— Двадцать четыре, — сказал он с той же правдивостью, что и я.
— Так…двадцать восемь? Он улыбнулся.
— Двадцать семь.
Его рука лежала на моём колене. Я хотела ещё выше. Хотела, чтобы она была у меня на бедре, между ног, исследуя меня изнутри. Я хотела его, но не здесь. Я хотела пойти с ним, увидеть, где он живёт, оценить комфорт его кровати, понюхать его простыни, попробовать его кожу.
— Где твой водитель? — Спросила я.
Джереми оглянулся на переднюю часть лимузина.
— Не знаю, — ответил он, оглядываясь на меня. — Это не мой лимузин. — Выражение его лица было озорным, и я не могла сказать, лгал ли он.
Я сузила глаза, задаваясь вопросом, действительно ли этот человек привёл меня к лимузину, который даже не принадлежал ему.
— Чей это лимузин?
Глаза Джереми оторвались от моих и сосредоточились на его руке. Та, что описывала круги у меня над коленом.
— Понятия не имею. — Я ожидала, что моё желание ослабнет при мысли о том, что он, возможно, не богат, но вместо этого его признание заставило меня улыбнуться. — Я только начал водить, — сказал он. — Я приехал сюда на машине, Хонда Цивик*. Припарковался сам, потому что я слишком беден, чтобы заплатить десять баксов за парковщика.
Я была удивлена, как сильно мне понравилось, что он привёл меня в лимузин, который даже не был его. Он не был богат, но я всё ещё хотела его.
— Я убираю офисные здания в городе, — призналась я. — Я украла приглашение на вечеринку из мусорного бака. Меня здесь вообще не должно быть.
Он улыбнулся, и я никогда не хотела попробовать улыбку, как я хотела попробовать ту, что расползлась по его лицу.
— Разве ты не изобретательна? — спросил он.
Его рука скользнула под колено, и он притянул меня к себе. Я скользнула через сиденье к нему на колени, потому что для этого и нужны такие платья, как у меня. Я чувствовала, как он твердеет у меня между ног, прижимая большой палец к моей нижней губе. Я провела языком по подушечке его большого пальца, и он вздохнул. Не стонать. Не стонать. Он вздохнул, как будто это было самое сексуальное, что он когда-либо чувствовал.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Верити.
— Верити. — сказал он дважды. — Верити. Очень красиво звучит. — Его взгляд был направлен на мои губы, и он собирался наклониться и поцеловать меня, но я отстранилась.
— А тебя как?
Он снова посмотрел мне в глаза.
— Джереми.
Сказал он быстро, будто это была пустая трата времени, неудобное прерывание нашего поцелуя. Как только это слово слетело с его губ, его губы коснулись моих, и как только они коснулись моих, над нашими головами зажёгся свет, и мы оба замерли, наши губы соприкоснулись, наши тела внезапно напряглись, когда кто-то забрался на водительское сиденье лимузина.
— Чёрт, — прошептал Джереми мне в рот. — Какое несвоевременное возвращение. — Он оттолкнул меня и открыл дверь. Он вывел меня из машины, как раз в тот момент, когда водитель понял, что с ним в машине кто-то ещё.
— Эй! — крикнул он на заднее сиденье.
Джереми схватил меня за руку и потянул за собой, но мне нужно было снять туфли. Я потянула его за руку, и он остановился, когда я сняла туфли. Водитель направился в нашу сторону.
— Эй! Какого чёрта ты делал в моей машине?
Джереми схватил мои туфли одной рукой, и мы побежали по улице, смеясь в темноте, запыхавшись, когда, наконец, добрались до его машины. Он не лгал об этом. Это была Хонда Цивик, хотя это была более новая модель, так что это что-то значило. Он толкнул меня к пассажирской двери, кинул мои туфли на дорогу, а затем запустил руку мне в волосы.
Я оглянулась через плечо на машину, к которой мы прислонились.
— Это действительно твоя машина?
Он улыбнулся, сунул руку в карман пиджака и вытащил брелок. Он отпёр двери, чтобы доказать мне, и это заставило меня рассмеяться.
Он смотрел на меня сверху вниз, и я могла поклясться, что он уже представлял себе, какой будет жизнь со мной. Ты не можешь смотреть на то, как он смотрел на меня, вспоминая всё своё прошлое, и не думать о будущем.
Он закрыл глаза и поцеловал меня. Поцелуй был полон желания и уважения — две вещи, о которых многие мужчины, казалось, не зная, могли идти рука об руку.
Его пальцы были в моих волосах, и его язык исследовал меня. Мне тоже было хорошо с ним. Я чувствовала, как хорошо мне с ним, когда он целовал меня. В тот момент мы знали друг о друге очень мало, но так было даже лучше. Целоваться с незнакомцем было всё равно, что сказать: «Я тебя не знаю, но думаю, что ты бы мне понравилась, если бы знала».
Мне нравилось, что он верит, будто я ему нравлюсь. Это почти заставило меня поверить, что я симпатичная.
Когда он отстранился от меня, я хотела пойти с ним. Я хотела, чтобы мой рот следовал за его ртом, мои пальцы оставались в его объятиях. Это была пытка, оставаясь на пассажирском сиденье его машины, когда мы ехали. Я горела внутри для него. Он разжёг во мне огонь, и я решила убедиться, что он не погаснет.
Он накормил меня, прежде чем трахнуть.
Отвел меня в Стейк Шейк*, и мы сидели на одной стороне стенда, с пакетом картошки, попивая шоколадные коктейли между поцелуями. Ресторан был почти пуст, так что мы сидели в тихой угловой кабинке, достаточно далеко, чтобы никто не заметил, как рука Джереми скользнула по моему бедру и исчезла у меня между ног. Никто не слышал, как я застонала. Никого не волновало, когда он убрал руку и прошептал, что не позволит мне получитьоргазм здесь.
Я бы не возражала.
— Тогда отведи меня в свою постель, — сказала я.
Он так и сделал. Его кровать стояла посреди однокомнатной квартиры в Бруклине. Джереми не был богат. Он едва мог позволить себе Стейк Шейк, которые купил мне. Но мне было всё равно. Я лежала на его кровати, наблюдая, как он раздевается, и поняла, что собираюсь заняться любовью в первый раз. У меня и раньше был секс, но только со своим телом.
В тот момент в меня было вложено гораздо больше, чем это. Моё сердце было переполнено чем-то, я не знаю, как объяснить. Но моё сердце было пустым до прихода Джереми.
Было удивительно, как отличается секс, когда человек использует больше, чем своё тело. Я задействовала своё сердце, своё чутье, свой разум и свою надежду. В этот момент я поняла, что люблю его, но не влюблена.
Как будто я стояла на краю обрыва всю свою жизнь, и, наконец, после встречи с Джереми, я почувствовала себя достаточно уверенно, чтобы прыгнуть, потому что впервые в жизни я была уверена, что не приземлюсь. Я бы продолжала летать.
Оглядываясь назад, я понимаю, как безумно, что я влюбилась в него так быстро. Но это было безумием только потому, что никогда не прекращалось. Если бы я проснулась на следующее утро и выскользнула из его квартиры, это закончилось бы весёлой встречей на одну ночь, и я бы даже не вспоминала ничего из этого все эти годы. Но я не ушла на следующее утро. С каждым прошедшим днём эта первая ночь с ним становилась всё более убедительной. Вот что такое любовь с первого взгляда. Это не настоящая любовь, пока вы не будете с человеком достаточно долго, чтобы он стал вашей второй половиной с первой вашей встречи.
Мы не выходили из его квартиры три дня.
Мы ели китайскую еду на вынос. Мы занимались сексом. Мы заказали пиццу, и не вылезали из постели. Мы смотрели телевизор, и снова занимались любовью.
Мы оба заболели в тот понедельник, и ко вторнику я была одержима им: его смехом, членом, ртом, мастерством, рассказами, руками, уверенностью, мягкостью, новой и сильной потребностью угодить ему.
Мне нужно было доставить ему удовольствие.
Я должна была быть тем, что заставляло его улыбаться, дышать и просыпаться по
утрам.
И какое-то время так и было. Он любил меня больше, чем он любил ничего и
никого. Я была единственной причиной его жизни.
Пока он не обнаружил одну вещь, которая значила для него, больше чем я.
V
ГЛАВА
Такое ощущение, что я опередила Верити, открыв комод с нижним бельём, и теперь я роюсь среди шёлка и кружева. Я прекрасно понимаю, что не должна это читать. Я не для этого пришла сюда. Но……
Я кладу рукопись на диван рядом с собой и смотрю на неё. У меня так много вопросов к Верити. Вопросы, которые я не могу задать ей, и Джереми, который не захочет на них отвечать. Мне нужно узнать её лучше, увидеть, как она воспринимает мир, и эти ответы ты можешь получить только, прочитав автобиографию. Это жестокая правда.
Я замечаю, как уделяю этому много внимания, и я не должна это делать. Я здесь для того, чтобы найти необходимое и уйти отсюда. Они достаточно натерпелись, и я не хочу ворошить их прошлое.
Я подхожу к огромному столу и беру телефон. Уже почти одиннадцать. Я приехала сюда около семи, но я не ожидала, что уже так поздно. Я даже не слышала ни одного звука за пределами офиса, будто он звуконепроницаем.
Чёрт, а это возможно. Если бы у меня была возможность работать в таком месте, я была бы счастлива.
Я голодна.
Это странные ощущения, чувствовать голод в незнакомом тебе доме. Я знаю, что Джереми сказал мне брать всё, что угодно, поэтому я направляюсь на кухню.
Я далеко не ушла, так как останавливаюсь, чтобы открыть дверь.
Офис действительно звуконепроницаем, потому что я бы услышала шум. Он доносится сверху, и я всё ещё сосредоточена на нём. Мне кажется, что кто-то молится.
Я двигаюсь медленно, и осторожно подхожу к лестнице, и определённо уверена, что звук доносится с комнаты Верити. Это скрип кровати. Повторяющийся скрип, как будто мужчина занимается любовью с женщиной.
О Боже!! Я прикрываю рот дрожащими пальцами. Нет, нет, нет!
Я однажды читала о таком в одной статье. Женщина попала в автомобильную аварию и была в коме. Она жила в медицинском учреждении, и её муж приходил к ней каждый день. Сотрудники стали подозревать, что он занимается с ней сексом, пока она в бессознательном состоянии, поэтому они установили скрытые камеры. Мужчина был арестован, поскольку его жена не могла дать на это согласие.
Как Верити.
Я должна что-то сделать. Но что?
— Здесь шумно, я знаю.
Я задыхаюсь и поворачиваюсь, сталкиваясь лицом к лицу с Джереми.
— Я могу устранить этот звук, если это тебя беспокоит, — говорит он.
— Ты испугал меня.
Мой голос дрогнул. Я сделала вздох облегчения, зная, что я слышала совсем не то, о чём думала. Джереми смотрит за моё плечо, туда, откуда доносится шум.
— Это больничная койка. Каждые два часа по таймеру поднимаются определённые части кровати, снижая вес с её точек давления.
Я могу почувствовать, как краска заливает мою шею. Я молюсь Богу, что он не узнает, о чём я подумала. Я прикрываю рукой грудь, чтобы скрыть красноту. У меня светлая кожа, и каждый раз, когда я нервничаю, волнуюсь или смущена, яркие красные пятна появляются на моём теле. Как бы я хотела спрятаться в роскошном, богатом, длинношерстном ковре и исчезнуть.
Я откашливаюсь.
— Это кровать так делает? — я помню такую койку, когда мама была в хосписе. Это был ад, когда я пыталась передвинуть её.
— Да, они очень дорогие. Несколько тысячей за новую, и даже страховка не покрывает.
Я задыхаюсь от такой цены.
— Я разогреваю остатки еды, — говорит он. — Ты голодна?
— Вообще-то, я только что направлялась на кухню. Джереми поворачивает в ту сторону.
— Это пицца.
— Отлично. — Я ненавижу пиццу.
Таймер на микроволновке срабатывает, когда Джереми подходит к ней. Он достаёт тарелку с пиццей и передаёт мне, а затем берёт другую тарелку.
— Как там дела?
— Хорошо. — говорю я, беря бутылку воды из холодильника, и присаживаюсь за стол. — Ты был прав. Там много всего. Это займёт несколько дней.
Он прислоняется к стойке, ожидая, когда его пицца подогреется.
— Тебе лучше работать ночью?
— Да. Я встаю довольно-таки поздно и засыпаю почти под утро. Надеюсь, это не проблема.
— Нисколько. Я тоже сова. Медсестра Верити уходит вечером и приходит к семи утра, поэтому я не сплю до полуночи и, даю Верити лекарства на ночь. Потом, это делает медсестра, когда приезжает. — Он берёт тарелку и садится за стол напротив меня.
Я даже не могу смотреть ему в глаза. Всё, о чём я могу думать, когда смотрю на него, эта та часть рукописи Верити, которую я прочитала, где она указывает, что его руки находятся у неё между ног в Стик Шейке. Боже, я не должна была об этом читать. Сейчас я начну краснеть каждый раз, смотря в его сторону. У него действительно красивые руки, что не помогает ситуации.
Я должна начать думать о чём-то другом. Прямо сейчас.
— Она когда-нибудь говорила, что за серию пишет? Каких героев описывает?
Концовку?
— Если она это и говорила, то я не помню. — говорит он, смотря в тарелку. Он рассеянно передвигает кусочек пиццы. — Очень много времени прошло с тех пор, как произошла авария. И мы даже не говорили о книгах.
— Когда это произошло? — я уже знаю ответ, но я не хочу, чтобы он знал, что я читала всю информацию о его семье.
— Не так давно умерла Харпер. Некоторое время она находилась в медикаментозной коме, затем несколько недель в интенсивном реабилитационном центре. Она была дома всего несколько недель. — Джереми откусывает ещё кусочек. Мне неловко говорить об этом, но он, кажется, не смущается разговором.
— Перед тем, как мама умерла, я была её единственным опекуном. У меня нет братьев и сестёр, поэтому я знаю, что это нелегко.
— Это нелегко, — соглашается он. — Кстати, мне очень жаль по поводу кончины твоей мамы. Я не уверен, что ты мне рассказывала об этом в уборной кафе.
Я улыбаюсь ему, но больше ничего не говорю. Я не хочу, чтобы он спрашивал о ней. Я мечтаю, чтобы всё внимание было сосредоточено на нём и Верити.
Мои мысли постоянно возвращаются к рукописи, потому что, я очень мало знаю о человеке, сидящем напротив меня, и почти чувствую, что знаю его. По крайней мере, я знаю Джереми таким, каким его описала Верити.
Мне любопытно узнать, какой у них был брак, и почему она закончила первую главу предложением, которое она выбрала. «Пока он не обнаружил одну вещь, которая значила для него больше, чем я».
Предложение звучит угрожающе, будто она готовила следующую главу, чтобы раскрыть какую-то ужасную, тёмную тайну об этом человеке или, может быть, это была писательская стратегия, и она собирается сказать, что Джереми святой и, что их дети значат для него больше, чем она.
Что бы это ни значило, я умираю от желания прочитать следующую главу сейчас, когда смотрю на него. И я ненавижу, что у меня так много других вещей, которые должны быть в центре моего внимания прямо сейчас, но всё, что я хочу сделать, это свернуться калачиком и прочитать о браке Джереми и Верити. Это заставляет меня чувствовать себя немного жалко.
Возможно, дело даже не в них. Я знаю писательницу, которая призналась, что использует имя своего мужа в каждой рукописи, пока не придумает имя для своего персонажа. Может быть, это то, что делает Верити. Может быть, это была просто очередная художественная работа, и имя Джереми было там только в качестве заполнителя.
Думаю, есть только один способ узнать, правда ли то, что я прочитала.
— А как вы познакомились с Верити? Джереми суёт в рот пепперони и ухмыляется.
— На вечеринке, — говорит он, откидываясь на спинку стула. Наконец, он не выглядит грустным на этот раз. — На ней было самое потрясающее платье, которое я когда-либо видел: оно было красным и такое длинное, что немного волочилось по полу. Боже, она была прекрасна, — говорит он с такой тоской в голосе. — Мы вместе ушли с вечеринки. Когда я вышел на улицу, то увидел лимузин, припаркованный перед домом, поэтому я открыл дверь, и мы забрались внутрь и немного поговорили. Пока не появился водитель, и мне пришлось признать, что лимузин не мой.