«Будь осторожен, сын мой, – заклинала его мать. – Если Ксергал найдет тебя здесь, он убьёт тебя. Он бог царства мёртвых. Он ввергнет тебя в мир теней и ты останешься там навеки».
Но Хаббили спустился по лестницам вниз, в самые глубокие подземелья замка Властелина смерти и нашёл голову отца в ларце из золота и хрусталя, плавающем в бассейне, наполненном ртутью. Когда же он достал голову, глаза её открылись. Но хотя имелись у неё глаза и рот, не было у неё сердца – и голова Нушаша не узнала сына и стала громко взывать: «На помощь! Ксергал, великий господин! Кто-то хочет украсть меня!»
Ксергал в это время как раз возвращался с охоты и услышал вопли головы Нушаша. Он поспешил вниз по подземному ходу, ведущему к глубочайшей сокровищнице, и шаги его отдавались громовым эхом. Хаббили испугался, несмотря на то, что уголь жарко горел в его груди: он знал, что ему со своими калечными ногами не перегнать Властелина смерти – поэтому он опустил голову отца на пол, взял в руки молот Аргала и сеть Эфийяла, и стал ждать. Когда Ксергал ворвался в хранилище – борода и одежды черны, как безлунная, беззвёздная ночь, глаза пылают красным, как рубины, – Хаббили набросил на него сеть. На мгновение Ксергал остановился в изумлении, скованный морской магией собственного брата. И тут же Горбун метнул в него молот и сшиб Властелина земли с ног. Не мешкая, Хаббили подхватил молот и голову отца в хрустальном ларце и бросился бежать вверх по лестнице, и Ксергал нёсся за ним по пятам, приближаясь с каждым мигом.
Суйя, мать Хаббили, вцепилась в плащ Ксергала, когда он пробегал мимо.
«Супруг мой, – вскричала она, – ты должен съесть свой ужин, не то он остынет!»
Властелин земли попытался оттолкнуть её, но Суйя не отпускала.
«Женщина, уйди с дороги! Кто-то украл то, что принадлежит мне!»
Но жена держалась за него крепко.
«Пойдем же, я приготовила постель! Возляг со мной прежде, чем она станет холодной!»
Ксергал всё пытался оторвать женщину от себя:
«Пусти! Кто-то украл то, что принадлежит мне!»
Но Суйя не сдавалась:
«Пойдем же, останься со мной! Мне нездоровится, думаю, я скоро умру!»
Ксергал же вскричал: «Ты умрёшь сию минуту!» – и сшиб её мощным ударом.
Но к тому времени Хаббили-Горбун уже выбрался из подземного дворца и бежал на юг, в леса вокруг Ксандоса. Там он молотом Аргала разбил ларец и вынул голову отца – и все части тела Нушаша Белого Пламени соединились, и Повелитель Солнца ожил вновь.
«Отец, – воскликнул Горбун, – ты вернулся к жизни!»
«Ты хороший и верный сын, – похвалил его Нушаш. – Ты спас меня. Но где же твоя мать? Я желал бы увидеть её».
Когда Хаббили рассказал ему, что Суйя Рассветный Цветок пожертвовала жизнью для того, чтобы они могли ускользнуть от Властелина земли Ксергала, великий Нушаш исполнился печали. Тогда возвратился он в свой дом – высоко, выше всего в небесах – и вновь принялся каждый день пересекать небо на солнечной колеснице. Хаббили же остался на земле и рассказал сынам людей правду об Аргале Громовержце и клане богов-предателей, открыв, что все они – враги Нушаша Белого Пламени. Так что люди изгнали сторонников Аргала, и во всех землях вокруг Ксандоса почитали после того лишь Нушаша, истинного Повелителя Небес.
Голубь сжал её руку. Киннитан поглядела на него – в глазах мальчика застыл вопрос.
– Да, – кивнула она, – это и есть правда. И вот почему я рассказала тебе эту историю: Хаббили-Горбун был мёртв, из его груди вырезали сердце, и всё же он вернулся, чтобы победить своих врагов – а это были боги и демоны! Да, он был напуган, но не поддался страху. Вот почему для него всё закончилось хорошо.
Голубь сжал её руку снова.
– Пожалуйста. Так что не бойся, малыш. Мы найдём способ. Боги помогут нам. Небо сохранит нас.
Она продолжала обнимать мальчика ещё долго, пока не заметила, что звук его дыхания изменился. Голубь в конце концов уснул.
«Вопреки всему хромой мальчик Хаббили выжил, – подумала девушка про себя. – Вопреки всему. Но чтобы он мог спастись, его мать умерла».
– Правоверный ли вы человек, король Олин? – золотые глаза автарка, казалось, сверкали ярче обычного.
– Правоверный?
– Да. Веруете ли вы в Небеса?
– Я верю в своих богов.
– А… Значит, вы из неверных – по крайней мере, в старинном понимании.
– Что это значит, ксандианец? Я сказал тебе, что я верю…
- «В своих богов» – так вы сказали. Я это слышал, – Сулепис развернул руки ладонями вверх, изображая две чаши весов. – Что означает: вы признаёте, что другие люди имеют другую веру… других богов. Но те, кто истинно верует в своё учение, полагают, что другие боги существовать не могут, – что чужая религия есть суеверие либо идолопоклонничество, – автарк улыбнулся. Для внешне привлекательного человека у него была ужасная, пугающая улыбка; даже спустя более года служения ему Пиннимон Вэш так ещё и не смог к ней привыкнуть. – Я заключаю, что вы – человек не этого типа.
Олин пожал плечами, но слова подбирал осторожно:
– Я пытаюсь понять мир, в котором живу.
– Что говорит о том, что вы находите трудным верить в столь явную нелепость, как убеждение, что каждое слово в Книге Тригона является правдой. Ах, нет, не стоит начинать гневаться, Олин! То же самое с лёгкостью говорят о книге моего народа – «Откровениях Нушаша». Сказки для детей на сон грядущий.
Даже Вэш, несмотря на все годы выучки, не смог сдержать вздоха изумления.
Автарк повернулся к нему, усмехаясь:
– Я обидел вас, министр Вэш?
– Нет-нет, Сиятельнейший. Ничто, исходящее от вас, никогда не могло бы обидеть меня.
– Хм-м, звучит как вызов, – Сулепис рассмеялся: тонко, беззаботно и весело, как счастливый ребёнок. – Но в данный момент я вовлечён в глубокий философский диспут с королём Олином, так что, возможно, тебе было бы спокойнее, займись ты чем-нибудь другим, – он резко перестал улыбаться. – Иными словами – ступай, Вэш.
Вэш поклонился и незамедлительно исчез из поля зрения Сиятельнейшего. Проходя мимо скотарка Прусуса, развалившегося в своём кресле, Вэш подумал, что замечает нечто помимо обычного страха и замешательства в этих слезящихся глазах. Неужто легкомысленное богохульство автарка так задело калеку, оскорбило это слабоумное создание? – с холодным изумлением отметил про себя Вэш. Возможно, Сулепис отослал от себя не того.
Только скрывшись в главной каюте, Пиннимон Вэш стал карабкаться на верхнюю палубу – настолько быстро, насколько позволяли старые ноги, а затем развернулся так, чтобы как можно лучше слышать голос автарка. Не тем достигает первый министр преклонных лет на своем высоком посту, что пропускает мимо ушей важные разговоры, и поскольку здесь, на корабле, он был отрезан от обычных своих источников информации, приходилось ему шпионить самому, как бы унизительно и опасно это ни было.
Когда Вэш приблизился достаточно, чтобы слышать голоса, Сулепис ещё продолжал говорить:
– Нет нужды в скромности, король Олин. Мудрые мужи знают, что древние вложили в великие религиозные книги секреты слишком могущественные, чтобы те могли открыться простым людям. Знание такого рода принадлежит избранным – подобным вам и мне, кто углубился в тайные искусства и узнал правду, укрытую за вычурностью исторических мистерий.
Вэш немного подался вперёд, и ему стал виден затылок Олина, стоящего на палубе под ним. Автарк оставался вне поля его зрения, хотя напряжённая поза Олина говорила о том, что тот стоит близко: как хорошо было знакомо первому министру это чувство нервного страха, которое вызывал любой, даже самый, казалось бы, дружелюбный, разговор с Сулеписом.
– Ты заблуждаешься на мой счёт… – начал Олин, но автарк только пуще развеселился.
– Нет, не спорьте, мой добрый друг – человек, которому так мало осталось дышать этим миром, не должен тратить ни вдоха зря. Я знаю о вас гораздо больше, чем вы знаете обо мне, Олин Эддон. Я наблюдал за вами и вашей семьёй, видите ли.
Северянин будто врос в палубу рядом с леером. Если бы не зелёные беспокойные воды Остейанского моря, продолжавшие вздыматься и плескать, порождая белую пену, позади плеча Олина, Пиниммон Вэш решил бы, что весь мир внезапно замер, как сердце, пропустившее удар.
– Ты наблюдал за нами?..
Сулепис продолжал вещать, словно и не заметил слов Олина:
– Я знаю, что вы, ваши королевские врачи и другие философы-исследователи вашего двора изучали старые доктрины, утраченные искусства… и дни богов.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – холодно отозвался Олин.
– Возможно, поначалу вы занимались этим по собственным причинам – чтобы узнать больше о загадке вокруг порченой крови вашей семьи, – но за годы изучения вы не могли не узнать о том, как на самом деле устроен мир, намного больше тех простаков, которые окружают вас и называют монархом, помазанным на царство богами, в действительности ничего не зная об этих самых богах.
На мгновение Сулепис попал в поле зрения Вэша, и министр отшатнулся, но автарк только придвинулся поближе к Олину, повернувшись к убежищу Вэша спиной. Охранников видно не было, но министр знал, что им не нравится то, как близко стоит автарк к пленному иноземцу.
Это было до странности обыденное зрелище: двое мужчин склонились друг к другу у леера – если бы не церемониальное одеяние автарка: высокий остроконечный головной убор, называемый Беленная корона, поскольку она напоминала ядовитое семя этого растения, огромный золотой амулет-Солнце на груди и, конечно, золотые напальчники, – Сулепис мог бы сойти за обычного ксандианского жреца, обсуждающего храмовую десятину и содержание со своим северным коллегой. Но Вэш знал, что один лишь прямой взгляд в эти золотые глаза мог сказать нечто совершенно иное о том, что представлял собою автарк.
Северный король казался человеком удивительной храбрости: всякий иной, почувствовав так близко жар, исходящий от автарка, горячку мыслей Сиятельнейшего, постарался бы уклониться. Придворные в Садовом дворце шептались, что стоять рядом с Сулеписом – всё равно, что брести с непокрытой головой под палящим солнцем пустыни, и что если находиться близ него достаточно долго, то сначала твои мысли, а потом и самые кожа и кости будут сожжены им дотла.
Вэш слегка вздрогнул. Однажды он назвал такое высказывание чушью. Теперь же чувствовал, что мог бы поверить чуть ли не во что угодно из того, что болтают о его господине, вселяющем ужас живом божестве.
– Возможно, всё это трудно уяснить с первого раза, – автарк простёр длинные пальцы к западному горизонту, будто хотел сдёрнуть висевшее в небе солнце, как спелый инжир с ветки. – Возможно, я задумывался над этими вопросами больше, чем вы, Олин, но я знаю, что вы можете ухватить суть – что вы в состоянии понять истину. И когда вы поймёте… ну, возможно, вы станете относиться по-другому ко мне и моему плану.
– Сомневаюсь.
Автарк безмятежно, довольно хмыкнул.
– Вы знаете историю Меларха, короля-героя древнего Джурра? Уверен, вы её слышали. Его жена была проклята злыми богинями Судьбы, и потому не могла подарить ему сына. Однажды он спас сокола от огромной змеи, и в благодарность сокол отнёс его на Небеса, где Меларх похитил Семя Рождения у самих богов.
Олин поднял голову и выражение лица его было столь странно, что Вэш не смог понять, о чём король думает.
– Я слышал нечто подобное, но только о великом герое Гилиометесе.
– А, вот вы приводите наглядный пример моей точки зрения. Ныне большинство из тех, кто слышит эту историю, верят, что это правдивый рассказ. «Вот что Меларх – или Гилиометес, если они слышали историю в таком переложении – вот что сделал этот великий герой», - на миг рука короля-бога поднялась опять, и напальчники засверкали огнём в лучах заходящего солнца. – Но так, конечно, мыслят простаки из простаков. Более умные люди – клерики и другие мудрецы, вожди простого народа, рассудят так: «Конечно, Меларх, может, и не летал на соколе к Небесам и не похищал Семени Рождения, но притча учит нас тому, что секреты богов могут быть раскрыты храбрецами, что смертные могут изменять свои судьбы». А умы безумнейшие, самые одинокие философы, живущие вдалеке от чужих неодобрений, могут даже подумать: «Поскольку не существует сокола, способного поднять в небо взрослого мужчину, возможно, сказание о Мелархе, поднявшемся к небесам, есть ложь. И если это сказание ложно, то, наверное, и все остальные. А раз сказания есть неправда, то и все истории, о которых они повествуют, также неправда. Возможно, что и самих богов не существует в природе!» Но от такой ереси даже мудрейшие отрекаются в ужасе, ибо они знают, что подобные мысли могут низвергнуть сами небеса и оставить смертных одних в пустоте.
Тон автарка изменился, становясь мягче, проникновеннее, и Вэш, проклиная свои старые уши, вынужденно приник к настилу так близко, что спина его, итак уже затёкшая, начала немилосердно ныть. Кроме того, он боялся, что доски скрипнут под его немалым весом, выдав присутствие шпиона.
– Но вот что скажу я им всем: и глупым, и пытливым, и храбрым, – продолжал автарк, – все они правы! И в то же время все они ошибаются. Только я понимаю, где правда. Только я из всех живущих могу заставить богов склониться пред моей волей.
У Вэша перехватило дух. Такого разгула безумия ему прежде видывать не приходилось – а ведь он был свидетелем множества дичайших и самых жестоких выходок автарка.
– Я не… я не понимаю вас, – голос Олина теперь звучал слабо и болезненно.
– О, думаю, понимаете. Ну, или, по крайней мере, уловили ход моих мыслей – потому что и сами задумывались о подобном. Признайте, Олин, вы удивились, услышав подобные рассуждения – замыслы более грандиозные, но всё же не столь далёкие от ваших собственных догадок – исходящими от кого-то, кого вы представляете совершенно от себя отличным. И вы правы – я отличаюсь от вас. Потому что пока вы открывали для себя эти секреты и думали эти думы, погрузившись во тьму отчаяния и пытаясь дознаться, за что же вы и ваш род несёте столь тяжкое проклятие, я выступил вперёд и сказал так: «Вот тайны, которых искал я, и буду я не наковальней, но молотом. Я буду тем, кто придаёт форму», - автарк снова ликующе рассмеялся. – Видишь ли, я знаю, что скрыто под твоим замком, Олин из Южного Предела. Я знаю, что за проклятие терзало членов твоей семьи поколениями, и мне известно, что стало тому причиной. Но в отличие от тебя, Олин, я силой своей воли придам этой мощи форму. В отличие от тебя я не позволю Небесам управлять мною с помощью старых сказок и ребяческих угроз! Могущество богов будет принадлежать мне – и тогда я сам покараю Небеса за то, что они пытались отвергнуть меня!
После того, как автарк вернулся в свою каюту, король Олин остался стоять у леера, молча глядя на воду. Пиннимон Вэш, чьи колени теперь тоже дрожали, не осмелился сдвинуться с места из опасений, что северный король заметит его. В конце концов Олин отвернулся и позволил охране увести себя обратно в его маленькую каюту. На мгновение министр ясно увидел его лицо: кожа настолько дряблая и такая призрачно-бледная, словно чужеземный король уже был мёртв. В самом деле, Олин выглядел так, будто увидел не только собственную смерть, но и гибель всего, что было им любимо.
И Пиннимон Вэш, который никогда не испытывал ни к кому ни капли жалости, подумал о бескровном лице Олина – и поймал себя на мысли, что в душе желает, чтобы боги смилостивились и этой ночью послали северному монарху лёгкую смерть во сне.
Глава 5
Капелька покоя
«В годы Великого Мора большая часть фаэри была изгнана с земель людей, обвинённая в зарождении и распространении той ужасной чумы. Но Фаяллос и другие утверждают, что селения фаэри, такие как пещерный город близ Фалопетриса в Улосе, были найдены пустыми – за исключением тел мёртвых кваров, погубленных оспой прежде, чем кто-либо из людей приблизился к ним».