепко связаны и ноги тоже. А все тело ломит, меня буквально выворачивает наизнанку, и тело горит!! Горит! Горит!!!
— Господи! — Кричу я во все горло. — Позволь мне умереть!
— Нет, Мариш, нет! Ты не умрешь! Наоборот! Ты перерождаешься!
Слышу я нежный голос Бориса, и мне на лоб кладут что—то холодное. Как же приятно! Боже! Прохлада, прошедшая волнами по телу, круче всякого оргазма во сто крат!
Чешется нос. Хочу почесать тянусь рукой и слышу звон цепей.
— Что за…
Открываю глаза и вижу себя в темной холодной пещере, ее освещает лишь небольшой очаг в углу. Борис сидит рядом со мной на скамейке, а я, прикована кандалами за руки и за ноги к стене.
И сам мир, он стал каким—то другим. Наполнился огромным количеством запахов звуков. Зрение стало куда четче. Я ясно различила малюсенькую ящерку, ползущую, по стене в темном углу. В том же углу копошилась крыса. Интересный у нее запах, приятный! В желудке громко заурчало, рот наполнился слюной.
— Успокоишься, я тебя отстегну, и пойдем, поедим. — Спокойно сказал Боря, отвлекая меня. От принюхивания к крысе.
К крысе! О боже!! Крыса мне показалась вкусной!
Меня вырвало практически одной слюной, но все же.
— Мир другой! Почему? Я прикована, почему? За что?
— Для твоей же безопасности, чтобы не навредила ни себе не другим. Теперь все хорошо. Ты справишься. Мы справимся. Вместе.
Боря говорил ласково и спокойно, но снимать с меня кандалы отчего—то не спешил. От него пахло беспокойством.
МляМ Откуда я знаю, как пахнет беспокойство??
— С чем справимся? Что они со мной сделали?
— Это я. — Покачал головой Боря. — Я обратил тебя.
— Что ты сделал? — от ужаса я аж охрипла.
— Обратил. Укусил. Передал наши гены. Теперь ты такая же, как мы. Как я. Сможешь оборачиваться волком и жить почти бесконечно долго не старея. Как я. Рано или поздно это нужно было сделать Мариш. Ты моя пара. Это с самого начала определило твою судьбу.
— Почему так? Почему за спиной? Пока без сознания? Я же была еще очень слаба! А если бы я умерла? Почему не поговорил? Почему не предупредил?
— Когда об этом заговорила Оля, ты жутко испугалась. Сильный страх во время обращения может привести к смерти. Сердце, может, просто не выдержать. Не умерла бы! Уже прошло три дня. Ты полностью восстановила силы. Я отдал тебе много своих, стараясь укрепить иммунитет и сознание.
— Ладно. Что не делается — все к лучшему. Отстегни меня, поедим и пойдем Вадима с Леной выручать. Они походу у Демитрия.
— Вот и умничка! Вот и молодец. — Боря подошел и задорно чмокнул меня в нос. — Истерик ведь не будет?
— А смысл? — Искренне удивилась. — Сделанного не воротишь! И в сложившейся ситуации это лишь в плюс. Вряд ли Дима встретит нас пирогами и булочками.
Борис присел и отомкнул кандалы на ногах ключом, что лежал в кармане его штанов. Я принялась нетерпеливо топать затекшими ногами. Боря отстегнул руки и прижал меня к себе.
— Все будет хорошо, Мариш, я обещаю. — Прошептал он. Глады мои волосы.
— Они там, в волчьих ипостасях распяты, прибиты к доскам за лапы. На их шеях тугие ошейники с шипами, впившимися, в кожу. Им даже дышать больно.
Меня всю затрясло, слезы сами собой побежали по щекам, от страха, боли и жалости к дорогим ни смотря, не на что, людям.
— Мы их не бросим. Мы их защитим и спасем. Ты же у меня теперь волчица. Моя волчица.
Я почувствовала на этих словах, очень четкий запах лжи от Бори.
Глава 38, часть 2.
— А ведь ты мне сейчас лжешь. — Усмехнулась я, Глядя Боре в глаза. — Ты же прекрасно знаешь, что я чувствую, когда мне лгут. Теперь еще и по запаху чувствую, что ты волнуешься. Потеешь ни на много, но сильнее непроизвольно видимо. Понимаю теперь, почему Вадим прямо требовал, чтобы я в душ, утром и вечером ходила.
— Инициация тебе как ведьме, лишь на пользу. — Кивнул Боря. — Все твои чувства и ощущения теперь сильнее во много раз. А на интуицию, теперь можешь на все сто процентов полагаться.
— Ты мне зубки—то не заговаривай родной! — Горько усмехнулась я. — Вот только не говори, что не собираешься спасать мать твоего ребенка и родного брата?
— Да как ты могла такое подумать?! — Боря к моей радости, искренне оскорбился. — Мы их спасем обязательно, но ты останешься здесь, пойду я.
— Ты же прекрасно знаешь, что тебе нечего Демитрию. Ему нужна — я.
— И ты вот так просто, готова принести себя в жертву? — Усомнился Боря.
Если вы все вернетесь домой — да. Обещай только, что позаботишься о Мире там, Ладно?