Думал, что хоть на третий день станет легче, но нет, кажется, сегодня откат еще сильнее.
Когда я соглашался на вливание силы, то точно думал не головой!
В итоге я изображаю припадочную девицу дважды в день. Утром, когда принимаю чужую силу вместо витаминных коктейлей, и вечером, когда она так или иначе покидает мое тело. Вчера, после стычки с Харом пришлось прогулять два факультатива, чтобы себя не выдать. Потому что контролировать это сложно. Если собственная сила отзывалась на любой мой зов, отцовская заставляла быть начеку и сражаться с собой каждую минуту.
Я подергал кистью, сжимая-разжимая пальцы, покрутил шеей, разминая мышцы. Силы понемногу возвращались: конечно, глыбу я не сдвину и воду не остановлю, но сейчас хотя бы уже способен держаться на ногах.
И принять душ.
Стягиваю кэйпдорскую форму, швыряю ее на стул и плетусь в ванную. Вола забирает усталость, смывает ее. Считается, что верхи не любят воду, мы же дети земли и огня, но, видимо, я родился неправильным въерхом, потому что жить без воды не могу.
Точнее, без океана.
И подобное ждет меня еще несколько месяцев? Хидрец!
Но отказаться от этого сейчас нельзя. Не из-за отца, а из-за Вирны.
Пока не разберусь с Д’ерри, никто в Кэйпдоре не должен узнать, что я остался без сил въерха.
Теперь даже Хар.
От мысли о друге внутри снова царапает злостью. Хочется ему выедхиваться, пусть! Мне плевать. Остынет, сам предложит мир, а пока у меня самого достаточно проблем. При всем при этом никто не отменял учебу. Доклад по политологии сам себя не напишет.
Последним я как раз и занялся вплоть до ужина. Тем более что после него мне предстоит разговор с отцом, а потом я собирался сгонять в «Бабочку» и поговорить с управляющим насчет возвращения Мэйс на работу. Не хочет, чтобы я помогал в поисках сестры? Хорошо, но исправить то, что испортил сам, я просто обязан.
После выходных нам с отцом так и не удалось нормально поговорить. Утром разговоров не получалось по той причине, что вливание силы требовало концентрации обеих сторон: меня выматывала боль, ощущение было такое, будто под кожу вливали раскаленную магму, отца все это напрягало. Пусть он мне в этом не признавался, на его лице отражалось раздражение, проступающее сквозь привычную маску Диггхарда К’ярда. Я привыкал к чужой силе и вечером просто валился с ног, но Ромина по-прежнему посещала Кэйпдор, поэтому сегодня я собирался его дождаться. Впрочем, долго ждать не пришлось.
Отец приехал сразу после ужина и сам пригласил меня к себе в кабинет.
Он указывает на кресло напротив себя и спрашивает:
— Как успехи с контролем силы, Лайтнер?
— Сегодня я продержался на час дольше.
— Значит, никак, — припечатывает отец.
Для него всегда так: либо идеально, либо плохо. Но меня давно не волнуют его замечания, чтобы я не делал, он все равно останется разочарован, так стоит ли стараться?
— У меня не всегда будет возможность пополнить твой ресурс, — говорит он. — Так что не забывай тренироваться. Я рассчитываю, что к следующей неделе ты сможешь показать лучший результат. Думаю, ты сам в этом заинтересован.
— Ты даже не представляешь, насколько сильно, — отвечаю, складывая руки на груди.
Отец хмурится, но так как намек, что я не слишком хочу его видеть, очень завуалирован, то и сказать по этому поводу ему нечего.
— Ты только за этим меня позвал? — интересуюсь я.
Если отец рассчитывал на то, что я смогу удерживать силу дольше суток, то я рассчитывал получить ответы на свой вопрос о судье Д’ерри.
— Нет. — Отец соединяет пальцы и пронизывает меня взглядом. — Я хотел бы поговорить о тебе.
— Обо мне? — я приподнимаю брови.
— Ты расстался с Кьяной М’эль. Перестал общаться с друзьями, смотришь на них, как на мусор, хотя это достойные парни и девушки. Зато общаешься с девчонкой из трущоб.
— Разве имя К’ярдов не позволяет мне общаться, с кем хочется?
— Не дерзи, мальчишка! — В голосе отца землетрясение в шесть баллов. Пока что в шесть. — Ты еще не дорос до того, чтобы приписывать себе заслуги нашего рода. Я хочу услышать, что ты скажешь по этому поводу.
Скажу, что это полный хидрец. Как давно за мной шпионят, докладывая отцу о каждом моем шаге? Даже про Кьяну узнали, хотя очень сомневаюсь, что она дала интервью кэйпдорскому новостному порталу о том, как чувствует себя девушка, бросившая Лайтнера К’ярда. Что касается достойных… Попытки подлизаться ко мне со стороны последних (сообщив, что Ромина — отстой) на фоне нашей с ней «размолвки» вызывали у меня исключительно рвотные позывы. Я едва сдерживаюсь, чтобы не сжать кулаки, потому что показать, что я в бешенстве (а я в бешенстве), не самый умный ход!
— Что Надар хорошо выполняет свою работу.
— Да, он ни разу меня не разочаровывал, поэтому я его держу рядом с собой, — отец скупо улыбается. — Но не переводи тему. Почему тебя снова видели в обществе этой Мэйс?
Он выплевывает фамилию Вирны так, будто и фамилия, и сама девушка ядовиты.
— Потому что у нас с ней общая работа по подводной зоологии. Об этом я тебе говорил сам, а Шадар забыл напомнить?
Ноздри отца яростно подрагивают, но он берет в себя в руки, и даже голос его звучит спокойно:
— Я советую тебе отказаться от совместной работы с Мэйс.
Желание Диггхарда К’ярда — закон. Его «советую» означает приказ, который нужно обязательно исполнить. Но для меня это как удар волной в морду. Потому что мое «хочу» идет вразрез с его.
Потому что мне нужна Вирна.
И я не собираюсь от нее отказываться.
Но если сейчас упрусь, то только привлеку еще большее внимание к ней.
— Я решу эту проблему, — говорю. — А что насчет моей?
— Проблемы?
— С Роминой Д’ерри, — напоминаю я, — и ее отцом.
На этот раз отец смотрит на меня, и от силы этого взгляда нехило потряхивает. А еще от осознания, что у меня теперь нет никакой защиты. Я будто человек. Люди чувствуют себя так же? Паршиво.
— Только не говори, что забыл об этом.
— Нет, Лайтнер, я не забыл. Скорее раздумывал.
И что надумал?
Хотелось так спросить, но не стану.
— И?
— Это не твоя проблема.
— Нет?
— Нет. Я считаю, что тебе еще слишком рано лезть в большую политику. Ты не видишь всей глубины.
Глубины?!
Теперь я сжимаю кулаки и рывком поднимаюсь из кресла. На меня накатывает волна ярости вперемежку с неверием. Да, какая-то часть меня все еще надеется, что я ослышался.
— Проще говоря, судья Д’ерри полезен, поэтому ты его не тронешь? — рычу я. — Ты собираешься покрывать убийцу? То есть не считая того, что Ромина сделала с Вирной, она будет и Дальше спокойно травить студентов-калейдоскопников, потому что родилась в «полезной» семейке?
— У тебя нет доказательств.
— Тебе они и не нужны!
По кабинету прокатывается волна силы и отбрасывает обратно в кресло, напоминая о том, что сам я бессильный.
— Не лезь в это дело! — почти кричит отец. — Это мой приказ.
— Я не собираюсь слушаться приказов того, кому плевать на справедливость.
Глаза отца светятся силой въерха и яростью.
— Предоставь мне думать о справедливости и законах Ландорхорна, — говорит он, — а сам сосредоточься на учебе. На хороших отношениях с достойными тебя, и на том, чтобы освоить контроль, чтобы не расходовать такой объем силы.
Не лезь.
Я сжимаю и разжимаю пальцы.
Не могу поверить, что отцу плевать на то, что у Д’ерри своя игра! Точнее, не так. У него собственные игры.
Хилрец!
— Хорошо, — говорю, хотя мой голос слегка подрагивает от ярости, что кипит внутри. Нужно успокоиться. Ради себя. Ради Вирны. Иначе меня посадят под замок или приставят сопровождение, от которого не получится отвязаться. Поэтому сейчас я делаю глубокий вдох и добавляю: — Я тебя услышал.
Отец щурится, но кивает.
Мне придется делать все самому и придумать, как избавиться от хвоста, который за мной плавает. Уйти на глубину. Особенно после сегодняшней вспышки.
Едх, в «Бабочку» сегодня тоже не получится попасть!
Может, завтра?
Отец будто читает мои мысли, потому что интересуется:
— Тебе нужно пополнить запас силы?
— Нет, — качаю головой. — Я не собираюсь сегодня вечером выходить из дома. У меня работа по политологии еще не сделана.
— Тогда жду тебя утром.
Я соскребаю себя с кресла и направляюсь к выходу.
Дохожу до лестницы и шарахаю по доспеху, попавшемуся на пути.
Сегодня поход в «Бабочку» точно отпадает. Это привлечет лишнее внимание, особенно к тому, что я собираюсь сделать. А вот завтра… Завтра я верну Вирне ее работу.
А еще решу проблему с едховым контролем! Мне нужно, просто необходимо удерживать силу весь день, не обращаясь к отцу. И я это сделаю.
Глава 10
Ночная смена
Вирна Мэйс
У меня чувство, что все повторяется, причем дважды: я в кабинете Дженны, сижу на том самом стуле, где проходило мое собеседование, Дженна затягивается и выпускает тонкий ароматный дым. А у стены стоит Н’эргес и допрашивает меня.
— Вы сегодня были в участке политари, нисса Мэйс.
Честно говоря, меня начинает раздражать это превосходство в его голосе, поэтому я отвечаю:
— Да. Вы следите за мной от самого дома, или когда я пересаживаюсь на гусеницу, потому что на Пятнадцатом слишком воняет?
Дженна прячет улыбку в уголках губ, но молчит. Ее молчание меня раздражает чуть ли не больше постоянного прессинга начальника службы безопасности. В конце концов, я не преступница, и пришла сюда по своей воле.
— О чем вы говорили?
— Не поверите. О покушении на меня некой Ромины Д’ерри, — отвечаю я.
Дженна перестает улыбаться, Н’эргес отталкивается от стены и подходит ближе. Раньше я даже представить себе не могла, что такая громадина может так бесшумно передвигаться, как зверь перед прыжком. Думаю об этом и снова вспоминаю К’ярда: текучие, плавные движения. Короткий глубокий взгляд и резкий профиль.
Да чтоб его!
— На вас было совершено покушение? — Въерх пристально вглядывается в мое лицо.
— Ага. Вы не знали? — качаю головой. — Ай-яй-яй, такое упущение.
— Нисса Мэйс.
— Ньестр Н’эргес, — я чуть полаюсь вперед, — вы уже расспросили меня по десять раз обо всем, о чем только можно. Если у вас есть какой-то серьезный вопрос, который вы стесняетесь задать, сделайте это прямо сейчас. Потому что я жутко устала после работы, мне надо учить задания, чтобы меня не выперли из Академии…
А параллельно еще придумать, как спрятать сестер.
— А я трачу свое время на вас.
— Вы тратите свое время? — акцент он делает на слове «вы», но Дженна останавливает его взмахом руки.
— Ригман, достаточно. Почему ты сразу не рассказала о том, что случилось, Вирна?
— Потому что он не спрашивал, — пожимаю плечами.
— Когда это произошло? И что?
Мне приходится кратко обрисовать ситуацию, и все это время безопасник сканирует мое лицо так, словно надеется там уловить малейший зачаток лжи. Зря надеется: скрывать мне нечего, а что касается «лжесвидетельства», не уверена, что из этого кабинета что-то выйдет к политари. Хотя бы потому, что я все еще думаю… нет, я уверена, что Дженна что-то знает о ныряльщиках. И Н’эргес тоже.
За все время, что я говорю, Дженна меняется в лице несколько раз, въерха заклинило. Поспорить могу, его давно и прочно заклинило, это выражение лица он носит, когда засыпает, когда просыпается, когда чистит зубы или сидит на толчке. Впрочем, с толчком могут быть варианты.
— Лайтнер К’ярд. Какие у вас отношения? — Дженна глубоко затягивается.
— Я уже все сказала по этому поводу.
— Не все, — она смотрит на меня, наклонив голову. — Ты не сказала, что этот парень защищал тебя в участке политари.
— Это не имеет ни малейшего отношения…
— Имеет, — перебивает Дженна. — С той самой минуты, как ты опрокинула на него поднос. Ты, девушка, проработавшая официанткой не в самом приятном заведении Ландорхорна, желающая получить это место, подставилась, потому что ничего к нему не испытываешь?
— Какое вам до этого дело?
— Самое прямое. Я хочу быть уверена, что если этот парень снова окажется в моем клубе, ты больше не станешь швыряться в него подносами.
— Не стану.
— Предлагаешь мне поверить тебе на слово?
— Можете запихнуть меня в камеру, которая вытащит из моей головы всю правду.
Судя по выражению лица, Дженна мою шутку не оценила. В общем-то, ее можно понять, эти камеры применяют спецслужбы для допросов особо опасных преступников. После применения такого «пробуждения» воспоминаний в лучшем случае человек будет всю жизнь заикаться. В худшем — пускать слюни на перекошенное левое плечо.
— Ты знаешь, кто его отец, Вирна?
— Да.
— И ты можешь мне пообещать, что не создашь проблем?
Мне хочется спросить прямо — о чем она? Вместо этого я киваю.
— Обещаю.
Дженна меня изучает.
— О том, что случилось, не знает никто, кроме вас с К’ярдом.
И управляющего, и ведущего, но я об этом не говорю.
— Мне бы хотелось, чтобы это так и осталось. Ты понимаешь, о чем я?
— Я точно никому не скажу.
— А он?
Вспоминаю его взгляд.
— Не думаю.
— Не думаешь?
Молчу. Нет, я действительно так не думаю, еще на прошлой неделе я считала его куском дерьма, которому нечего делать по жизни и он развлекается за счет других, но сейчас… Чтобы я еще знала, что именно скрывается под этим «сейчас».
— Как хорошо ты его знаешь, Вирна?
Мне кажется, или меня снова пытаются раскрутить на инфу о том, насколько мы близки?
— Погано, — говорю я. — Минусовой уровень знаний, за такие оценки выгоняют из Академии. Но он вряд ли станет трепаться о том, что его окатила напитками и закусками какая-то официантка.
Кажется, Дженну этот ответ устраивает.
— Испытательный срок — неделя, — говорит она, — приступаешь сейчас.
Почему-то у меня даже нет сил удивиться, а те, что находятся, идут на другое. Мне сегодня предстоит целая смена в «Бабочке». Смена, после которой мне нужно ехать в «Кэйпдор», и не просто сидеть на занятиях, а что-то еще и впитывать.
— Мне понадобится форма, — говорю я, поднимаясь.
— Твоя форма готова, — отвечает Дженна.
Глаза ее сужаются, как у домашней фьери (пушистой зверюги с острыми когтями, молниеносной и быстрой), которую себе могут позволить только очень богатые люди. Или въерхи.
Она смотрит на меня так, словно видит насквозь, или хочет это показать. Я не вижу насквозь, но я чувствую, что права. И что стала на шаг ближе к поиску Лэйс.
Поднимаюсь и подхватываю рюкзак.
— Пойду переодеваться, — поясняю под перекрестными взглядами въерха и управляющей. — А то макияж не успеют сделать.
Макияж сделать успели, а когда я надела форму (ничем не напоминающую роскошное платье, в котором была на юбилее), превратилась в самую обычную официантку. Хотя вру, обычной меня вряд ли можно было назвать: стрелки сделали меня лет на пять старше, особенно в сочетании с тушью и помадой. Тимри, которой делали макияж через пару кресел от меня, то и дело косилась в мою сторону.
— Не хочешь волосы постричь? — поинтересовалась невысокая кареглазая девушка, которая делала мне укладку.
Честь ей и хвала, потому что с такой копной управиться достаточно сложно. Я справлялась потому что привыкла, но мое «я справлялась» было далеко от того, что сделала она. Уложенные крупными локонами волосы, на затылке собранные в тяжелый пучок (хотя я бы сказала в тяжелый тючок), тянули голову назад.
— Хочу, — честно призналась я. — Заработаю и постригусь.
Тимри прыснула.
— Я сказала что-то смешное?
— Нет, просто ты разговариваешь по-человечески. Твоя сестра была той еще засранкой.
— Может Лэйси и засранка, — хмыкнула я, — но она моя сестра. Не стоит об этом забывать. Помимо прочего, я была бы очень тебе благодарна, если бы ты говорила о ней в настоящем времени.