Не дожидаясь, пока манипуляторы уложат на стол, укладывается сам и вытягивает руки ноги по швам. Удирать со стола не стал. Что-то подсказывало, что ничего хорошего из этого не получится, а вот головы можно лишится одним щелчком железного пальца манипулятора. Механические руки подхватывают, укладывают и обматывают. Прозрачная лента вдобавок оказалось еще и липкой, как скоч. Или скотч? Всегда путал виски с липучкой.
Вытянув шею, словно любопытный гусак, Данила смотрит вперед. Лента транспортера ныряет в какую-то трубу, а за ней разделяется натрое. «То ест в трубе происходит некое разделение, — понял Данила. — Интересно, по каким признакам? Получается, впереди не труба, а некий прибор вроде томографа. Но что же там проверяют?» Труба надвигается, словно беззубая акула с разинутой пастью. Внутри темно, только по внутренней поверхности трубы суматошно мечутся бледные пятна фиолетового и желтого цветов, появляется голубоватое свечение, сменяется ядовито-зеленым. Данила получает ощутимый удар в бок, тело переворачивается несколько раз и вот он уже несется вниз с нарастающей скоростью. Кажется, что вот-вот вывалится из трубы прямо в пропасть … наклон трубы резко уменьшается, движение замедляется, впереди появляется пятно бледного света. Данила едет ногами вперед, он поднимает голову, насколько возможно, пытаясь увидеть к чему приближается. Может, там опять металлический стол, как в мясном отделе гастронома и какие нибудь ящеры в окровавленных фартуках разделывают тела на части.
Труба обрывается, Данила падает на ленту транспортера. Повертев головой, видит, что ни спереди, ни сзади никого нет. Он в помещении типа складского ангара, тускло горят потолочные фонари. Серые стены вроде как из бетона, пятна зеленой плесени наползают друг на друга. Воздух насыщен влагой, густой запах тухлой капусты выворачивает наизнанку желудок и заставляет слезиться глаза. Тишину нарушает только шуршание резиновой ленты, да едва слышное повизгивание роликов транспортера. Некоторое время Данила плывет в вонючей пустоте, затем лента обрывается и Данила падает на что-то мягкое и невыносимо пахнущее разлагающимся мясом. Сквозь приглушенный шум работающего механизма доносятся осторожные, будто бы крадущиеся шаги. Данила в ужасе — маньяк подкрадывается с окровавленным кухонным ножом подбирается, кто ж еще? — поворачивает голову.
Сгорбленный человек в замасленном комбинезоне идет к нему. Шаркающая походка, торчащие в стороны клочья седых волос подсказывают, что это — старик? Нет, это наркоша со стажем! Лицо скрыто под круглыми мотоциклетными очками, нижняя часть лица прячется под грязной тряпкой, обмотанной несколько раз вокруг головы. Данила содрогнулся всем телом, от страха похолодели конечности, сердце прыгнуло и провалилось в пропасть. Грязная пятерня сжимает громадный шприц! Данила никогда в жизни не видел таких огромных. Наверно, такие предназначены для выкачивания крови. Или высасывания головного мозга. Сунет в нос и высосет! Страх сковывает мышцы и паника туманит разум, но соображать Данила не перестал. Слезы текут ручьем, вонища забивает дыхание. Урод приближается. Данила бьет обеими ногами на уровне коленей. Наркоман явно не ожидал такого финта, ноги подламываются, урод в очках падает на пол, как подкошенный. Извиваясь червяком, Данила подбирается ближе, намереваясь добить ударом в переносицу. Но неизвестный словно ванька-встанька поднимается и поспешно отступает на шаг. Шприц по прежнему держит в руке. Данила трясет головой, избавляясь от слез. Мгновенно обострившееся зрение показало, что наркоман щупл и невысок, а гигантский шприц не так уж велик. И вообще, это не шприц, а какое-то приспособление вроде как клеймо ставить. Вона, расширение на конце!
Данила грозно — как ему кажется! — мычит заклеенным ртом, пучит глаза и делает некие угрожающие движения ногами. Тоже склеенными липкой лентой. Нарик пренебрежительно машет рукой, пожимает плечами и выставляет левую руку ладонью вперед. Типа, я пришел с миром, все хорошо, люди братья. Данила мычит опять, меня тональность и продолжительность отдельных мыканий. Что в приблизительном переводе на человеческий язык означает — пошел на х…! Наркоша хмыкает, примирительно поднимает руки и делает вид, что поворачивается … неуловимо быстрым движением хватает за связанные ноги и резко поворачивает. Данила утыкается лицом в вонючий — матрас, что ли? — рука с силой давит, становится невозможно дышать. Острая боль от укола пронзает шею чуть ниже головы, сознание затуманивается. Последнее, что остается в памяти Данилы — его переворачивают лицом вверх, легкие наполняются воздухом, в поле зрения появляется закутанная тряпьем физиономия в круглых мотоциклетных очках с пучками седых волос по краям.
* * *
Первое, что ощутил Данила после пробуждения, это свобода. Руки и ноги не связаны гадкой липучкой, рот не заклеен. А еще он укрыт куском ткани и она не воняет. Сквозь опущенные веки пробивается слабый свет, легкий ветерок обдувает лицо, мягко и уютно. «Я в больнице? — подумал Данила. — Какой? И с чего вдруг я окажусь в больнице, да еще … блин, я голый!» Он вспомнил все, произошедшее с ним. И колодец, и странный пар, окутавший его с головы до ног. Сетка, в которой оказался, незнакомые люди в таких же сетках, какой-то транспортер с механическими руками. И наркоман в очках, похожий на сумасшедшего ученого. «Так, я провалился в какой-то колодец, — начал вспоминать Данила. — Воняло, искры сыпались, я отключился и у меня начались глюки. Теперь я в больнице, грязную одежду сняли, я лежу на кровати. Надо открыть глаза, осмотреться и все станет ясно».
Осторожно приоткрывает один глаз, затем второй — над ним небо! Только какое-то странное. Не голубое, слегка припорошенное облаками или затянутое тучами. Это небо имеет рыжий оттенок, будто подсвеченное гигантскими кострами. Скосив глаза Данила видит краешек солнца, высунувшийся из-за края стены — какой еще стены!? — и «краешек» этот разбрасывает языки пламени! Может, это и не солнце вовсе, а пожар? Забыв об осторожности Данила рывком садится, выставив руку для опоры, но рука проваливается и он падает на холодный каменный пол. Кусок ткани, служивший покрывалом, сваливается на голову, Данила путается в складках, нелепо размахивая руками. Жесткий камень чувствительно морозит зад, что-то мелкое и острое впивается в кожу.
Данила злобно срывает покрывало, вскакивает и … застывает с перекошенным лицом и выпученными глазами. Расстилающийся вокруг него пейзаж настолько не похож на все виденное ранее, что Данила лишается возможности мыслить и действовать. Только глаза вращаются, как у испуганного хамелеона. Он стоит на плоской крыше какого-то здания, окаймленной невысокой, чуть выше пояса, оградой, сложенной из аккуратно обтесанных прямоугольных камней. Над головой синее небо, покрытое гигантскими оранжевыми пятнами, будто краску разлили. Солнечный диск навис над горизонтом, словно жерло вулкана, изливая во все стороны потоки желтого и багрового пламени. «Такого солнца не должно быть! — мелькнула мысль у Данилы. — Это фантасмагория какая-то! Так рисовали солнце на средневековых свитках». Вокруг никого, он один стоит на чертовой крыше возле грубо сколоченной деревянной койки, застеленной шкурами. Возле ног лежит скомканное покрывало, какое-то серое и заношенное, словно старушечий платок. Данила несколько раз делает глубокий вдох-выдох, пытаясь успокоиться и сразу чувствует неприятный запах тухлого мяса.
— Откуда здесь такая вонь? — морщится Данила. — Вроде разлагающихся трупов нет. Или есть? Там, за стеной!
Он делает шаг и … замирает на месте. Что-то странное творится вокруг, это небо в рыжих пятнах, это пылающее солнце. И крыша непонятного здания, на которой он стоит. Всмотревшись, Данила замечает, что пол выстлан такими же обтесанными камнями, как и ограда. «Это не крыша! — понял он. — Это пол башни. Огромной башни, на вершине которой он находится. А там, за каменной оградой, что-то неведомое!» Сердце начинает биться так, будто собралось проломить грудную клетку. Заломило в висках, задрожали ноги. Данила забыл, что он абсолютно гол, что в руках даже палки нет. Медленно, словно боясь провалиться или упасть, он идет вперед. Край башни приближается. Данила подходит к краю. Увиденное настолько ошеломляет, что приходится опереться обеими руками о край каменной ограды. Он действительно стоит на краю башни. В обе стороны тянутся стены. Ниже башни на два три метра, ширина позволяет свободно разойтись двум людям.
— Я в крепости! — шепелявит Данила перехваченным горлом. — Я в какой-то чертовой крепости!!! Может, меня в Китай занесло, на стену ихнюю, китайскую? Да это хрень полная! — говорит он, еще раз оглядываясь. — А чё внизу?
До «внизу» было двенадцать этажей обычного городского дома. Сквозь блеклый туман видны заросли густой травы, в которой выделяются какие-то странные растения высотой полтора два метра с закрученными ветвями и толстыми бледно-зелеными стеблями. Трава очень густая и зеленая. Всмотревшись, Данила понял, что это мох. Только гигантский, никогда не встречающийся в наших лесах. Это не мох а мохище какой-то, в нем утонуть можно. Зеленые языки кое-где залезли на стену, некоторые забрались аж до середины. Мох на стене коротенький, слабенький и бледновато серый. Видно, на камне жить не здорово. Дальше из зеленого ковра растений торчат столбы. Белесые, покрытые не то чешуей, не то шерстью. На глаз высотой метров шесть, в обхвате полтора два метра. Вершины покатые, нет ни ветвей, ни крон. Будто толстые пальцы подземного великана торчат!
Метрах в ста от стены земля полностью скрыта серым туманом. Выглядывают темные вершины то ли холмов, то ли огромных густых деревьев. Воздух насыщен влагой, пахнет болотом и затхлостью.
— Это не Китай! — потрясенно бормочет Данила. — Это хрен знает что. А еще я голый на чертовой башне и вокруг никого нет. Где я вообще, а!?
Царящую вокруг тишину прерывает басовитое гудение, словно тронули струну контрабаса. Или шмель размером с кошку рядом пролетает. Гудение исходит из-за стены и оно усиливается. Данилу становится не по себе. Что или кто может так гудеть? Летающий трансформатор? Гудение усиливается, переходит в гул. Данила в растерянности отходит назад и по чисто мужской привычке прикрывает «причинное» место ладонями, что довольно глупо в этой ситуации. Из-за гребня стены появляется огромное, величиной с откормленную собаку крылатое чудовище, покрытой блестящей броней. Прозрачные «стрекозиные» крылья вибрируют, удерживая тварь в восходящих потоках воздуха. Летучая гадина смотрит на Данилу немигающими выпуклыми глазищами. Продолговатая голова крепится короткой шеей к выпуклой груди, далее идет брюшина. Шесть когтистых лап хищно вытянуты вдоль выпуклого брюха, которое насквозь просвечивается солнечным светом. Внутри какое-то движение, будто веревки извиваются в жидком киселе. Тварь придвинулась, до морды можно рукой дотронуться, вытянутый хобот почти касается груди Данила. Он вдруг сообразил, что это не хобот, а жало, которым тварь может проткнуть его насквозь.
— И выпить всю кровь, — потрясенно шепчет он. — Бл … а-а-а-а!
С диким криком, срывая голосовые связки Данила бежит изо всех сил прочь. Прятаться негде, вершина башни плоская, никакого укрытия нет. Если не считать койки. В принципе, ей можно отмахиваться, но надобно иметь мышцы, мощь! Ни того, ни другого у Данилы не было. Интеллигентный мужчина не держит в руках ничего тяжелее карандаша, иконки на телефоне пальчиком тычет, а расстегивание молнии на брюках считает резким и мужественным движением. Ужас черной волной накрывает Данилу, вязкая трясина паники проглатывает, страх забивает дыхание и слух. Не соображая, просто руководствуясь древним инстинктом выживания, унаследованным от далеких четвероногих предков, он бросается под лежак в спасительную темноту, как мышка в норку.
В центре пола откидывается крышка, которую Данила сразу не заметил, появляется тот самый наркоман в мотоциклетных очках. В руках нечто круглое и блестящее, вроде тарелки. Не размахиваясь наркоман швыряет «тарелку» ребром. Стремительно вращающийся диск врезается точно в середину туловища летающей твари, где грудная клетка соединяется с брюхом. Это самое тонкое место на туловище и вращающийся диск рассекает его без труда. Тварь тотчас падает, из перерубленной туши выливается густая мутная жидкость. Крылья некоторое время продолжают биться об камень. Тварь вздрагивает несколько раз, лапы подергиваются. Агония длится несколько мгновений, чудовище окончательно погибает.
Данила сидит на полу широко расставив ноги, глаза вытаращены, рот открыт, на макушке вызревает огромная шишка. Он пытался нырнуть под койку, но впопыхах не рассчитал и врезался головой в перекладину. От удара тяжелый лежак перевернулся, а Данила впал в состояние, близкое к коме. Тупо смотрит, как странный наркоман неторопливо идет за диском, подбирает и тщательно вытирает тряпкой. Затем прячет в сумку из жесткой кожи на поясе. Подходит, садится на корточки.
— Извини, парень, это моя вина, — говорит он. — Надо было не оставлять тебя одного здесь. Но кто ж знал, что комар сумеет подняться так высоко!
— Это к-комар!? — заикаясь и вздрагивая спрашивает Данила писклявым голоском. — А ты кто?
— Так, комарик! Встречаются и крупнее. А я здесь живу. Меня Петр зовут, — отвечает неизвестный и по голосу понятно, что он вовсе не наркоман. — Ночью дождик был, с утреца солнышко пригрело, козявки и повылазили. Ты как, идти можешь?
— Вроде да, — неуверенно ответил Данила. — Я тут койку сдвинул.
— Ничего, она крепкая, — махнул рукой Петр. — Укутайся в покрывало, негоже мудями-то трясти. Идем!
Петр крепко берет под руку Данилу и ведет его вниз по лесенке, приговаривая:
— Сейчас ты ополоснешься горячей водичкой, отвару горячего с медом выпьешь, тебе и полегчает.
— Где я? — спрашивает Данила.
— Все узнаешь, все!
* * *
Окончательно Данила пришел в себя спустя полчаса. Он искупался в громадной бочке с горячей водой, переоделся в холщовую рубаху и штаны, напился травяного отвара, по горькому вкусу и запаху напоминающего полынь и съел кусок пропахшего дымом жареного мяса. Без хлеба и кетчупа, тем не менее удивительно нежного и вкусного. Чуть не подавился от жадности.
— Что за зверь? — спросил он с набитым ртом.
— Съедобный, — уклончиво ответил Петр. — Ты ешь, не отвлекайся.
Данила кивнул. После всего пережитого он так хотел есть, что забыл где он и что он. Башня, комары переростки, странная местность — все ерунда, если голоден, как волк в январе. Любопытство и тяга к знаниям удел сытых.
Полный желудок сообщил, что неплохо бы поспать. Голова согласилась и резко потяжелела. Но пришла смутная мысль оглядеться по сторонам — а где он, собственно говоря? Данила вспомнил о башне, как спускался по лестнице, как болела голова после удара лбом. Оглянувшись, видит комнату, не большую и не маленькую, зарешеченное окошко на уровне груди, массивные ставни распахнуты во внутрь, на петле висит железный засов внушительной толщины. У противоположной стены деревянная койка, матрас-одеяло-подушка. Рядом дверь полуоткрыта, тянет влагой. Да, там бочка с водой, в которой мылся. На койке сидит дядька, смотрит на него. А Данила сидит за столом на простом деревянном табурете. Вся так называемая мебель сделана грубо, но крепко. Повинуясь смутной догадке Данила тычет ногой табурет — сдвигается. Стол тоже. Если так, то он не в тюрьме, ведь там — в кино видел! — вся мебель привинчена к полу. Но где тогда?
— Кто ты? Где я нахожусь? Почему я без трусов и что вообще происходит? — спрашивает Данила.
Он только сейчас обратил внимание, что «наркоману» лет сорок пять, не больше. И он вовсе не наркоман. То, что он принял за морщины на лице, на самом деле многочисленные шрамы. Будто когтями драли. Вот волосы действительно седые. Лицо самое обыкновенное, полукруглое, немного выдающийся вперед подбородок, глаза серые, чуточку навыкат, нос «картошкой» и с горбинкой. Грубые пальцы с короткими и жесткими ногтями перебирают застежку мотоциклетных очков. Кстати, очки какие-то странные, словно самодельные — к стальному ободу грубо приклепан кожаный ободок, ремень для крепления тоже кожаный, кое-как обрезанный, зато стекла удивительно чистые, прямо сияющие голубизной, слегка выпуклые и крупные, на пол лица. Одет просто — штаны из грубой ткани заправлены в сапоги «гармошки», рубашка тоже простецкая, без пуговиц, такие одевают через голову. Зато жилет безрукавка интересный — светло-коричневый, из тонкой кожи с рисунком, будто крокодильей.