— Так легко рисковать жизнью, верно. Или здоровьем. Можно гордиться своей жертвой, носить ее как знак отличия. Но сейчас ведь все иначе, верно? После такого не получится любоваться собой в зеркало. Наши друзья пустят тебя по кругу, отымеют во все дыры, и ты больше никогда не сможешь чувствовать себя полноценным мужиком. А ведь это так важно, для тебя это важнее всего на свете.
Рейз ударил головой назад, резко и с наслаждением представляя, как сломает ублюдку нос. Промахнулся.
Вейн рассмеялся и отступил назад:
— Твоя ручная хозяйка этого не стоит. Ты знаешь ее совсем недолго, из-за нее на тебя постоянно валятся несчастья. Все, что ты был ей должен, ты уже отдал, ведь так?
Он будто читал Рейза и те отравленные сомнения, за которые было так отчаянно стыдно.
Вейн ошибался только в одном.
Рейз не мог уступить — не этой мерзкой, трусливой части внутри себя, которую ненавидел. Не хотел предавать — не только Силану, себя самого.
— Я знаю, ты хочешь тянуть время. Делать вид, что готов согласиться, а потом сомневаться снова, — Вейн рассмеялся, надавил пальцами и кончики прошлись по ложбинке между ягодиц. До тошноты унизительно. — Это было бы забавно. Я бы мог с тобой поиграть, если бы не спешил так сильно. Поэтому мы поступим проще. Я принес с собой твое признание. Тщательно записанное и очень подробное. Ты подпишешь его, и тебя оставят в покое. Или нет, и ты на личном опыте узнаешь, как щедро этих господ одарила природа. Выбирай. У тебя есть десять счетов.
Рейз зажмурился.
Смешок одного из уродов полоснул будто плетью по спине.
— Десять, — в голосе Вейна слышалась улыбка.
Рейз чувствовал, как сильнее заколотилось сердце.
И какая-то почти детская, наивная часть не хотела верить, что это все взаправду.
— Девять.
Вейн гладил его, дразнящими, ледяными прикосновениями, и Рейза будто парализовывало всякий раз.
— Восемь. А знаешь, твоя жертва может оказаться совсем напрасной.
Рейз молчал.
Хотел бы съязвить, но за шумом в ушах едва слышал собственные мысли. И отчетливо чувствовал, как не терпится уродам, которые его держали.
— Семь.
— Шесть.
— Пять. Когда я скажу милой Силане, что с тобой сделали… Хм, что же она сделает? Удержит ли пламя в узде?
Рейз стискивал зубы и уговаривал себя: молчи. Не отвечай ему, не давай слабину. Только не сейчас, ему этого и надо.
— Четыре. Она ведь очень дорожит тобой.
— Три, — потом Вейн фыркнул. — Нет? Ну как хочешь. Господа, приступайте.
Это едва не сработало: Рейз чуть не рванулся за ним, остановить, сказать… что угодно, чтобы выиграть еще одну отсрочку. Ведь десять счетов еще не закончились.
Он сдержался, переборол себя в тот последний момент и уже после выдавил:
— К Ирбису тебя. Ты ничего, слышишь, урод, ничего от меня не получишь.
— Надо же, — почти изумленно заметил Вейн, — он и правда решил геройствовать. Господа, я зайду через пару часов. Мало ли, может, наш герой передумает.
Он еще не договорил, а первый из выродков уже прижимался к Рейзу сзади, терся стояком о задницу.
Рейз принялся вырываться снова, отчаянно и бесполезно. Понимая, что это не поможет.
— Ты же сам этого хочешь, — шепот обжег шею. Оглушительно громкий, почти заглушивший шум крови в ушах и скрип открываемой двери.
Рейз думал, что это ушел Вейн.
— Отпустите его. Я принес приказ об освобождении.
Но он снова ошибся.
Голос Калеба звучал громко, уверенно и презрительно.
Уроды замешкались, и Рейз воспользовался этим, рванулся прочь. На сей раз ему удалось — всего несколько шагов, прежде, чем не осталось сил, и он сполз на грязный пол.
Калеб смотрел на него сверху-вниз непроницаемыми, темными глазами.
— Байрнс, — Вейн улыбался, будто старому другу. — Вот уж кого я не ожидал здесь увидеть.
— Я тоже много чего, — Калеб смотрел на него, как на грязь под ногами, — не ожидал.
— А, вы об этом? — Вейн усмехнулся, кивнул в сторону Рейза. — Чему тут удивляться? Некоторые готовы поработать телом, чтобы спастись от тюрьмы. Его ни к чему не принуждали, он сам предложил. А стража просто решила развлечься.
— Он врет, — выдавил Рейз. — Я… ничего им не предлагал.
Калеб брезгливо поморщился, проигнорировал его:
— А вы, Вейн, решили поразвлечься с ними?
— Посмотреть, — поправил Вейн. — Этот гладиатор убил моего Ларса. Да, я не отказался бы посмотреть, как он унижается. Это неплохая месть, и знаете, мне за нее не стыдно.
Он давил на то, что Калеб легко мог понять, потому что сам ненавидел. И сам хотел отомстить.
— Тогда вам не повезло, — Калеб уверенным жестом достал из-за отворота строгого дворянского камзола лист бумаги с печатью и княжеским знаком. — Я забираю его. По личному распоряжению князя. Теперь это дело семьи Байрнс, и, если мой брат, — последнее он чуть не выплюнул, — окажется виноват, с ним разберется наш род.
Рейз сумел подтянуть к себе обрывки рубашки, прикрылся как смог, и сразу стало немного легче.
Один из дознавателей застегнул штаны, бросил на Вейна угрюмый взгляд и потянулся за бумагами.
— Каро все-таки заставил вас вмешаться? — Вейн будто не замечал никого кроме Калеба. — Жаль, что это так для вас обернулось. Но я мог бы помочь, вам не обязательно подчиняться Каро.
Калеб смерил его угрюмым взглядом:
— Вы с Каро помешались, видите только друг друга. А у меня свои цели.
— Так поговорите со мной. Еще недавно мы могли найти общие интересы.
Калеб проигнорировал слова Вейна, стянул плащ и бросил Рейзу:
— Прикройся и идем. Я не хочу торчать здесь всю ночь.
Тяжелая дорогая ткань плаща в руках Рейза была как ниточка спасения. И несмотря на высокомерие Калеба, на его грубость, Рейз был ему благодарен.
Руки слушались плохо, плащ все время соскальзывал, и подняться не получалось.
Рейз хотел уйти из этой проклятой камеры, от Вейна и выродков-дознавателей. Он просто не мог.
Глаза защипало от злости и бессилия, и он низко опустил голову. Не хотел, чтобы кто-нибудь заметил.
Калеб подошел к нему вплотную, раздраженно выдохнул и протянул руку, потянул Рейза вверх. Помог подняться так, будто Рейз ничего не весил:
— Мы уходим, — сказал Калеб. — Если у вас есть мозги, Вейн, вы не станете мешать.
Вейн улыбнулся снова и отошел в сторону:
— Конечно, нет. Вы взрослый человек, Калеб. Вы в праве делать свои собственные ошибки.
***
Плиты пола были ледяные, даже в коридорах, где горели факелы и стояли жаровни, и Рейз торопился, убеждая тело делать шаг за шагом. Калеб не отпускал его руку, но и не сбавлял хода. Ни о чем не спрашивал и не говорил, будто тоже пытался уйти как можно быстрее.
Рейз кутался в плащ и чувствовал на себе взгляды стражников. Казалось, все они знают. Смотрят на него и видят беспомощным, проигравшим. Распятым у стены кучкой выродков.
Даже сил злиться на это не было. Страх сменился облегчением и усталостью, и накатила боль — глубокая и знакомая боль ушибов.
Он ничего не спрашивал у Калеба, не хотел в тот момент знать, просто считал шаги и мысленно уговаривал себя: совсем немного, еще чуть-чуть потерпеть.
Они вышли на улицу, холод вцепился в ступни как голодный зверь. На улице было пусто.
— Где твой экипаж? — спросил Рейз.
— Дома, — коротко ответил Калеб, достал небольшой серебряный свисток с витым навершием, поднес к губам. — Я прилетел на скате.
Свисток на мгновение засветился зеленоватым чародейским огнем, и снова погас.
Над головой плавно и мягко скользнула тень, и опустилась ниже.
Рейз вспомнил, как когда-то мечтал полетать, и поймал себя на том, что не чувствует ничего.
— Они успели? — спросил Калеб.
— Что?
— Трахнуть тебя они успели?
Калеб не церемонился, не боялся сделать больно.
Рейз отвернулся:
— Нет. Только били.
— Понятно. Залезай, сядешь в седло.
Рейз кое-как забрался, сам себя казался неуклюжим и неповоротливым. Калеб скользнул ему за спину, обхватил рукой и взялся за поводья.
Рейз напрягся, едва не рванулся прочь и не свалился со ската.
— Сиди! — окрикнул его Калеб и потянул поводья вверх.
Мимо поплыли окна домов, кругляшки воздушных причалов. Острые шпили Силл Арне.
— Красиво, — бездумно сказал Рейз. Он смотрел вперед и не чувствовал ничего. — Куда мы летим?
— Увидишь.
Больше он не спрашивал.
Ветер продувал насквозь, заползал внутрь безразличием: снежным, ледяным. Руки Калеба казались прутьями клетки.
Скат опустился на балкон дома Калеба. Рейз узнал не здание, он узнал сад вокруг, голые ветви деревьев и знакомы ворота вдалеке.
На балконе с чародейским светильником в руке давний дворецкий и смотрел на Рейза, как на грязь.
— Позвольте я помогу, господин. Куда прикажете его отвести?
— Я сам, займись скатом, — коротко отозвался Калеб, спустился со ската первым и сдернул Рейза за собой, не дал упасть в последний момент.
За балконными дверями оказалась обычная комната. Не маленькая, но и не большая, и какая-то… осенняя. Мебели почти не было, только небольшая кровать, застеленная рыжим одеялом, два кресла и жаровня.
Калеб бесцеремонно усадил Рейза в кресло, синяки и ушибы отдались болью. Рейз стиснул зубы, пережидая, пока станет легче, плотнее запахнулся в плащ. Стало теплее, и жар просачивался под кожу тысячами маленьких иголок.
Калеб сел рядом, в соседнее кресло, вытянул ноги к жаровне. По-хозяйски. Рейз раньше не замечал, но Калеб везде и всегда вел себя как хозяин. Или же это просто так казалось.
— Спасибо, — сказал Рейз, глядя на пламя. Красные угли в жаровне вспыхивали, пульсировали алым, как сердце. — За то, что вытащил.
Калеб тоже смотрел на угли, и говорил холодно и равнодушно:
— Я не собирался тебя спасать. Ты заложник.
— Все равно спасибо.
— Ты просто инструмент, — Калеб бросил на него угрюмый взгляд, потом пожал плечами. — Я добрался до тебя раньше Каро. До конца суда ты находишься в моем доме под домашним арестом. Это приказ князя, который даже государственный агент не может оспорить.
Рейз и без объяснений понимал зачем это Калебу:
— Это из-за Силаны, да? Вы все никак не оставите ее в покое.
— Силана сама делает выбор, — огрызнулся Калеб. — И в этот раз тоже сделает. А мы посмотрим, кто из нас был прав.
Рейз даже усмехнулся, так глупо, так уродливо это звучало:
— И какой выбор ты ей дашь? Я в обмен на что?
— На дом, — просто ответил ему Калеб. — Силана живет в доме нашей матери. В доме, на который не имеет права. Так или иначе, я заставлю ее уехать. Ни Каро, ни Вейн, ни даже Майенн мне не помешают. Силана продаст дом, или я сделаю с тобой то, что и не снилось тем дознавателям.
Рейз представил, как Калеб… продолжит, что не закончили те выродки. И что пойдет рассказывать об этом Силане. Калеб, ее собственный брат.
— Она не поверит, — ответил Рейз. — Она ведь любит тебя.
Калеб повернулся к нему медленно, посмотрел, будто уже примеривался куда ударить:
— Следи за языком. Ты в моем доме, и здесь я могу делать с тобой, что угодно.
— Я не верю, что ты хочешь делать со мной что угодно.
Калеб долго молчал, и наверняка думал о том, что увидел там в камере. А Рейз хотел забыть, и чтобы все забыли. И больше никогда к этому не возвращаться.
— Я не виноват, знаешь, — сказал он, хотя Калебу наверняка было на это плевать. — Я не использовал яд на Арене, и Силана этого не делала.
— Меня не волнует, кто виноват на Арене. Мне не жаль ни тебя, ни ее, — отрезал Калеб. — Ни всю вашу звериную
гладиаторскую возню. Ты так защищаешь Силану, видишь в ней бедную, страдающую девочку, которая исцелила твою сестру, исцелила постороннего гладиатора. Но ты поймешь очень скоро, что Силана готова жертвовать ради чужаков, но не своих близких.
Рейз фыркнул, хотя ничего смешного в этом не было:
— Так ты даже не веришь, что твои угрозы сработают. Думаешь, ты потребуешь у нее дом в обмен на меня, и Силана откажется. Ты уж определись, чего хочешь на самом деле. Вернуть дом или доказать, что не ошибся в Силане.
Калеб размахнулся и наверняка хотел ударить, Рейз это видел. Как и то, чего Калебу стоило сдержаться.
— Думай, как знаешь. Просто не пытайся бежать, иначе ни Силана, ни Каро тебя не спасут.
Глава 32
***
Несколько раз Силана уходила в гостиную, чтобы помолиться. Можно было остаться у постели Грея, но там, рядом с Мелезой она чувствовала себя лишней.
Грей снова уснул, беспокойно и тревожно, и было страшно разбудить его неосторожным словом.
Ночь тянулась медленно, измерялась пламенем, которое восстанавливалось медленно, по капле.
В гостиной стояли миниатюрные часы — крохотная копия Часовой Башни. Они меняли цвет постепенно, неспешно снизу-вверх, как и настоящая Башня.
Когда Силана возвращалась в комнату Грея, то спрашивала у Мелезы, нужно ли принести что-нибудь. Раз за разом получала один и тот же ответ: «Все в порядке, Силана. Тебе нужно отдохнуть».
Сама Мелеза не уходила, не брала книгу, сидела неподвижно, будто изваяние, и держала руку рядом с безвольной рукой Грея. Не касаясь, но и не убирая.
Хотелось дать им больше времени наедине.
Незадолго до рассвета, когда Силана снова отлучилась для молитвы, на дальней стене гостиной засветился чародейский глиф — один из многих, что был в помещении. Силана без труда распознала знак, с помощью которого чародеи связывались друг с другом.
Это могло быть важно и нужно было предупредить Мелезу.
Когда Силана подошла к комнате Грея, услышала голоса. Он пришел в себя.
Грей сказал что-то, что ей не удалось разобрать, а потом спросил тихо и невнятно:
— Испугалась?
— Нет, — ответила Мелеза. Силана не видела ее, но почему-то очень отчетливо представляла: холодный взгляд и идеально прямую спину. — Я сама много раз желала тебе смерти.
— А я да, испугался, — признал он устало. Он никогда не говорил так с Силаной, и всегда казался очень сильным. Не способным на страх. — Не хочу умирать, не попрощавшись. И вообще не хочу умирать.
Силана услышала, как судорожно вздохнула Мелеза, и ее резкий, будто оплеуха ответ:
— Ты не умер.
— Испугалась все-таки, — словно самому себе сказал он. — Значит, еще не разлюбила. Знаешь, я иногда просыпаюсь, и думаю, что уже все. И тебе стало действительно наплевать.
Мелеза промолчала, и Грей продолжил:
— А потом вижу, что нет. Значит, еще можно надеяться.
— На что? Что я прощу? Ты с самого начала этого ждал. Еще когда полез той шлюхе под юбку.
— Ничего я не жду. Мне просто без тебя больно.
— Я это уже слышала.
Он выдохнул, Силана услышала шорох и скрип кровати, и надолго все стихло, а потом Грей заговорил снова:
— Мелеза, я ошибся. Я не могу это исправить, не знаю, как искупить. Я только вижу, что нам всем от этого плохо. Если Силана права… если наказание поможет, если после тебе станет легче… я его приму.
Значит, он очнулся уже тогда, слышал разговор Мелезы и Силаны.
— Конечно, ведь это так легко, — слова Мелезы сочились ядом. — Принять наказание, и жить дальше будто ничего не было. Чтобы потом снова…
Она замолчала, не договорив, а Грей спросил:
— Ты и правда веришь, что я поступлю так снова?
Силана затаила дыхание. И после недолгого молчания Мелеза ответила:
— Нет. Нет, не верю.
— Но и простить просто так не можешь, — он не спрашивал, утверждал. — Я не могу с тобой воевать, не хочу тебя терять, и не знаю, что мне делать. Я больше не хочу быть чужим в собственной семье. И если после наказания станет легче, то оно того стоит.
— Если ты его переживешь. Ты ведь не знаешь, каким оно будет.
Должно быть, она хотела напугать, но Грей только фыркнул, неожиданно весело, беззлобно, и в его ответе Силана услышала улыбку:
— Если умру, точно расплачусь за все, что сделал.
Силана сделала шаг, чтобы вмешаться, сказать, что такими вещами не шутят, но слова Мелезы заставили ее замереть на пороге.