От подступающей темноты не было спасения, и у легата оставалось всё меньше времени на поиски. Он повёл Ревущего по тропе между двумя скалами, по которой, как ему казалось, могла пойти и Вечера, предпочтя очевидную дорогу узким проходам и ступеням. Но он мог и ошибаться. Пройдя ещё пару лиг вглубь долины, он оставил быка, забрался на один из склонов и вгляделся вдаль, стараясь рассмотреть малейшее движение любой тени в серебряном свете луны или свет от костра, который могла развести Вечера, чтобы согреться, — что угодно, но он не видел ничего кроме камня. Он вгляделся во тьму, и его сердце пропустило удар, когда он увидел движение за одним из деревьев, но оказалось, что это была всего лишь ночная птица. Равнодушная к отчаянию Согейра чернота окутывала всё вокруг.
Звенящие скалы камертоном разносили по округе звон, когда их касался злой ветер, и будто напевали какой-то мотив, от которого всё внутри холодело. Согейр прокричал имя принцессы, но в ответ услышал лишь вой ветра. Неприятный озноб начал выкручивать ему раненую ногу, и та снова разболелась. Легат пожалел, что не взял с собой бурдюк с кантамбрийским вином, которое ему предлагала Нила. Сейчас он бы не отказался от пары хороших глотков, чтобы согреть продрогшие кости. Внезапно Согейр заметил вдали небольшой огонёк, который медленно двигался вдоль склона впереди, и в груди воина вспыхнула надежда. Он сделал несколько решительных шагов вперёд, но замер. Зеленоватая вспышка сверкнула всполохом и остановилась, скользнула медленно вправо-влево, будто кто-то вдали подавал сигналы, потом замерла и стала затухать, как гаснет факел, в котором догорает последняя смола, пока вовсе не исчез в черноте морозной ночи.
Согейр понурил плечи.
«Орвени». Он едва не попался на наживку возлюбленной Глуаса, как ребёнок. Кинься он вслед за ней, она бы завела его в самую глубь, откуда он бы уже не выбрался. Не иначе боги уберегли Согейра от ошибки. Легат перевёл дыхание и поднял вверх левый кулак, благодаря богов за помощь. Он огляделся. Что же делать дальше?
Мужчине ничего не оставалось, кроме как наощупь идти прямиком к склепу принца Кирана и молиться, чтобы Вечера оказалась там, а не в стороне сыпучих камней, которые в любой момент могли расползтись под ногами и увлечь идущего в глубокую расщелину, откуда не было выхода.
Прошло ещё несколько минут, прежде чем легат понял, что ему знаком мотив, который грустным эхом напевали Звенящие скалы. До боли знакомый, будто когда-то услышанный и забытый, как страшный сон. Как эхо той погребальной песни, которую пели Полудницы во время похорон короля… Согейр внезапно остановился и напряг слух. «И птицы пали…» — протяжно звучало во мраке. Это была «Морген-эрея»!.. Звук доносился с северо-запада. Она! Он узнал голос Вечеры. Сердце легата едва не выскочило из груди. Ревущий послушно двинулся вслед за хозяином, всё дальше и дальше в глубину каменных могил. На секунду Согейру показалось, что он потерял след, потому что голос затих, но тут он услышал ржание и бросился на звук, как мучимый жаждой мчится к реке. Извилистая тропинка вывела его за кривой пригорок, за которым раскинулась небольшая поляна.
Сначала он увидел большой чёрный камень, лежащий посередине, потом понял, что это был вовсе не камень, а конь. Незнакомые звуки встревожили животное, конь поднял голову и начал озираться по сторонам в поисках опасности. Согейр узнал Велиборку, кобылу принцессы, по белому пятну на лбу. Чуть в стороне от неё стояла фигура в длинном дорожном плаще с вышитой бычьей головой на спине. Она! Легат вышел из тени.
— Принцесса! — вырвалось у него. — Принцесса, это вы?
Его встревоженный возглас её напугал. Она обернулась, но Согейр не увидел её лица, скрытого под широким капюшоном. Но это была она, он знал.
— Согейр? — У неё был всё тот же низкий голос, при звуке которого на ум приходило что-то затаившееся, готовое к атаке.
— Слава богам, я нашёл вас! — выдохнул Согейр.
— Зачем ты тут? — Вечера полностью развернулась, и молочный свет полной луны осветил её подбородок.
— Королева, — сказал он, переведя дыхание, — ваша мать, попросила меня встретить вас…
— Вот оно что? Можешь ей передать — со мной всё хорошо.
С этими словами она снова отвернулась.
— Моя принцесса? — снова обратился к ней Согейр.
— Я сказала — можешь идти.
— Прошу прощения, но я не выполню ваше желание. Я дал обещание королеве и никуда не уйду.
— Почему? Со мной что-то может случиться?
— Это горы… — Он решил опустить замечание о глупости её вопроса, который она, безусловно, задала нарочно.
— И здесь все мертвы. — Её голос даже не дрогнул. — Все.
— Кроме волков.
Согейр почувствовал, что готов ударить её, а потом перекинуть через быка и силой увезти в замок. Они простояли в тишине ещё с минуту, оба уверенные в своей правоте, прежде чем Вечера, наконец, снова обернулась.
— Ты замёрз? — спросила она. — Нам нужен костёр. Отведёшь меня к склепу брата на рассвете.
Кремень совершил маленькое чудо и подарил продрогшим людям огонь. Несколько найденных неподалёку пучков сухой травы и веток тихо потрескивали в ямке, обложенной камнями, чтобы ветер не выдувал их из костра. Конечно, разводить огонь, который мог привлечь зверя, было не самым разумным решением, но за ночь в горах можно замёрзнуть до смерти. Вечера грелась у огня и жевала припасённое ещё в Эквинском замке яблоко, задумчиво наблюдая за резвившимися вдали бродячими огоньками. Если верить легендам, все они — её предки, похороненные в этих горах. Только сейчас Согейр разглядел, как она на самом деле замёрзла. Велиборка и Ревущий сгрудились вокруг тепла, подставив свои бока озябшим людям, и спали. Вечера задумчиво крутила в продрогших руках узкий жёлто-рыжий лист альмиона и продолжала молчать. Что творилось у неё в голове? Согейра ужасно клонило в сон, но он решительно отказывался спать этой ночью и, ковыряя клинком промёрзшую землю, всматривался в темноту, из которой — то ближе, то дальше от места привала — иногда доносился голодный вой.
— Как его похоронили? — нарушила молчание Вечера.
— Пышно, — ответил Согейр, — как подобает принцу. Было много цветов. Когда гроб с телом Кирана выставили на площади между статуями богов, горожане до ночи несли к нему цветы и камни. Приехали многие лорды и графы, и…
— Когда над телом брата читали «Морген-эрею», гроб был закрыт?
На секунду легату вспомнилась страшная картина того, что осталось от убитого принца.
— Да.
— Мать в письме писала, что брата похоронили в склепе рядом с альмионом. Забыла только сказать, что альмионы здесь повсюду.
— Принц похоронен чуть дальше по той тропинке. — Согейр указал в сторону. — Нужно будет подняться наверх и пройти сквозь проход в горе и дальше. Там в темноте лучше не ходить.
Вечера промолчала, и от её молчания сквозило холодом сильнее, чем от камней. Потом она спросила:
— Как твой сын?
— Хорошо.
— Скоро дядя нарисует на груди Альвгреда мишень.
Клинок Согейра соскользнул и едва не проткнул ему ногу.
— Я знаю, что нас поженят, — добавила принцесса.
— Откуда?
— А ты думал, в Эквинском замке только и ведутся разговоры, что о жемчужинах на дне Бронзового моря, сортах мрамора да о новой ткани для плащей? Помимо этого, там ещё говорят и о политике. Только я не думаю, что план моего дяди удастся.
— Мы имеем шансы на успех.
— У нас были бы шансы на успех, не будь твоя мать такой дурой.
— Не говорите так о моей матери.
— Она поступила очень глупо, сбежав в Ангенор. Ты же сам наполовину касариец, неужели даже толика их крови в твоих жилах не помнит их нравы? Кто сейчас самрат Касарии?
— Младший брат моей матери — Тонгейр.
— Тонгейр Свирепый. Наслышана о нём. Особенно о его любви насаживать головы врагов на пики, а тела скармливать свиньям. Этот брак будет так же бестолков, как и человек, который додумался до него.
— Зато по праву первой наследницы вы получите трон. Разве вы не этого хотели?
— А кто бы не хотел?
— Альвгред. Ему не нужна власть.
— В отличие от Ложного короля или того, второго, кто даёт ему деньги на содержание армии. Поставь ты хоть тысячу наследников между ними и троном, они перебьют их всех до единого, и ни мой, ни даже будущий брак Ясны ничего не изменит. Жаль, что король слишком туп, чтобы понимать очевидные вещи. — Она вспыхнула, как факел, сдобренный смолой.
Согейр поджал губы. Огонь отбрасывал на лицо принцессы тёплый свет, от чего оно казалось совсем юным, как у Ясны. На её груди, будто впитывая в себя отблески пламени, гордо сиял разноцветными искрами огненный опал.
— Послушать вас, так лучше сразу отворить Ворота Мира и пустить войска Теабрана в город.
— Королевство будет захвачено, — ответила Вечера, — потому что альмандиновая корона покоится не на той голове.
— Не будь вы принцессой, я бы отрезал вам язык за такие слова.
— Не сомневаюсь. Ты же это уже делал. Ты и Бродяга. Вы оба слепо выполняете приказы, увечите и кидаете в тюрьмы всех, кто косо посмотрит на короля. Интересно, что вы чувствуете, когда понимаете, что люди ропщут не зря? Кожевничье восстание, помнишь? — Она вернула память Согейра на несколько лет назад. — Я совсем маленькая была, когда они вышли на площадь с требованиями снизить налоги на сырьё. Ничего не понимала, думала, что они хотят напасть на замок, а они всего лишь боялись остаться без денег, потому что всё съели новые налоги. И что ты сделал с ними? Их кровь на ваших с дядей руках.
— Они штурмовали ворота замка. Если бы им удалось их сломать, королевская семья могла погибнуть. При всем уважении, принцесса, но вы понятия не имеете, на что способен человек, когда у него в руках оказывается оружие, а в его сердце обида и злоба. Или вы думаете, вашему дяде просто далось решение пустить в ход мечи против своего же народа? Он отдал приказ кирасирам, только когда начался штурм. Он лишь хотел защитить свою семью, и вас в том числе. — Согейр из последних сил подавлял растущее в нём раздражение. — И я следовал приказу.
— И устроить показательную казнь он тоже приказал? Я прекрасно знаю — то, что вы устроили с Бродягой, была полностью инициативой северянина. Но ты согласился. О чём ты только думал?
— Вы прекрасно знаете, зачем Влахос устроил казнь при всех. Он стал жертвой лжи точно так же, как и я. Но, как бы это ни было мерзко, его поступок пошёл короне на пользу — после этой казни в городе не вспыхнуло ни одного крупного бунта. Король знает, в каком свете он предстаёт перед своими гражданами, и это его цена за спокойствие в городе.
— Ему всего лишь нужно было аккуратнее обращаться с налогами, тогда Влахосу бы не пришлось надевать змеиную маску.
— Содержание армии всегда обходилось недёшево, — спокойно ответил Согейр.
— Отец с этим справлялся.
— Вы многого не знаете.
— Я знаю достаточно. Я прочитала о нём все книги, что есть в библиотеке Туренсворда. И я знаю, что отец в отличие от вас никогда никого не казнил.
Согейр подавил горькую усмешку.
— Да, — тихо ответил он и потёр глаза.
Вечера не оставляла попыток окончательно смешать Согейра с грязью.
— Негерд тоже выжгли люди, как ты, — говорила она, глядя на легата сквозь огонь. — Люди, которые лишь следовали приказу, и ты ничем не лучше их. Когда твои люди рубили головы тех кожевников, а их кровь хлюпала у тебя под ногами, неужели в тебе ничего не шевельнулось? Ты заткнул людям глотки, но это не значит, что им не о чем больше молчать. Жителям королевства нужен лидер, который обласкает их и защитит, а не пошлёт на плаху за мольбы о милостыне! Лучше бы Осе понять это раньше, чем это им пообещает Теабран. Иначе, войди его войска в город, вдоль главной улицы выстроятся сотни людей, которые будут ему рукоплескать.
Она заметила, как Согейр стиснул зубы.
— Что? Хочешь сказать, это неправда? — не замолкала Вечера. — Людям наплевать на то, у кого больше прав на корону, и плевать, на чьей голове она окажется, — они хотят жить спокойно, и это всё. Если это им пообещает Теабран, ты и вся королевская рать окажетесь бессильны перед взбесившейся толпой. Или ты думаешь, граф Корбел перешёл на сторону Севера, потому что его запугали?
— Корбел — предатель. Ему давно пора отсечь голову и натолкать в горло земли.
— Он потерял на тавромахии двух сыновей и жаждет мести. Его действия были предсказуемы.
— Во время тавромахии гибнут десятки таких же, как его сыновья. Им не нужно было выходить на арену.
— Он — отец. Или ты бы смирился со смертью Альвгреда, затопчи его бык у тебя на глазах? Теабран очень умён. Ему нужны были люди, и он их получил, всего лишь найдя подход к нужному человеку. Таких, как Корбел, чьи сыновья погибли, в Ангеноре сотни. Одни смотрят на их смерть как на данность, но есть и такие, что винят короля в потакании жестокой традиции, и у некоторых из них есть своя власть.
— Считаете, надо отменить тавромахию? Но это основа нашего государства.
— Отменить? Нет. Но на сотню сильных ловкачей всегда найдётся один хитрец, который обведёт вокруг пальца их всех и победит. И в нашем случае этот хитрец очевиден. И чтобы противостоять ему, нужен кто-то ещё более сильный, ловкий и хитрый. Иначе Теабран всех переманит на свою сторону. К тому же после того, что произошло в Негерде, он стал ещё и защитником новой веры, пострадавшей от языческого пламени ангенорского тирана. Ты понимаешь, что следующим его шагом будет открытое нападение?
— Король уже об этом позаботился. Иларх и его люди уже идут навстречу северным войскам.
— И, конечно же, король учёл, что это ловушка?
На мгновение Согейр задумался, но лишь на мгновение.
— Иларх выбрался с Эвдона. Его не так просто заманить в другой капкан.
Вечера улыбнулась, и Согейру не понравилась эта улыбка.
— И пока они там, мы укрепляем защиту Паденброга, — сказал он и всадил нож в землю по рукоять. — Воины мобилизованы, каждый день проходят учения. И вы же знаете, что за всю историю города ни один человек не смог перебраться через городскую стену. Все охранные и надвратные вышки вооружены до зубов, оружие по периметру стен. Даже если Теабран подойдёт к городу, он не войдёт. К тому же на нашей стороне кантамбрийцы.
— Знаешь, в чём разница между вражескими войсками и войсками союзников? — прервала его рассуждения о безопасности принцесса.
— Вторые нас защищают, — вид Согейра говорил о том, что это глупый вопрос.
— Перед вторыми король сам открывает городские ворота.
— Вы не доверяете графу Монтонари?
— А ты думаешь, умно доверять человеку, которого в народе прозвали Чернильной Рукой? Эрнан портит всё, к чему прикасается, а за его елейной улыбкой кроется чудовище, — улыбнулась Вечера. — К тому же, если Ангенор победит Теабрана силами кантамбрийцев, короли будут у Монтонари в неоплатном долгу.
— Приятно знать, что, хотя бы в этом вопросе наши с вами мнения совпадают. Именно по этой причине я в своё время выступил за назначение брата Эрнана на должность Хранителя казны. Монтонари должны быть на виду.
— К большому сожалению, Сальдо нам здесь не поможет.
— Думаете?
— Его отношения с братом далеки от того, чтобы он разделял его взгляды на политику или мог передавать нам сведения, не предназначенные для уха короля.
— Но он Монтонари. А они своих не бросают. В худшем случае его можно будет использовать как залог лояльности его старшего брата.
Согейру очень не понравился её взгляд.
— Почему вы смотрите на меня?
— Знаешь, в тебе есть тот же изъян, что и в графе Корбеле. — Голова принцессы чуть наклонилась вбок. — Ты слишком любишь свою семью и считаешь, что это свойственно всем. В отличие от тебя Эрнан любит только себя, свои амбиции и людей, которые им соответствуют. Потому он не скрывает своей преданности только себе. В этом он, по крайней мере, честен. В отличие от тебя. Ты любишь свою семью. И для легата кирасиров это — роскошь. Рано или поздно ты будешь вынужден выбирать между семьёй и короной.