Девицы чего-то ждали, но чужие ребята не проявляли к ним интерес, и они тоже постепенно перетекли поближе к дверям в мой кабинет.
Я осталась лицом к лицу с толпой человек в тридцать, для которых я была незнакомой учительницей, но эти ребята — неплохие спортсмены, вышколенные тренерами, и к наставникам относятся с пиететом.
И они явно оценивали меня.
— Держитесь своих команд, — сухо, негромко сказала я и наступила тишина: ребятам пришлось вслушиваться. К тому же, над нами словно повисла тайна: тайна заговорщиков, что тоже было мне на руку.
— Предлагаю обследовать классы, собрать все вещи, кроме мебели и книг, и закрыть собранное в музее: он тесный, зато это внутренне помещение и у него обитая железом дверь, а ключ Галина Адамовна оставила мне.
— А что можно найти в классах? — спросил кто-то.
— О, ты будешь удивлён! — пообещала я. — В нашем положении особую ценность имеют вода, туалетная бумага, мыло и моющие средства, вёдра, посуда, металлические изделия, особенно молотки, гвозди, проволока и прочее. Ваши носки будут служить вам недолго, поэтому нужны ткани — шторы, затемнения, — любые, даже те, которые хранят на тряпки для мытья пола. В общем, всё, что найдёте — наш ресурс выживания. И, — тут я подумала, взвесив всё, — ребята, несите личные вещи учителей, даже очки.
Они опешили.
— Сумки, пакеты, плащи, шали, сменную обувь — несите всё. Не бойтесь, я беру ответственность на себя. Я бы не спешила с этими крайними мерами, если бы не эти… — Я не договорила, только кивнула в сторону, куда ушёл Вован.
— Не возьмём мы, прихватят они. И размолотят, подотрутся, изорвут, испортят.
И ещё, парни. Вы взрослые. Вы должны понимать кое-что. Берегите девочек. Скоро начнутся проблемы. Если мы не готовы гм… к произволу и диким сценам, надо быть готовыми защищать девочек. Подумайте.
Ребята не отвечали.
— Ладно. Об этом после. Ходите группами. Я и девушки обследуем этот этаж, а вы разделите между собой остальные кабинеты, но не суйтесь туда, где пьянствует Вован.
— Скажите, кому куда идти, мы не знаем вашу школу, где что находится, — сказал красивый парень в дорогих кроссачах из команды гимназии. Он шептался с друзьями, не умолкая, но до сих пор к себе внимания не привлекал. Этих ребят просто отличить: гимназия держит фасон, у всех парней одинаковая форма с эмблемой, хоть футболисты они никудышные. Именно их больше всех покоробила перспектива брать и сносить чужие вещи.
Я поняла, их беспокоит бремя ответственности; все решения они будут стараться переложить на меня и задёргают вопросами, согласовывая каждое своё движение. Проку с них пока будет немного.
Я передумала, и оставила гимназистов на четвёртом этаже, а сама позвала Таню Гонисевскую, толковую во всех отношениях одиннадцатиклассницу, и предложила ей пойти на второй этаж со мной и девочками. Именно там в подсобке спортивного зала засели собутыльники, но они заняты, а на втором этаже самые важные для нас двери: там находится кабинет домоводства со множеством полезных в нашем положении мелочей, и у девочек на руках ключ от этого кабинета. Рядом — кабинет белорусского языка, через который можно попасть в школьный этнографический уголок. Внутренний голос подсказывал мне, что этноуголок нам очень важен. Хотя бы потому, что в нём развешано и разложено множество льняных полотенец, домотканых покрывал и даже ковёр, и всё ручной работы, из натуральной пряжи, а эти вещи хорошо согревают и могут нам пригодиться. В школе ощутимо похолодало; старшеклассницы, одетые в лёгкие вискозные блузки и короткие юбочки, уже подрагивали от холода, потирали плечи, а кожа на шеях у самых субтильных пошла пупырышками. Ещё я подумала, что швейные машинки с ножным приводом — настоящее сокровище для отрезанных от мира и электричества людей, а чугунки из музея вообще бесценные — ведь их можно ставить на огонь. А старинные утюги с углями… А ещё, фу-фу, чур, не про нас, — у этнографов хранятся прялки, жернова и ткацкий станок!…
О, кажись, за каких-то полчаса у меня резко поменялись приоритеты! О кабинете информатики, например, я не подумала ни разу. Действительно, на что могут сгодиться в нашем положении компьютеры? А вот ухваты и гарпун для ловли рыбы, которые я видела рядом с прялкой, и даже сноп пшеницы там же — гораздо важнее.
Потом меня осенило, что на третьем этаже есть ещё одна пещера Али-Бабы: каморка столяра, а в ней рабочие инструменты, тиски, монтировка и топор! Топор!
Всё это я обдумала за считанные секунды.
— Владик Карнадут! — позвала я, называя имя и фамилию, иначе ко мне повернулось бы несколько парней с таким именем. — Первым делом надо побывать в каморке папы Карло. (Карлами у нас за глаза называют любого столяра, эти стариканы на работе долго не задерживаются) Придумай, как бы нам открыть дверь? Там будут молотки, гвозди и — топор, Владик, топор! И точильный брусок. Да вообще там всё нужное — только успейте забрать и, как хотите, но сделать всё надо тихо.
Ребята прыснули весельем, разные голоса повторяли: "Топор, Карл!"
Владик, разумник, кивнул.
— Папа, — он проглотил комок в горле, — папа однажды открывал замок вот этим. — Он достал ключи на крупном брелоке с логотипом "Henkel", снял кожух, обнажив нож для вскрывания пивных бутылок и ещё один, прочный, короткий, с косым лезвием.
— Ты гений! — искренне восхитилась я и распорядилась, что делать остальным.
— Кто она? — спросили чужие ребята.
— Училка рисования, — ответили мои ученики.
— Риска? — футболисты были разочарованы.
— И черчение ведёт.
— А чего командует?
— А ты, что, сам хочешь?
— Неа.
— А чего она так…
— А что?
— Ну… шарит в этом деле.
— Она рассказы пишет.
— Какие?
— По истории. Исторические то есть.
— Она?
— Да.
— Ага, так мы — внутри её головы! Клёво! Виртуальная реальность!
Я услышала последние слова и взорвалась:
— Внутри моей головы или снаружи, но ты уже чувствуешь голод, так? А скоро ты захочешь поменять носки, захочешь на унитаз…
— Я уже сходил, по-привычке, — хмыкнул кто-то. — И кран крутил, тоже по-привычке.
— А в телефон заглядывал — узнать время?
— Каждые пять минут за ним лезу и туплюсь в экран, и думаю, что я его забыл поставить на подзарядку.
— Может, мы и есть участники чьей-то игры, но нам от этого не легче, и действовать придётся по-настоящему, потому что хотеться, болеться и кровить будет по-настоящему.
Я прихлопнула комара, севшего на щеку.
Это подействовало лучше всяких слов убеждения: по школе уже летали полчища этих кровососов и все мы дёргались и почёсывались.
Минут через двадцать кабинеты, которые мы открыли имевшимися ключами, были очищены от полезных, условно полезных и возможно полезных в перспективе вещей. Старшеклассники обсуждали находки, поражённые разнообразием добытого. У нас оказались четыре бутылки спиртного: одна водки и три — домашнего вина (я знала, что у Светланы Павловны из 4"А" юбилей, она собралась отметить с коллегами, а в начальной школе празднуют дружно, собирается человек пятнадцать за одним столом. Там же, где и спиртное, были найдены продукты. Для учительниц хватило бы хорошо угоститься, но нас, без компании Вована, не пятнадцать, а сорок с лишним человек, и большинство — проголодавшиеся одинадцатиклассники.
Оценив количество съедобной добычи, я убедилась, что пока всё не так плохо. Но подчистить угощение надо немедленно — иначе моя орда не насытится, а остатки еды придётся охранять от страждущих, а мне это ни к чему.
Кто знает, может, действительно, все мы спим, и скоро это кошмар закончится? Тогда тем более нет смысла растягивать запас.
И мы с Таней Гонисевской, Иоанной Метлушко и красавчиком гимназистом (неудобным типом, бестолковым, но амбициозным, потому пришлось терпеть его рядом), принялись делить съестное под присмотром Карнадута.
Я предложила старшеклассникам вино — по глотку, больше не выйдет, но водку забрала — нужно сохранить как антисептик.
Все согласились.
Я подумала и отложила в запас одну бутылку вина из трёх, молодёжи скупо объяснила: "Тем. На опохмел".
Они окружали меня и добычу, притихшие.
Мы даже не сносили еду в класс, я спешила покончить с этим поскорее. Расстелили найденную целлофановую скатерть на полу в коридоре, прилюдно поделили котлеты, готовившиеся на юбилей, сыровяленую колбасу, пекинскую капусту — два кочана, по листикам; лимоны — тончайшими дольками; огурцов и помидоров нашли килограмм двенадцать, в двух пакетах — явно кто-то кому-то нёс часть дачного урожая; ещё были майонез и кетчуп. К моему удивлению, в сумках у классных дам чуть ли не у каждой оказался хлеб, у кого — батон, у кого — половинка свежего батона в упаковке. Нашлась одна пачка кефира, сахар, кусок сала в целлофане с ценником. У меня было печенье и, по инерции сознания, я хотела было предложить девочкам после заваривать чай и поить по-очереди всех, но вовремя вспомнила, что нет электричества… Да, ещё у юбилярши был домашний пирог, а у учительницы труда, большой любительницы сладкого — полтора кило легковесных шоколадных конфет и полтора килограмма мёда в пластмассовом ведёрке (у неё много знакомых, которые носят ей товар по-свойски), и во всех кабинетах были упаковки чая и кофе разной степени наполненности.
Все уселись, кто — на корточки, кто — на пол коридора, и мы, передавая поделенное, сносно справились с распределением еды и подкрепились. Моментально всё было подчищено. Остался лишь раздражающий в атмосфере школьного коридора запах колбасы, котлет и хлеба.
И — наша забота.
Дверь в каморку столяра "папы Карло" Владику не поддалась, а шуметь было опасно, мы решили отложить это дело. В музей тоже не добрались — на этаже куражилась, хохотала разгорячённая компания Вована, и надо было срочно решить, когда сделать вылазку за крестьянскими раритетами, а лично мне — обдумать следующие наши действия.
Вован не дал такой возможности. Его лихие молодчики уже неслись вверх по лестнице западного крыла.
Между нами и ими был внутренний коридор с двумя противопожарными дверями, снабжёнными ушками и навесными замками, но лишь для противопожарной проверки. На самом деле, двери никогда не замыкались, а в школьные будни ужасно мешали движению и лязгали, захлопываясь под действием пружин.
Клянусь, все мы, мирные люди, подумали об одном: будь эти двери заперты, они на некоторое время избавили бы нас от встречи с бандой Вована. То, что в нынешнем их состоянии это — пиратская банда, лично у меня не было сомнений. Видно, я выболтала часть мыслей, буркнув: "В бандах Сомали и Конго возраст головорезов от пятнадцати до восемнадцати лет".
Вован помедлил где-то за поворотом коридора, и нарисовался в поле нашего зрения последним. Лицо его было сальным и красным. Большинство девочек благоразумно убрались в глубину моего кабинета, ребята явно захотели сделать то же самое, моя стая попятилась и уплотнилась. Между футболистами и пьяными друганами Краснокутского посреди коридора осталась нерушимо стоять я, да пара ребят во главе с Владиком Карнадутом.
Я чувствовала, что наша безрассудная группа рискует разделить бремя посмертной славы граждан города Кале.
Вован подходил, развязно покачивая снятой с двери тугой пружиной с острым крюком на конце (ну спасибо, пожарные инспекторы!). С его ростом метр девяносто снять пружину не составило труда.
Как в вязкой паутине тяжкого кошмара, я знала, что он сейчас скажет.
— Жрали?
— Нет! — соврала я. От испуга, наверное.
— Жрали без нас?!
— Да. Съели всё. — тоже от страха.
— Ладно… — протянул Вован.
И после паузы, страшной и долгой, как вечность, в которой я успела подумать, на кого он замахнётся этой пружиной, и как закричат испуганные дети, и как порвут на лоскуты меня, потому что я не буду молчаливым статистом смотреть на беспредел, разве что меня свяжут и воткнут кляп, после паузы он сказал:
— Ну что, тогда давайте женщин! Светка, к ноге!
От толпы отделилась покорная Света Конторович. Правильно сплетничали коллеги, что она его подружка. Пошла к Вовану, повелительно хлопнувшему себя по бедру.
Я почувствовала, что Владик Карнадут сбоку смотрит на меня.
— Света, если не хочешь, никто не заставит… — просипела я. — Оставайся в классе.
Света улыбалась, но кисло. Она не верила в меня.
Скалился Вован и его ребята. Они здорово упились, некоторые чуть на ногах стояли, но выпендривались.
Вован кивнул:
— Одной Светки мало. Берём ещё.
— Не позволю! — ответила я, чувствуя, как заполыхало лицо.
— Ну, тогда сама, — хохотнул этот кобель. — Чего? Аля, к ноге! Мы на острове, чего уставилась, Циркулиха? Или размечталась? Пацаны, оттяните её!
Максим, с соловыми глазами, заплетающимся языком брякнул:
— Неа, Циркулиха опасная! Ещё яйца поцарапает!
— Я ей поцарапаю! — хмыкнул Вован.
Время ярости пришло. Я выпустила всех ведьм, долго сидевших глубоко на дне моей души в ожидании этой минуты. Господи, если ты позволил им жить у меня внутри, это же неспроста? Ведь правда?
— Тронешь детей — сядешь. Тронешь меня — не встанешь! — пообещала я Краснокутскому и так же люто прошипела Владику, до сих пор не оставившему меня одну, стоявшему у правого плеча: "Открывашку!" — протянула ладонь.
Влад пробормотал: "Не бойтесь, Алина Анатольевна!"
И я перестала бояться.
Я буду сражаться за свою честь, и потому не увижу, что ждёт всех дальше. Я не узнаю, как будут они выживать, но они выживут: на трёх этажах сверху есть все условия для того, чтобы продержаться на первых порах, пока научатся добывать еду охотой и рыбной ловлей. За час смутного времени я сделала для них всё, что от меня зависело: накормила, составила план действий, предупредила об опасностях и даже, худо-бедно, организовала…
Вован схватил меня, как пёрышко, дёрнул к себе, больно зажав под мышкой, согбенную, ахнуть не успела.
Владислав мгновенно принял боксёрскую стойку, выбросил вперёд руку, метя, наверное, в солнечное сплетение. Не понимаю я в боксе. Наверное, в кулаке Владик сжимал брелок, потому и не отдал его мне.
С лестницы в коридор влетели двое незнакомых ребят, с разбегу разметали пьяных, запрыгнули на Вована и повисли на нём, как гончие.
Через минуту всё было кончено. На полу, лицом вниз, с заведённой за спину рукой, корчился здоровяк и местный плейбой Володя Краснокутский. Рядом, слабо реагируя на происшедшее, лежали его собутыльники, кое-кто в собственной блевотине.
— Не бойтесь, Алина Анатольевна, — невозмутимо промурлыкал Карнадут, перекинувшись с незнакомыми ребятами парой фраз. — Это мои друзья. Моя мама тренирует Женю Бизонича, а папа — Влада Адамчика. Мы решили, что надо обследовать местность вокруг школы, вдруг это… — Карнадут запнулся, — у нас массовый психоз.
Парень по имени Женя сказал мне, поглядывая на Влада, словно ожидая его разрешения:
— Мы прошли километра три по краю болота. В лес мы не совались — туда не влезть, деревья поваленные лежат, завалы из веток — полно завалов. Новости не очень. Вокруг безлюдно, лес слева, болото справа до самого горизонта.
Я кивнула, хоть смысл слов плохо доходил до меня, взъерошенной.
Женя опять переглянулся с Карнадутом.
— Густой туман только в этой низине, над болотом. Школы за сто метров не видно. А дальше тумана нет, видимость неплохая, хоть дождь моросил всю дорогу.
Влад Карнадут негромко добавил:
— Алина Анатольевна, мы все — за вас.
Я опустилась на подкосившихся ногах на пол, зачем-то подобрала фантик от конфеты, положила себе на колени. Мокрые-мокрые щёки и нос, надо бы вытереть, а нечем, — разве что рукавом блузки…
Яростные ведьмы ушли в самую глубину души. Некому бросать Алину Анатольевну на амбразуру…