Шипя и извиваясь, обливая пилотный отсек ядовито-желтой кровью, змееобразное существо свалилось на пол. Удар противника не только прошиб обшивку и особое вещество их иллюминаторов — доселе казавшееся им непробиваемым, по крайней мере, не технологиями этих людишек точно — но и испепелил кресло пилота.
Разборки, кто круче стреляет, пришлось отложить. И так уже ясно, что одна зараза другой стоит. Зараза на заразу — это любимое развлечение самцов из разных цивилизаций, но, к несчастью, ежели не сохранить свою шкуру — оно уже не светит. Да и проклятое слово «работа», помноженное на «начальство».
Но юный воин иной цивилизации все же надеялся, что не только ему руководство по голове настучит за самонадеянность. И, для достоверности, чтоб подгадить, успел дошипеть завершающую фразу в чужой канал связи, еще недавно считавшийся тайным и уникальным плодом научной деятельности вражеской цивилизации:
«Проссследили бы вы за аини того кианинасссс!» — и выпал — и из чужой линии, и из сознания.
Толстый корабль дальше спасался на автопилоте. Но, на счастье последнего из выживших кораблей, самый меткий из воинов противника сейчас отвлекся, добегая до раненной самки своего народа.
«Кианин бы не стал с вами играть!» — ошалел от такой клеветы командир четверки.
Но ответа не дождался. Хотя вроде язва с того конца была еще та. И мужчина улыбнулся под камнями: пристрелили гада.
Его болтливый напарник выскользнул из-под камней — то ли бабье состояние проверять, то ли словом обмолвиться с незнакомым им ловким и смелым одиночкой. Вроде была их одежда на нем, человечья, с родной планеты даже, но по вышивке на форме так сразу и не поймешь из чьего отряда.
Командир предпочел отлежаться, изображая сдохнувшего или раненного. Да и тот, юнец болтливый его уже доконал за весь их поход. Ежели и застрелят — и ладно.
Но пожилой мужчина еще долго не мог выровнять дыхание и унять сердцебиение.
«То ли плох стал, — уныло думал он, уже без телепатической связи, сам с собою общаясь, — То ли вывел меня из себя тот гад хвостатый. Да чтобы кианин — и лез в такую заваруху?! Чтобы так над врагами потешался, да им хамил? Люди могут. Молодые дурни. Но чтобы уравновешенный кианин…»
Вздохнул измученно.
«Но ежели прав тот гад, то аини у этого кианина должен быть каким-то бешеным. Вообще на голову больным, чтоб своему хианриа такое позволять! Нет… и аини бы безрассудного выперли, подвергнув всеобщему осуждению, и его хианриа, плюющего на устав. Разве что в другом отряде тайно выступил сын кого-то из Совета, а его придурошный родитель его глупости раз за разом прикрывал. Вот и взрастил такое чудо с детства. Но, ежели тот смельчак-одиночка — чей-то хианриа, то его аини с такой дурьей башкой долго на войне не продержится. Пристрелят заразу когда-нибудь. Когда-нибудь точно пристрелят. И ладно»
А тот, дерзкий молодой человеческий воин, до девушки добрался. Жестом велел ей замолчать, осматривая раны.
Она все-таки не смолчала, спрашивала, кто он, да из какого отряда. А кровь лилась из тела, не спешившего заживать.
— Приророжденная, — отметил наконец мужчина сухо.
— И что? — спросила та с вызовом, руки в бока упирая, — Да я знаешь сколько испытаний прошла, чтобы меня в этот поход пустили?!
Он, напряженно оглядевшись, вдруг подхватил ее, перекинул через плечо, придерживая за ноги. И, скользя, по необъяснимой траектории, направился к укрытию.
Девка визжала, хамила и пыталась его бить, но лицо мужчины оставалось непроницаемым. Потом она его, извернувшись, коленкой по груди пнула, благо ноги ее торчали спереди. Он рукой ее ногу прижал, сдавил больно — и она на несколько мгновений заткнулась, то ли поняв, что шутить с нею не будут, то ли выдумывая новую боевую стратегию. А он невольно рукою грудь свою задел. Напряженно застыла рука. Провел снова по рубашке, ощупывая, ногу ее задевая.
— Эй, не смей меня лапать! — живо среагировала баба, приняв его жест исключительно за интерес к ее ногам, обтянутым в плотные широкие штаны, — Я еще лечь тебя не звала!
— Я и не хотел, — отрезал мужчина.
Вдруг сбросил ее с себя на горную поверхность — она спиной приложилась и штаны ободрала на заднице. И, быстро оглядевшись, рванулся куда-то назад. К тому месту, где ее подобрал. Потом к тому, где ему полу одежду подпалили. Внимательно вглядывался, ища что-то потерявшееся. Хотя и по сторонам и наверх смотреть не забывал. Да неровно двигался.
«Так сразу и не пришибешь. Просто так не пристрелишь» — одобрительно подумал командир, внимательно подглядывающий за ним.
Хотя вроде тот парень шибко встревожился из-за потери. Но и про врагов не забывал. Парень… Да, молодое лицо, сколько веков и не скажешь, но… а стал бы старый воин вот так лезть, сломя голову, да под вражеский прицел?.. Этой дурью разве что молодые страдают. Но, к счастью, долго не живут.
Всхлипнув, обзывая хамского помощника и так, и эдак, и на нашем языке, и даже на языках двух иных цивилизаций, воительница-неудачница поднялась. Вытянулся выскользнувший из-под спасительных обломков воин, да чуть выполз оставшийся там его напарник. Но напрасно мужики вглядывались в штаны ободранные. Из-под верхних, под цвет поверхности, выглядывали другие штаны, бугристые и никак не в обтяжку.
«Что за день! — отчаянно подумал болтливый, — Никакого развлечения! Хотя…»
Одиночка из непонятно какого отряда сюда добравшийся, вдруг присел, потянулся рукой. Вскочил, отступая, делая несколько резких движений. А когда на миг замедлился, то люди заметили, что в руке его на цепочке болтается тонкий плоский камень неровной формы, бордовый, почти прозрачный, с вкраплениями иного вещества, напоминавшего тонкие прядки золотистых волос. Залитый по краям в оправу из пестрого металла, местами темного, местами светлого, серебристого.
Сдвинулся быстро. Еще сдвинулся. Девка вглядывалась в подвеску, забыв обо всем. Даже пропустила миг, когда к ней подобрался воин другого отряда, да, приобняв, потянул к себе.
— Живущая! — сказал бодро.
И запоздало получил по уху, сердито отпрянул.
— Э, ты че?!
— Я с тобою лечь не обещала, — прошипела воительница, смотря на него, прищурив глаза. Светлые, редкого оттенка.
А она, отступив, покосилась на того, танцора и наглеца, что чуть замедлился на несколько мгновений, одевая странную подвеску на голову, да заправляя в ворот, скрывая снова от глаз чужих. Пальцами прищелкнул по разошедшемуся звену, металл заплавляя вдруг раскалившимся ногтем, вновь ставшим полоской металла. И вроде не глядел, но ни волос не поджег, ни шею ни ошпарил.
А эта неудачница, напряженно застывшая, снова вглядываясь в это нелепое украшение, вдруг радостно вскрикнула и бросилась ему навстречу, как-то вдруг забыв и о ссадинах, и о спине зашибленной, и о штанах дырявых и даже о войне.
Мужчина замер недоуменно, но на миг правда, надо ему должное отдать и его реакции. И рванулся в сторону.
Но девка, вдруг скорость развившая в разы больше, чем когда драпала от залпов противника, живо преодолела расстояние между них, да повисла на нем, обвивая руками его шею.
— Кри! — радостно выдохнула она, — Как я рада снова тебя увидеть, Кри!
— Нам не обломится, — уныло прокомментировал самый болтливый из воинов, трезво оценивший всю степень бабьего восторга, направленного в сторону безбашенного хама.
А тот, кого она назвала коротким именем, домашним, сухо ее от себя отцепил, держа на вытянутых руках, сурово и цепко сжимая ее плечи. Она замерла, потерянная.
— Ты… не рад меня видеть? — спросила тихо и потерянно, — Даже спустя столько времени?
— Зачем приророжденная полезла на границу? — спросил мужчина сухо, внимательно глядя ей в глаза.
— Да просто… — девушка смущенно потупилась, подковыривая какой-то почти отколовшийся обломок горной поверхности под ногами.
Потом вдруг вздрогнула, да подняла на него глаза, заполняющиеся счастьем:
— А ты до сих пор его не выкинул! Значит, ты запомнил меня! Хотел еще когда-нибудь меня увидеть!
— Ты из чьего отряда? — спросил он бесцветным голосом — и ничего в его лице от взгляда глаз ее теплых и сияющих не изменилось.
— Ранани785.
— Ваш отряд разбит, — заметил он спокойно, будто они обсуждали, ждать ли завтра в их родных краях дождя над лесом или не ждать. — Ты тогда пойдешь с ними, — да подтолкнул ее в направлении тех четырех, уже всех осмелившихся выбраться.
— Но я хочу с тобой! — возмутилась она.
Вдруг рассыпалась молекулами — легкая дымка, заметная — и появилась уже сбоку, обвила его руками.
— Не гони меня! Мы так давно не виделись!
— Мы друг другу никто, — отрезал мужчина ледяным голосом.
Девушка тяжело вздохнула. И грустно призналась:
— Может, я тебе никто, но я считала тебя моим другом. И сейчас готова так тебя называть.
— Разве было между нами что-то? — спросил он уже недоуменно, — Разве мы вместе прошли сквозь какие-нибудь большие трудности? Зачем ты стремишься ко мне?
— А разве нужна причина? — она отлепилась, отступила на шаг, чтобы заглянуть ему в глаза.
Спокойные глаза, а лицо невозмутимое.
Девушка вздохнула.
— И что… ты так просто уйдешь?
— А разве меня что-то удерживает? — он все-таки улыбнулся, хотя улыбка его смотрелась как-то странно.
***
— Саааша!!!
Мама поймала меня еще на том моменте, когда я любовно обводила завитушками надпись в блокноте:
«Перестрелка на границе галактики».
Это был чудесный день! Да, глаза как будто насквозь песком просыпали, тело было вялое и двигалась как зомби, но… о, этот отрывок! Эта шикарная импровизация! Какое счастье, что у меня был такой порыв, да еще в то время, когда я могла его спокойно записать! Из него выйдет такая аппетитная повесть! Фантастика, хм… или фэнтези?
— Сааааша!!! — прогремел за дверью сердитый голос.
— Минуточку, тут такой сюжет пришел…
— Саша, десять утра уже! Мне скоро на работу! Завтрак в шестой раз греть не буду!
Завтрак?
Задумчиво погладила живот. Тот, обнаружив, что сознание ненадолго вернулось и, о редкость, снова обращено на собственное тело, отчаянно заныл, в последней угасающей надежде дожить до долгожданного вкушения пищи.
Ой, а жрать-то как хочется!..
— У тебя сегодня ко второй паре? Или к третьей? — продолжали шуметь за дверью.
— Э… — задумчиво взлохматила волосы, — К первой, кажись.
— Сааааашаааа!!!
Ой… а и в правду, к первой.
Мама вскрикнула, отшатываясь, когда дверь неожиданно распахнулась.
— Я только бутерброд перехвачу.
— Что, сумку уже собрала?
— Ага! — кидаюсь в ванную, оттуда к заветному столу с заманчивой едой. И, хм, каша, судя по легкому пару над ней, еще была теплая. Просо с тыквой. Моя любимая… мм…
— Вот так-то лучше, — сурово заметила маман, видя, как я склонилась над столом, торопливо зачерпывая каши с тарелки и с жадностью пихая ее в рот, предусмотрительно распахнувшийся — кажется, там желудок и рот сговорились, чтобы не помереть с голоду, — Но лучше бы ты ела сидя!
— Что ты все время цепляешься?
— У меня такое ощущение, что если тебя не трясти, ты помрешь от голода или изнурения, ни есть, ни спать не будешь…
— Мам, я не совсем маразная. Сама смогу приготовить себе пожрать и поесть!
— Ну, что за шум с утра? — в кухню забрел дедушка, потянулся, отложил свои гантели на подоконник.
— Это наказание… — мама с непередаваемым укором взглянула на меня, — Саша, сядь! Поешь уже как все нормальные люди!
Нормальные люди? Ну, это мне уже не светит.
— Снова ночью общалась с музами? — дружелюбно заметил дед.
— Аха! — радостно доложила между ложкой каши и бутербродом с яичницей и чесноком, точнее, яичницей над хлебом и чесноком.
Теплой, кстати… ммм… обожаю вкус черного хлеба, смешивающегося под градом моих зубов с чесноком и яичницей, особенно, когда та еще теплая. Пожалуй, слаще для моих вкусовых пристрастий может быть только кусок свежего черного хлеба, покрытый кой-где кусочками чеснока и сверху укрытый колечками помидоров, мм…
— Мам, а помидоры есть?
— Ишь, генерал выискался! Еще и цепляется! Иди, работай — и покупай что хочешь и когда хочешь! Все равно нормально не учишься!
Обиженно шмыгнула носом. Нормально я учусь! Да, до красного диплома навряд ли дотянусь, но, как любит поговаривать папа Виталика: «Лучше иметь синий диплом и красное лицо, чем красный диплом и синее лицо». Хотя ругала его мама Виталика нещадно за такие революционные умонастроения, внушаемые сыну. Впрочем, как родители моего друга еще не развелись — тайна, покрытая мраком. Они столько ругались, но упорно жили вместе. Вот, еще Виталику пару близняшек, сестру и брата наштамповали между делом. Эх, близняшки! Интересно, каково это, когда в мире есть твоя вылитая копия? Ее можно на экзамены посылать вместо себя…
— Саша!
— Ась?
— Вечность тут будешь сидеть! Опаздун махровый!
— Ну… ну, я только бутерброд себе соберу… и уже бегу… — вскочила — дед подхватил падающий стул — и кинулась к холодильнику.
Из груди моей вырвался радостный вопль при виде красноватых шарообразных бочков, смотревших на меня из стройной шеренги с верхней полки.
— Помидоры! Круто! Наконец-то вы их купили!
— Всего-то два дня не было, — проворчала моя родительница, мрачно прислонившаяся к косяку у двери. Она уже была одета в строгую черную юбку и белоснежную кофту.
— Ты же знаешь, Наташа, что помидоры и Саша в одном помещении долго не живут, — подмигнул ей дедушка.
— Что, ты так и пойдешь? — проворчали с порога.
— А? — недоуменно подняла взгляд на бабушку.
— Оставляю ее на тебя. Выгони как можно скорее, — проворчала мама и, мрачно вскинув голову, удалилась.
Ее бы в кино на роль главной королевы — от ее осанки многие артистки бы удавились от зависти. Зрительницы, впрочем, тоже. Да и мужики бы как вздыхали, видя эту гордую стать на экране…
— Что писала-то хоть? — поинтересовался дед, смотря, как я с заботой намываю помидоры, шесть штук.
— Про драку людей с инопланетянами. Один из фрагментов масштабной войны.
— А кто победил-то? — оживился мужчина, — Ихние или наши?
— В данном эпизоде — наши.
— И ладно, — он довольно улыбнулся, — Мы и сами с усами!
— Но вот насчет войны в целом не знаю, — прядь волос задумчиво на палец накрутила, — Наши выиграли? Или иная цивилизация? В любом случае, потери с обоих сторон были немаленькие… — чуть помолчав, прибавила, — А, нет…
— Наши просрали?
Тут дедушка схлопотал полный ненависти взгляд от бабушки — и затих временно, правда, заинтересованно за мной наблюдая.
— Да нет… возможно, это будет сцена к циклу… или к книге, которую сейчас пишу. Но там нету каких-то масштабных торговых сделок с инопланетными цивилизациями, да и войны нет. Но люди живут спокойно. Да, наверное, люди в итоге отвоевались. И либо уничтожили всех врагов, либо показали, что к нам лучше не соваться.
— И то ладно, — улыбнулся дед.
Тут уже на арену боевых действий, воспитательных, ввалилась бабушка, которая вовсе не пыталась втереться мне в доверие:
— Ох, опять! — она скривилась, — Это фэнази… фанази… Тьфу, как там эту пакость называют?
— Фэнтези, — хмуро поправила ее я, — Но в данном случае это скорее научная фантастика.
— А как же твое любимое фэнтези? — дед хулигански прищурился, — Изменяешь своему любимому?..
— Нет, ты что! — ухмыльнулась, — Я несколько книг пишу параллельно. И почти все из них — это фэнтези.
Просто я считаю этот жанр реально крутым.
Но бабушка не сдавалась, пытаясь подключить тяжелую артиллерию:
— Фу, слово-то заморское… противно! Такая большая уже девушка, а все еще пишешь сказки про принцев и единорогов!
Вздохнув, провыла отчаянно:
— Бабушка, сколько раз говорить, что фэнтези — это не только про принцев и единорогов?! Есть еще и про вампиров…
— Тьфу, мерзость какая! — пожилая женщина скривилась.