– Для начала скажи, как ты считаешь, тебя зовут? – спросил я, отложив банку на стол.
– Нифига тебя накрыло… я Боря! – проговорил Базиль, отхлебнув большой глоток из банки.
– Ты программа или человек? – задал я интересующий меня вопрос, уже зная ответ: какая же программа признается, что она программа.
Базиль не ответил, только пил, пил с широко раскрытыми глазами.
– Ну, теперь твоя очередь, – осторожно предложил Базиль.
– Я – второй бортстрелок флота Фаэтона, Кай-Клавий Гиллиус, – машинально отрапортовал я.
– Очешуеть! – удивленно пробормотал Базиль.
В комнате нас стало четверо. Все, кто собрался тут, были прикованы взглядом ко мне. Тут же был и ранее упомянутый Олег Федорович. Седой мужчина крепкого вида и неопределенного по меркам Фаэтона возраста был как две капли воды похож на Окуса-Файуса.
Но этот день принес мне еще одну странную новость – к нам в комнату по винтовой лестнице спустилась Лика. Матрица этой реальности придумала ее образу имя Анжелика из семьи Довгалюк. Я не переставал удивляться, но старался не подавать вида, что нахожусь в смятении, ведь цель вредоносной программы – качать из меня силу, выводя на эмоции, и выведывать секретные директивы. Программа давала понять, что Лика и Базиль состоят в отношениях, что было невозможно на Фаэтоне – слишком большой разбег в классах. Но тут ЛикаДаонис (точнее Анжелика Довгалюк) стояла позади Базиля (или, правильнее сказать, Бориса), положив ему руки на плечи, и с удивлением и сочувственной улыбкой смотрела на меня.
«Возможно», – подумал я, – «программы внутри матрицы и не знают, что они программы. Возможно, они живут тут своей тяжелой программной жизнью».
– Я вас всех знаю. Мы вместе с вами воевали в реальном мире, – разбавил я нависшую тишину.
– Еще бы тебе нас не знать, – хмыкнула Лика. – Хорош играть в амнезию! Скажи честно, мол, нафигачился, как свинья. Простите! Как всегда соври, что последний раз.
– Я его щаз из амнезии выведу, – улыбнулся Борис. – Скажи Илюх, я же тебе никаких денег не должен?
– Мне ты ничего не должен. В реальном мире ты мне пару раз жизнь спасал, так что, получается, это я у тебя в долгу. Вернее, не у тебя, а у твоего реального прототипа, – сказал я. – Сейчас я вам докажу, что ваш мир – программа.
Я протянул руку в сторону дверцы морозильной камеры и мысленно скомандовал: «Обратная тяга щитов на левую руку. Тянуть!». Дверь холодильника поддалась и открылась со чпокающим звуковым эффектом. Но, казалось, это никого не удивило.
– Сейчас я лежу в капсуле, подключенный к программе, имитирующей весь ваш мир, – объяснял я. – И программа выполняет мою реальную команду: «тянуть на себя гравитационными щитами» в виртуальном – то есть вашем мире – хоть я и нахожусь тут не в эко-костюме.
– Именно поэтому ты и в нашей команде, несмотря на все свои алкогольные выходки, – сердито произнесла Лика, сделав шаг к холодильнику и закрыв его рукой. – На войне тебя взрывом фугаса сбросило с бронетранспортера. Тебя объявили без вести пропавшим. К нам ты попал с амнезией и с завышенными сенсорными способностями, в том числе к дисциплине телекинез.
– После под гипнозом выяснилось, что твой взвод был уничтожен, а ты, Илюша, был в плену, но каким-то чудом бежал, – продолжил рассказ Олег Федорович. – Тебе пить нельзя. Проявляются воспоминания о той войне и теперь, видимо, не только той. Думаю, нужен ритуал, чтобы понять, что в твоей голове не так.
– Олег Федорович, а может ему рассольчику? Или капельницу какую поставить? – предложил Базиль.
– Погоди с рассолами.
Олег Федорович достал из кармана пачку картинок, заштрихованных с одной стороны плотным узором. Привычным движением рук перетасовал их и, подняв голову на меня, почти заговорчески прошептал:
– Сдвинь к себе.
«Бредятина. Ритуалы и все, кто как-то последнее время влиял на мою жизнь, тут, в одной комнате. Бредятина», – думал я, но послушно сдвинул часть колоды, как меня и просили.
Карты начали раскладываться по столу. Картинки были самые разные: мечи, жезлы, были и более художественные. Например, на столе появился повешенный вверх ногами парень, а недалеко от него – карта с человеческим скелетом, держащим сельскохозяйственный инструмент – символ смерти в этом мире.
– Ребята, похоже, наш Илюха – не совсем Илюха, – сделал заключение Олег Федорович.
– А кто тогда? – удивился Борис.
– Похоже на перезагрузку сознания. Он либо вспоминает опыт прошлых жизней, либо что-то хочет убедить нас в этом, – заключил гадатель. – Анжел, дай свой нательный крестик.
Лика послушно полезла за пазуху черной футболки с растянутой горловиной, откуда вытащила небольшой медальон в виде перекрещенных линий с как будто прислоненным к ним человеком. Медальон перекочевал в руки Олега Федоровича.
– Скажи, Илюш, что чувствуешь? – с этими словами он прикоснулся медальоном к моей переносице. – Recede ergoin nominePatris etFilii, etSpiritus Sancti: da locumSpiritui Sancto, per hocsignum sanctaeCruci JesuChristi Domininostri[1].
Это единый язык цивилизации Ра, но на нем больше никто не говорил. Я понимал каждое слово, хотя акцент был жутчайший. Холодный металл артефакта на моем лбу сравнялся с моей температурой тела, и теперь я вообще перестал ощущать какой-либо дискомфорт. До меня вдруг дошло, что я все это время говорил не на моем родном языке, а на том, что понимали люди вокруг меня. В воздухе повисла минутная тишина, пока Олег Федорович неспешно не произнес:
– Ну что ж, добро пожаловать в наш мир. У нас для тебя тут работы непочатый край, а там видно будет: докладывать наверх или нет.
[1] От лат.: «Изыди! Во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Уступи место Святому Духу, через этот знак святого креста Господа нашего, Иисуса Христа».
None
Глава 4. Миру Мир
Чем дольше я жил в программе искусственной реальности, тем больше эта реальность казалась мне действительной. Земля двухтысячного года от рождества одного из местных мессий, давшего себя зачем-то распять, представляла собой типичный оккупированный мир. Тут говорили: «Лучший раб — тот, кто не знает, что он в рабстве». Землян каким-то образом убедили, что они одни во вселенной и нет никакого другого мира, кроме этого. Конспирологический заговор подтверждался невероятной тишиной в плане всего, что не вписывается в современный уклад.
Я сидел на берегу извилистой реки, созерцая мелкие для Земли деревья, мелкую траву и вдыхая разряженный Земной — совсем как на Фаэтоне или Марсе – воздух. В их странном мире моей планеты не существовало, или о ней предпочли забыть, поместив на карты солнечной системы кольцо из астероидов. Не существовало нейросетей, дроидов, искусственного интеллекта. Не существовало и огромных ящеров. Из всего этого мне нравилось только то, что титанов тоже не стало. Планетарное государство земляне так и не построили. Раздробили себя на множество мелких стран с разными формами правления. Языковые группы изменились до неузнаваемости, но язык цивилизации Ра использовался до сих пор. В основном в медицине и почему-то в ритуалах. Они называли его латынью.
Наглый рыжий зверек с пушистым хвостом прервал мои мысли, появившись возле самых моих ног. Животное было не больше предплечья. Оно заискивающе смотрело на мои ладони. Я демонстративно открыл сложенные в замок пальцы, чтобы показать белочке, что у меня в руках ничего нет. Грызун аккуратно, с любопытством заглянул в мои ладони, приподнявшись на задних лапках. Насколько я знаю, таких зверьков у нас не было. Интересно, эволюция или генная инженерия? Оккупация или шаткий мир? В этом мире они не знали, что пришли из космоса. В этом мире они не репродуцировали в инкубаторах. В этом мире они были потомками невероятной по своей масштабности теории эволюционного развития. И жили они лет восемьдесят, если повезет — сто, за счет оторванности от внешнего космоса и недоразвития технологий. Дети рождались, социализировались, находили себе место в жизни, репродуцировали и уходили в никуда, оставляя жизненное пространство молодому поколению. Модное течение «атеизм» пропитало все вокруг. Не было никакой реинкарнации, было «рождение-жизнь-некроз-темнота», но они, казалось, были тут счастливы.
Диск звезды Ра или, как называли его местные, Солнца светил мне прямо в лицо, но я специально не закрывал себя от его лучей:
«Зачем я тут, Ра?»
Продолжительное периодическое дыхание за моей спиной не прекращалось, будто океанический ветер Раграда вырывался на свободу. Я повернулся, чтобы увидеть отточенные до мелочей движения Базиля или, если верить реинкарнации, Бориса. Крупный парень, как и положено штурмовику в прошлом, непривычно легко двигался, вращаясь вокруг своей оси, делая выпады и имитационные защитные пассы длинным прямым лезвием меча с широкой рукоятью. Тренировка напоминала танец. Да это и был танец – красивый и, на мой взгляд, бесполезный.
– У вас в мире разве нет дистанционного оружия? — спросил я, зная, что есть.
Борис обернулся ко мне, а его меч со свистом очертил еще несколько линий в воздухе.
– Меч – это душа воина! – заключил глубокомысленно штурмовик.
– Меч – это длинный нож, а нож — это орудие уничтожения живой силы противника, – я демонстративно поднял левую бровь, чтобы человек понял, что я не серьезен и разговор веду скорее для того, чтобы развеять скуку.
— В твоем мире разве не было боевых искусств? – удивился Борис.
— Бой -- это работа, работа солдата. Если солдат делает свою работу хорошо, это искусство, в котором нет ничего лишнего. Твой меч скорее стоял бы в жреческих хранилищах артефактов времени, – резюмировал я.
– А как же творческая реализация?
– Мы реализовываемся на своих директивных обязанностях, для которых мы репродуктированы.
– Илья, честное слово! Выражайся проще, и люди к тебе потянутся.
– Последний раз, когда ко мне тянулись, меня заключили в капсулу, и я очнулся у вас. Так что теперь, пожалуй, тянуться буду я.
Я шел к Борису. Спортивный костюм, который мне выдали, был непривычно объемного пошива и болтыхался на ветру. Борис последний раз совершил финт катаной и ритуально поклонился в сторону солнца.
– Вы не забыли, как чтить Ра. Хотя, возможно, в вашем времени прошли десятки тысячелетий.
Я не знал точно, но предполагал, что времени прошло не мало.
– Мы не чтим Ра. Я, к примеру, христианин, а поклон – это лишь этикет.
– Да… я помню про твоего бога. Не понимаю только, почему он дал себя убить?
– Это ритуал. Жертва, чтобы нанести максимальный урон темным.
Борис убрал катану в ножны, попутно накидывая на плечи черный кожаный плащ.
– Ну ладно, а почему нельзя было собрать армию, объединить планету против общего врага?
– У нас на этот счет говорят: «Неисповедимы пути Господни», – штурмовик выдохнул, чтобы восстановить дыхание.
– Круто. У нас с теми, кто не верит в Ра, поступали жестче.
– Судя по твоим описаниям, те, с кем ты вел там войну, эти ваши жрецы Несущего свет, неслабо похожи на наших нечистых. Точнее, на их лидера. Тоже козлиная голова, да и «Люцифер» переводится не иначе, как «Несущий свет».
Борис спрятал ножны с мечом под широкой полой своего плаща.
– А судя по тому, что ты тут, а Фаэтона в нашем времени нет, Христос преуспел в войне с нечистью больше, чем Ра.
– Это надо еще разобраться, реален ли твой мир, – я снова улыбнулся.
– А что есть реальность, Илюх? Мне все тут нравится. Нравится это небо, этот лес, и то, что мы воюем с паразитами за людей, тоже нравится.
– Это потому, что твоя душа из касты воинов. Война – это твое ремесло.
– Отнюдь, сударь. Я – физкультурник по образованию...
Базиль не успел продолжить свою мысль. Его отвлек маленький черный прибор с таким же черным экраном. Борис вытащил его из кармана. Прибор издавал вибрирующий гудящий звук.
– Что это за коммуникатор? – спросил я.
– Это пейджер, новинка инженерной и технической мысли. Вот у вас были пейджеры?
– Нет, пейджеров точно не было, – произнес я, даже не став вспоминать аналоги.
– А ты говоришь «высокотехнологичная цивилизация». Нам, кстати, пора. Олег Федорович вызывает. Там в штабе что-то стряслось.
Я последовал за Борисом в большую, под стать его габаритам, черную машину с трехлучевой звездой на лицевой части механизма.
None
Глава 5. 23 ступеньки
— Так чем конкретно занимается ваша организация?
Широкогабаритный джип был примитивен и удобен одновременно.
— Ваша? Наша, Илюш! – улыбнулся Борис. — Мы контролируем проявления иных форм жизни и их влияние на наш мир.
– Как это? – спросил я, рассматривая улицы вечернего города, по которому мы мчали по зову Олега Федоровича.
— Ну, вот среди нас – людей, есть те, кто владеют экстрасенсорными способностями, и очень много тех, кто не владеет и вообще не верит в них. Собственно, сама эзотерическая тишина должна поддерживаться, чтобы не было паники.
Борис управлял машиной уверенно и, казалось, вел агрессивнее, чем окружающий поток автотранспорта.
– И вот такой экстрасенс возомнил себя богом и начинает терроризировать окружающих. Тут и приходим мы.
– Карательные функции инквизиции? – предположил я.
– Да не, дадим по ушам и вколем амнезин, чтобы забыл, с чего начинал. Иногда применяем нейроблокаторы — под ними все сверхспособности как рукой снимает.
– Что такое сверхспособности?
— Ну, вот есть телекинез, телепатия, ясновидение, есть и пирокинетики – поджигатели. Благодаря всему этому добру можно вредить людям.
— А как же эволюция? Мол, сильный пожирает слабого.
-- Илюх, не верю я в эту эволюцию. Бог всех создал равными, а эти мало того угнетают, так еще и сатане молятся.
– Сатане? – переспросил я.
– Ну, дьяволу, Люциферу – у него много имен, – фыркнул Борис.
– Ты сам-то его видел? – заинтересовался я.
– Видел его детей. И ты увидишь, дело наживное.
Тем временем, мы подъезжали к офису Олега Федоровича, замаскированному под кафе «23 ступеньки». Помещение находилось на втором этаже бывшего военного завода, закрытого и распроданного после экономического уничтожения материковой сверхдержавы. Возле железной лестницы на стоянке были припаркованы две такие же большие, как у Бориса, черные машины.
«Что за преклонение перед черным цветом?» – подумал я.
– Твою мать… опять долбанные рейдеры, – прошипел Борис.
– Кто? – переспросил я.
– Бандосы, – пояснил штурмовик, доставая из-под наваленных вещей на заднем сидении автоматическое оружие порохового огня и протягивая мне два орудия. – Ты с двух рук из узи стрелять не разучился со своей амнезией?
– Тут, как я понимаю, принцип один – направляешь, нажимаешь?
– Самое главное ты не забыл, – ухмыльнулся Борис, доставая оружие и себе – агрегат автоматического огня, судя по перемотанным изолентой магазинам, с боеприпасом. – Стрелять начинай, если дернутся. А так, делай грозный вид и обоими стволами глазей на головы всех, кого увидишь по очереди. Узи в боевой готовности, нужно только нажать на спуск.
– Не велика наука, – я рассматривал механические устройства для убийства.
– Погнали, иначе Олега Федоровича склонят к нехорошему!
Мы побежали наверх по стальным ступеням. В помещении резковато пахло солодом. Приглушенный свет еле касался пятерых крепких парней в кожаных плащах и дутых куртках, одетых поверх спортивных костюмов. Костюмов по типу того, что был надет на мне. Среди беспорядка перевернутой столовой мебели, в лужах разбитых бутылок с барной стойки сидел Олег Федорович. Его лицо было окровавлено, а над ним склонялся один из непрошеных гостей. Мы с Борисом вбежали в помещение, успев расслышать последние части диалога по ходу подъема по лестнице.
– Ты, фраер тухлозадый, видать в прошлый раз не всосал. Твоя дыра теперь переходит в пользование ООО «Бирюков». Еще раз в городе тебя, козла, увидим, поедешь в лес грибы под землей удобрять. Ты, сука, понял?
У говорившего в руке был зажат тяжелый металлический предмет, подчеркивающий ударную поверхность кулака.
– Нет, ребят. Походу не всосал я в тот раз, – Олег Федорович растянулся в улыбке, в которой недоставало нескольких зубов. – А в лес грибы удобрять придется ехать вам.