Холщовую одежду Петр забрал, вместо нее выдал замшевую, объяснив, что одежда из грубой холстины только для рабов последнего разбора, а он, Данила, убивец. Если рубаху и портки из замшевой кожи надеть не составило труда, то с обувью Данила уперся в стену. То, что ему сунул в руки Петр, на обувь походило меньше всего. Кусок тонкой кожи с пришитой подошвой из грубой, пупырчатой — пластмассы? — нет, откуда тут пластмасса! Тогда что?
— Это роговая пластина короткохвостого грибоеда, — ответил на немой вопрос Петр. — Спина, шея и хвост сплошь покрыты пластинами огрубевшей кожи. Как чешуей! В случае опасности грибоед прячет лапы под пузом, голову вжимает в плечи. И прижимается к земле. Его шкуру не прокусывает ни один здешний хищник. А хитрый грибоед выжидает удобный момент, чтобы ударить хвостом. При удачном стечении обстоятельств может убить или серьезно покалечить.
— А грибоед — это кто?
— Ну, … э-э … ящер такой, с теленка будет. Жрет все подряд — траву, кустарник, кору древовидного папоротника, но особенно любит грибы. Жрет аж давится! Он вообще-то не буйный, но в такую минуту к нему лучше не подходить — за гриб на лоскуты порвет.
— Понятно, — вздохнул Данила. — А мясо я тоже грибоеда кушал?
— Нет, у него жестковатое, надо сначала замочить в уксусе, а потом пропечь. Ты ел ляжку петродактиля.
— Кого!?
— Ящера с крыльями.
— Его вроде птеродактилем зовут.
— Это которые летают. Они худые и злые. А петродактили вроде индюков. Не летают, а только каркают, как собаки и ср…т все время. Потому что жрут как свиньи, много и часто. Им сразу после рождения отрубают крылья и кормят, — словоохотливо пояснил Петр.
— Ага, собаки каркают, свиньи какают — все понял! Так как все таки ЭТО носить?
— Аккуратно! Смотри: ногу сюда, края заворачиваешь так и так, потом на лодыжке ремешком прихватил — и все! Смотри еще раз.
Петр обувает вторую ногу, Данила смотрит выпучив глаза — такой комбинации портянки с подошвой он не видел никогда. Просто портянку он тоже не видел, но слышал, что такие были в армии, когда носили сапоги. Но что б вот так вот, намотал и пошел — представить не мог! Промучившись минут десять под насмешливым взглядом Петра Данила более менее сносно научился наматывать портянку с подошвой. Обувшись, одевшись и опоясавшись широким кожаным — тут все кожаное! — ремнем, Данила критически осмотрел себя. Просторная рубаха без пуговиц с длинными рукавами, портки — брюками ЭТО язык не поворачивается назвать! — заправленные в обмотки …
— Я похож на китайского крестьянина! — воскликнул Данила. — Шаолинь-маолинь! У тебя соломенной шляпы нет для меня?
— Соломенной нет. Только кожаная, но сейчас она тебе ни к чему, — ответил Петр, критически глядя на Данилу. — А может, и она не понадобиться.
— В каком смысле?
— Если не выживешь.
— Ну, начинается, блин!
* * *
На «вводном» занятии Петр признался, что он не русский, а француз и потому Пьер. Но родной язык давно забыл, все люди в этом мире разговаривают на каком-то чудовищном суржике, то есть языковой смеси, понять которую возможно только с помощью встроенного переводчика. Кстати, из-за него же и суржик появился, потому что многие слова он переводил приблизительно, в результате появлялась путаница понятий, ну а люди приспосабливались. Пьер попал сюда лет двадцать назад, точнее сказать не мог, потому что в этом мире сутки чуть больше земных, тоже самое с часами и минутами. Да и календарем людей рептилоиды по понятным причинам не обеспечивали. Что касается самих «ящеров разумных», то картина была следующей: общество рептилоидов было кастовым.
— Как в Индии? — проявил осведомленность Данила.
— Типа того, — махнул рукой Петр. — Так вот, высшая каста это правители. Они носят длинные неудобные одежды, вроде поповских ряс, головы покрывают платками или капюшонами, к ним нельзя прикасаться и смотреть в лица. В общем, боги, спустившиеся на грешную землю. А еще они телепаты и гипнотизеры, причем очень сильные. Поэтому их все боятся. И они выше любых законов.
— То есть им можно все?
— Да. Что взбредет в лысую башку.
— ?
— Из всех рептилоидов они ближе всех к предкам, то есть полностью лишены волосяного покрова и кожа изумрудно-зеленого цвета без вкраплений другого. Никогда не приближайся к ним, попросту прячься и все.
— Они что тут, на каждом шагу? — удивился Данила.
— Нет. Но если увидишь зеленомордую фигуру в рясе — беги без оглядки или падай ниц и не поднимай головы.
— Ладно. А остальные рептилоиды какого цвета?
— У касты воинов шкура насыщенного кофейного цвета с черными точками или полосками. Они высокие, широкие в плечах, физически сильные.
— И тупые! — буркнул Данила.
— Почему ты так решил? — удивленно спросил Петр.
— Все вояки тупые! — безапелляционно заявил Данила.
— Исполнительность и привычка выполнять приказы — это не тупость, а дисциплина, — предостерегающе поднял палец Петр. — Среди военных встречаются весьма разумные особи, остерегайся их.
— Хорошо. Что с остальными?
— Ну, ученые, они же преподаватели, врачи, инженеры. Эти совсем умные, шкуры желтые всех оттенков. Они не агрессивны, но могут из простого любопытства вспороть тебе брюхо, чтобы узнать, что ты ел на завтрак. Третья — нет, четвертая каста это горожане и прочие поселяне. У них шкуры всех цветов, даже черные бывают. Отличительная черта это узоры по коже. Вообще, чем меньше рисунков на коже, тем выше статус. Поэтому высшие касты имеют однотонные цвета. Низшая каста, типа неприкасаемая, это рептилоиды со светлой, почти человеческой кожей. Они выполняют саму непрестижную работу …
— Например?
— Когда люди чистят выгребные ямы в общественных туалетах, они выступают в роли надсмотрщиков.
— То есть люди …
— Бесправный скот. Который, к тому же, можно употреблять в пищу. Кстати, анализаторы речи есть не у всех. Только у тех, кто нужен для выполнения каких-то обязанностей. Таких стараются не кушать без особой надобности, так что тебе, парень, очень крупно повезло. Из рептилоидов имеют анализаторы речи только белые, но переносные, в виде наушников, потому что с людьми общаются только они. И они же нами командуют. Вообще, разговаривать с людьми у рептилоидов считается крайне оскорбительным. А если человек обратится к рептилоиду, это предельное унижение для ящера. Короче, никогда не гляди в глаза кому бы то ни было из рептилоидов, не пытайся что-то спрашивать и всегда точно и в срок выполняй распоряжения.
— Как в армии!
— Почти, — кивнул Петр. — Так, на сегодня вопросов достаточно, на остальные отвечу по ходу дела.
— Что дальше? — с некоторой опаской спросил Данила.
— У тебя слишком много жира для солдата и убийцы. Будем перекачивать в пушечное мясо!
— Блин!!!
* * *
Превращение мальчика в мужчину, становление мужского характера, рождение воина и прочая агитационно-пропагандистская хрень есть ни что иное, как втаптывание в дерьмо. Нормального человека ломают, унижают, лишают достоинства, превращают в забитую скотину. Человек оказывается перед выбором — сопротивляться душегубству, выдержать напор и остаться самим собой. Или сдаться и превратиться в винтик огромной машины насилия. Выбирают всегда второе, потому что по первому варианту не выжить. А душевные раны после «рождения и становления» лечат унижением других. В этом кроется корень так называемых неуставных отношений или, по-простому, дедовщины. Армия призывного типа, религиозная община, партийная организация или банда грабителей суть одно и то же. Разница только в направленности. Данила понял это сразу. Петр не просто ломал психику домашнего мальчика, он лишал его человечности. Ты ходячий кусок мяса, говорил он. Малейшее недовольство господина и ты окажешься на столе. Ты рос в обществе, где человеческая жизнь, свобода и достоинство являлись высшим приоритетом. Забудь об этом навсегда. Ты никто и зовут тебя никак. Даже раб в Древнем Риме имел больше прав, чем ты. Твоя задача выжить, поэтому забудь о морали, совести и стыде. Их нет!
Перегонять жир в мясо мучительно. Данила бегал, лазил на стены, отжимался от пола и поднимал тяжелые камни. Если в начале Петр давал передохнуть, то спустя неделю отдыха не было. Данила даже ел на ходу. Петр бросал ему кусок пропеченного мяса, который надо было поймать на бегу. Если не получилось, бежишь еще круг вдоль стены крепости. Кстати, о крепости … квадрат сто шагов на сто. По углам башни, в середине цитадель — дом с плоской крышей, на которую садятся почтовые птеродактили. В доме живет главный смотритель, белый ящер. Он следит за всем, что происходит. Людей в крепости мало, полдюжины, не больше. Это наставники и ученики. Общаться друг с другом запрещено, глядеть друг на друга запрещено. Данила так уставал, что даже думать было невмоготу, какое уж тут общение! Однажды в крепостных воротах открылась дверца, человек вышел наружу и … не вернулся. На вопросительный взгляд Данилы Петр ответил кратко:
— Сожрали!
Подумав с полминуты, добавил:
— Слаб оказался. А за стеной сороконожки, комары, жуки.
— Что надо было ему сделать?
— Обойти крепостную стену. Это самое первое и самое простое испытание.
— Просто обойти?
— Да. Обойти и вернуться. Тоже случится и с тобой, если будешь тренироваться не в полную силу. А сейчас схватил тряпку и вымыл полы!
* * *
Непрерывные нагрузки на грани допустимого, полноценный сон и регулярная обильная пища с большим содержанием белка и протеинов медленно, но верно превращали Данилу в безропотного исполнителя приказов. Физическое начало преобладать над духовным. Проще говоря, сытые и нагруженные работой мышцы напрочь забивали мысли и переживания типа — где я, кто я, что дальше и «ах, зачем я на свет появился». Однообразие оглушает личность, она теряется, сложные эмоции и чувства отодвигаются на задний план волнами адреналина, тестостерона и регулярными приступами «мышечной радости». Лишенная нагрузки голова впадает в летаргический сон, функция управления телом переходит к спинному мозгу. Прошлая земная жизнь напоминала о себе только во снах, где Данила в костюме и галстуке приходил на работу, его окружали одетые в платья люди — женщины! — и Данила с недоумением смотрел на них — а кто это вообще? И где я, что я тут делаю? Оказавшись на улице, он со страхом смотрел на белую пелену, укрывшую землю и силился вспомнить, что такое снег. Поутру вспоминал сны, но получалось плохо. А после обильного завтрака с мясом, грибами и пахучими травами вовсе ничего не помнил. Мышцы требовали работы, руки дрожали от нетерпения схватить железную палку и лупить что есть силы по гигантскому сушеному грибу до тех пор, пока от него не останется кучка пыли. Потом бегать со здоровенным камнем на спине, лазить на стену, пользуясь трещинами в камне, затем спускаться и все время уклоняться от камней, который швырял Петр, целясь в пояс. Если прицелится в голову, значит, швырнет жабу или большую мокрицу. Очень неприятно, если в рожу! А уж если выронил камень или сорвался со стены, тогда джекпот — чистка сортира. То есть ямищи в длину три метра, в ширину метр и глубиной в два. Как правило, полной на треть. Сколько еще людей живет в крепости, Данила не знал. Возможно, ни одного, потому что лицом к лицу ни с кем не сталкивался. Так, мельком видел спину, а потом человек исчезал. Наверно, отправился вокруг стены ходить. Неужели сороконожки всех жрут? — с тревогой думал Данила. Резкий окрик Петра прогонял посторонние мысли, бодрил воспоминаниями о сортире и Данила с удвоенной энергией тащил камень или лупил железякой сушеный гриб размером с бочонок. Грызла мысль — если людей мало, откуда столько дерьма? Не уж-то они с Петром так мощно? И что за травку Петр подмешивает в еду? После нее энергия так и прет, хочется все ломать, крушить и жрать мясо в три горла. Наверно, Петр тут ни при чем. Это все он сам, Данила Уголков. Ну, про яму с дерьмом.
Дни проходили однообразно и ровно, словно парадные «коробки» по Красной площади. Ночь, день, рассвет и закат. Иногда, просыпаясь среди ночи, Данила думал, что так было всегда и будет всегда. Он живет и это главное. Воспоминания о прошлой жизни блекли, теряли краски, выглядели пугающе и непонятно, как сны о неведомых мирах, в которых блуждает наша душа, когда тело спит. Мне хорошо, мышцы растут, я становлюсь сильнее и быстрее и это главное. Остальное чепуха! По телу прокатывалась теплая волна счастья, слабые проблески сомнений и тревог тонули в приливе мышечной радости и Данила засыпал, радуясь скорому приходу нового дня.
Глава 3
… он проснулся от чужого взгляда, пристального и недоброго. Чутье подсказало ему, что открывать глаза не нужно. Обострился слух, осязание. Сквозь веки Данила видит блики пламени в очаге, тепло овевает лицо, чуть слышно потрескивают горящие куски древовидного папоротника. В комнате кто-то есть и это не Петр! Данила чувствует всей кожей, всеми нервными окончаниями, что это существо ненавидит его и презирает, словно гадкое насекомое или крысу, но вынуждено терпеть. Уловив движение Данила медленно приоткрывает глаза. Сквозь узкую щель между веками видна койка, на которой спит Петр. Тлеют угли в камине, источая тепло и уют. За узким зарешеченным окном разгорается рассвет, в комнате полумрак. Краем глаза Данила замечает какую-то фигуру в углу. Некто выше среднего роста, в — рясе, что ли или просто закутался в одеяло, черт его знает! — стоит возле дверей. По очертаниям человек, рук не видно. Какого хрена он тут делает!? Данила ощущает прилив злобы, сон пропадает, кулаки сжимаются. Зря, что ли он почти месяц качается каменюками с поросенка размером? Рост у незнакомца неплохой, а вот плечи не очень. Швабра какая-то! Если дать в торец, не устоит. А потом добивающий удар в переносицу, чтоб кровью захлебнулся!
Незнакомец в плаще шевельнулся, слышны тихие шаги, темная фигура приближается. Данила напрягся, уже прикидывая, как удобнее вырубить козла.
— Ты ведь зришь меня, правда? — произнес в голове чужой голос. — Конечно! Я чувствую, как ты напряжен. Тебя переполняет злоба, но ты ничего не можешь сделать. Это хорошо. Что ж, выбор был верным. Ты выполнишь все, что тебе прикажут. А потом я сожру тебя. Ты будешь украшением моего стола. Братья и сестры будут довольны, они любят нежирную человечину в остром соусе. Надо только заклеймить, чтобы другие не посмели тронуть.
Незнакомец идет к очагу, на ходу извлекая из складок одежды прут с утолщением на конце. Данила окончательно просыпается, смотрит широко раскрытыми глазами. Это урод хочет заклеймить его, как скотину! А потом скормить каким-то братьям и сестрам. Ах ты, сука! Данила отбрасывает одеяло, неслышно подкрадывается. Незнакомец наклонился к огню, железный прут с клеймом разогревается в алых углях. Данила не раздумывая бьет пяткой прямо в тощую задницу обладателя клейма. Незнакомец падает, буквально ныряя в камин, зарывшись в уголь головой и грудью. Взвивается столб искр, пламя охватывает одежду неизвестного. А потом раздается такой рев, что у Данилы закладывает уши. Извиваясь всем телом, как бешеная змея, незнакомец вываливается из очага и крутится на полу, пытаясь сбить пламя. Одежда не позволяет это сделать, она горит и дымит, по комнате распространяется удушливая вонь сгорающей плоти. Данила отступает на пару шагов, чтобы не обжечься и с удивлением видит, что это вовсе не человек! Твари, наконец, удается избавиться от одежды и перед взором Данилы предстает рептилоид высшей касты во всей красе. Изумрудно-зеленая кожа на глазах покрывается вспухающими волдырями, на голове висят клочья, видна кость, морда покрыта сажей, сквозь которую просвечивают багровые огоньки прилипших угольков. Чудовище ревет не переставая, машет руками, сбрасывая с себя остатки одежды и прилипшие угли. Данила оглядывается — Петручио спит, будто последние деньги пропил и все по фигу. Тлеющие угли разбросаны по всей комнате, но пол и стены каменные, так что пожара не будет. Разве что поленница загорится.
Рептилоид орет, не переставая.