А меня просто окатывает ледяным комом негодования.
— Послушай меня ты, чистоплюй хренов, ты бы лучше у своего друга Игоря Эдуардовича узнал, какой гадостью тот меня опоил, прежде чем «случайно» — яростно треплю бумагу своего распечатанного заявления, выделяя тоном это слово, — изнасиловал меня, полностью в невменяемом состоянии!
Подонок уже непозволительно близок ко мне, вновь как в лифте, заключает в капкан твердых мужских рук, нависая надо мной и яростно дыша мне в волосы. Да уж, наверно не следовало бы мне с ним разговаривать так же как и с Игорем накануне, но, чистоплюй он хренов, и есть. Даже если сейчас я получу от него по лицу. От последних слов он отшатывается и с подозрением смотрим в глаза.
— Что?!
— Что слышал! — засовываю страх куда подальше и обеими руками упираюсь в стальную мужскую грудь.
И тут внезапно, мои руки накрывают две широкие мужские ладони. Теплые, они очень бережно опускают мои конечности вниз, а потом монстр аккуратно кладет свои мне на талию и осторожно притягивает к себе. Всё это настолько контрастирует с тем, что мы только что наговорили друг другу и сколько злобы испытали, что я, ошеломленная, просто не в состоянии пошевелиться, так и ожидаю какого-то грубого движения, или даже физической расправы. Но вместо этого, одна его ладонь ложится на мой затылок, пропустив несколько прядей сквозь пальцы, а вторая, бережно поглаживая поясницу сквозь тонкий шелк, притягивает меня еще ближе. Босс смотрит мне в глаза какое-то мгновение, а затем, будто бы приняв решение, целует меня в раскрытые от удивления губы. Поцелуй очень нежный и осторожный, но потом босс действует смелее, ведя в атаку язык и прижимая к себе всё ближе.
Я всё понимаю, он изнасиловал меня день назад, просто воспользовался моим состоянием, потом оплатил мне клинику, хотел заставить выпить пилюлю, и сейчас пришел орать из-за моего отказа, но поцелуй совершенно улетный, как бы мне не хотелось этого не признавать. Нахожу в себе силы отстраниться, и начальник, как это ни странно, не препятствует мне. Похоже, он ошеломлен только что произошедшим не меньше моего.
— Александра Филипповна, не выдумывайте пожалуйста, никто вас не насиловал. И гадостей не подсыпал. Вы сами нахлебались виски и повесились на мне. Это вы меня изнасиловали, если так можно сказать. Спланировали всё самым тщательным образом. Вызвали медикаментозную овуляцию, соблазнили большого босса, а теперь отказываетесь пить контрацептив, чтобы вскоре предъявить мне полосатый тест. Таков ваш план, милая синичка?
Смотрю на него, как на идиота. Как он мог вообще додуматься до этого кретинского вывода?! У меня просто слов нет. Приличных. Ну сейчас, держись Русик!
— Руслан Сергеевич, вы охренели?! Это что за гениальный план такой? To есть по-вашему, я два долбанных года лечения пытаюсь зачать с мужем ребенка, чтобы потом быть затащенной на корпоратив этим гнусным Ильей Климовичем, быть опоенной непонятно чем Орловым, затем изнасилованной вами и тем же самым молокососом, и это всё, чтобы ребеночка зачать от больших боссов? Вы совсем дурак?
— Так вы и с Орловым умудрились… переспать? — вычленил для себя наиболее важную информацию му… жчина.
Ну что за идиот, или…
— Вам ваша доцент еще не пересылала заключение? — догадываюсь я внезапно.— Проверьте количество промилле алкоголя в моей крови, и погуглиге то вещество, что наверняка обнаружится в большом содержании в моем организме!
— Я-то это всё проверю, — похоже, большой босс не вериг моим словам вообще, — тогда вам тем более следует принять экстренный контрацептив и как можно скорее! Если вы такая «правильная» и мужу не хотели изменять, — он еще и ехидничает, скотина этакая, — а тут если забеременеете, то ни мужу, ни тем более мне, чужие дети не нужны, уж поверьте, как мужчине!
— Вы Игоря Орлова забыли упомянуть. У вас не один конкурент, а два! — отвечаю ему таким же саркастическим тоном, — и вы мне вообще не вправе указывать, что принимать, а что нет. Нет у вас эксклюзива на возможного малыша. Шансы, один к трем, так что прекратите истерить и…
— Синицына, вы зарываетесь… вы сейчас губите карьеру себе и сердце своему мужу, примите контрацептив, и сделаем вид, что ничего не было…
— Ах, не было ничего, говнюк хренов…
— Всё! Вы уволены! — взрывается ублюдок.
Желваки на его гладко выбритых щеках двигаются в припадке ярости, ладони, еще недавно так нежно обнимавшие мою талию, теперь сжимаются со злостью до побелевших костяшек пальцев.
— На две оставшиеся недели даю вам отпуск! Сюда больше не возвращайтесь! И с тестом своим ко мне даже не подлизывайтесь…
— Да пошли вы все в задницу! — ору, перебивая его, — это ты не смей к МОЕМУ ребенку за километр приближаться!
Яростно всовываю свое обстоятельно потрепанное заявление к немного растерявшемуся от отпора шефу, гневно прошипев при этом:
— Слава Богу, что больше не увижу вас, подонков и насильников, и старого хрыча-сутенера Козловича, — вылетаю из кабинета, громко хлопнув дверью.
Глава 6
Руслан
Обескураженно гляжу на дверь, что только что со всего размаху припечаталась к косяку. Синичка, оскорбив всех нас последними словами просто улетела, всунув мне в руку свое заявление об уходе. Заранее подготовилась. Чтобы вот так, в случае чего вывернуть все в свою пользу. Мол, не я ее выгнал только что, а она сама ушла, громко хлопнув дверью. Умеет человек просчитывать все на несколько шагов вперед, этого не отнять. Ведь, какая разница, будет она работать тут или нет, припрет отцовством к стенке, потом не отопрешься! А то, что сейчас открещивалась от своих планов, запрещая к ребенку даже подходить, так это мой воробушек цену себе набивает. Чтобы подороже продать. Не выйдет! Плавали, знаем! Больше я на это разводилово не попадусь!
Расправляю ее искомканное заявление. Лично отнесу в отдел кадров, не дождется она, чтобы я разорвал его и пригласил ее обратно, даже просто написать новое. Пусть катится отсюда на все четыре стороны!
Ее поцелуй до сих пор обжигает губы, оскорбления звенят разбитым хрусталем. Вот не будь во мне сейчас хоть капли мужской гордости, погнался бы за ней, походя сообщив на пост охраны, чтобы не выпускали синичку с проходной. Схватил бы ее прямо там за руку, дернул бы к лифту, «нечаянно» его сломал и… хорошенько бы проучил слишком умную светлую головушку!
Кто-то осторожно скребется в дверь, — следом показывается испуганная блондинистая голова. Кажется, кто-то из тех, кого я выгнал отсюда ранее.
— Руслан Сергеевич, всё в порядке?
— Дверь закройте! — рявкаю я, как обезумевший.
Спрашивающую женщину сдуло ветром, а я злюсь на себя, понимая, что безумен на самом деле, ибо это ненормально, после того как уволил свою сотрудницу, стоять в чужом кабинете ее коллег и в мыслях вовсю иметь с ней самые что ни на есть тесные отношения!
— Так, всё! — говорю себе строго, подхватываю ее заявление и решительно возвращаюсь к себе.
На почте уже минут десять как прилетел е-мейл от Ильиченко. Открываю файл. Первым делом ищу количество промилле в крови своего личного «геморроя». Меньше одной сотой! Не соврал мне тут воробушек. Если и выпила чего спиртного, то тот глоток виски, который я ей притащил вместо «яблочного сока»… Мне становится не по себе. Изучаю документ дальше. Высокое содержание вещества, название которого ничего мне не говорит. Вбиваю его, как и советовала Александра, в поисковик. Первая ссылка результата и тут же многообещающее название статьи: «Лучший друг изнасилования».
Спустя четверть часа тщательного изучения материала по препарату, с негодованием опускаю крышку ноутбука, не закрыв ни один файл. Надо срочно звонить Александре и… я даже не знаю. Извинениями тут явно не отделаться. Но об этом подумаю чуть позже, потому что сейчас на повестке дня Игорек и его расквашенная самодовольная морда!
Саша
Бегу по коридору без оглядки, насколько того позволяет узкая юбка и шпильки туфель. Встреченные на пути коллеги прижимаются к стенкам, не рискуя быть снесенными мною.
— Саш, чего он к тебе приходил, — застигнув врасплох, Лидочка утягивает меня в раскрывшуюся дверь кабинета, где пряталась от барского гнева половина нашего статистического отдела.
Оглядываю всех, хищно ухмыляюсь, хотя близка к позорной истерике со слезами.
— Отпуск дал, на две недели! — беру себя в руки, зажимаю рот, чтобы более не распространяться о позорном увольнении, ну и не расплакаться на зависть сочувствующим и злорадным злыдням.
Вырываюсь из цепких пальчиков Лидочки, забегаю к себе, подхватываю лишь сумку и телефон. Вообще личных вещей у меня на работе много. Та же любимая чашка, с логотипом нашей компании, блюдце, плед — люблю иногда кутаться замерзнув, прочая мелочевка ну и конечно цветы. Я сама их разводила, ухаживала, покупала симпатичную керамику, украшения в виде искусственных стрекоз и божьих коровок, но ничего этого я сейчас утаскивать не собираюсь. У меня даже нет машины, а как представлю себе тащить всё это самой, еще и на ублюдков этих наткнуться, нет! Оставлю всё тут. Мои личные вещи пусть повыкидывают, цветы, надеюсь, Лидочка приютит.
Вылетаю из здания, надо бы вызвать такси, но утро такое приятное, солнечное, через дорогу тот самый парк, что радовал мой взор все пять лет из окна кабинета. Убедившись, что за мной нет погони, постепенно замедляю шаг.
Ну что ж, надо подводить итоги — без эмоций, боли, ругани и стенаний на судьбу: скорее всего меня ждет развод, и я лишилась своего заработка. Это были минусы.
Саша
Бегу по коридору без оглядки, насколько того позволяет узкая юбка и шпильки туфель. Встреченные на пути коллеги прижимаются к стенкам, не рискуя быть снесенными мною.
— Саш, чего он к тебе приходил, — застигнув врасплох, Лидочка утягивает меня в раскрывшуюся дверь кабинета, где пряталась от барского гнева половина нашего статистического отдела.
Оглядываю всех, хищно ухмыляюсь, хотя близка к позорной истерике со слезами.
— Отпуск дал, на две недели! — беру себя в руки, зажимаю рот, чтобы более не распространяться о позорном увольнении, ну и не расплакаться на зависть сочувствующим и злорадным злыдням.
Вырываюсь из цепких пальчиков Лидочки, забегаю к себе, подхватываю лишь сумку и телефон. Вообще личных вещей у меня на работе много. Та же любимая чашка, с логотипом нашей компании, блюдце, плед — люблю иногда кутаться замерзнув, прочая мелочевка ну и конечно цветы. Я сама их разводила, ухаживала, покупала симпатичную керамику, украшения в виде искусственных стрекоз и божьих коровок, но ничего этого я сейчас утаскивать не собираюсь. У меня даже нет машины, а как представлю себе тащить всё это самой, еще и на ублюдков этих наткнуться, нет! Оставлю всё тут. Мои личные вещи пусть повыкидывают, цветы, надеюсь, Лидочка приютит.
Вылетаю из здания, надо бы вызвать такси, но утро такое приятное, солнечное, через дорогу тот самый парк, что радовал мой взор все пять лет из окна кабинета. Убедившись, что за мной нет погони, постепенно замедляю шаг.
Ну что ж, надо подводить итоги — без эмоций, боли, ругани и стенаний на судьбу: скорее всего меня ждет развод, и я лишилась своего заработка. Это были минусы.
Из плюсов: у меня осталась квартира, полученная в наследство до свадьбы, значит разделить ее при разводе, даже при всем желании Андрея, не получится. Это хорошо. Пять комнат в престижном районе, на верхнем этаже… да некоторые и об «однушке» не мечтают, не то, что о таких хоромах!
Автомобиль, опять-таки. Но с ним, я уже сглупила. Надо было оформлять на свою маму, а не на себя. Кредит меня подбил взять Андрей, еще на заре нашей семейной жизни. Я без труда выплатила его за два года, муж же не дал мне ни копейки, чтобы его погасить. Вообще финансовыми вопросами в нашей семье всегда занималась я, а Андрей был слишком творческой личностью и его эти приземленные проблемы типа добычи презренных денег или хлеба насущного не волновали вообще. Теперь при разводе, он сможет оттяпать у меня добрую половину машины. Будет мне уроком в следующих отношениях. Если они, конечно, будут. В любом случае сумма за половину автомобиля останется при мне, и в случае, если не смогу найти себе работу по душе, у меня будет финансовая подушка на первое время. Впрочем, она у меня и сейчас имеется. Так же на карту должны начислить отпускные и расчетные. Там тоже выйдет нормально.
А потом у моей мамы свой собственный двухэтажный дом на юге. Огород, хозяйство. Она тоже всегда не прочь поддержать единственную дочь. Так что в уныние мне впадать незачем. А еще, возможно, я уже беременна, и вскоре у меня появится малыш. Вот только не знаю, куда этот факт записать, в плюсы или в минусы…
Через мгновение одергиваю себя. Ну что ты, Саша! Ну конечно в плюсы! Ты же так давно этого хотела! Невольно погладила себя по животу и улыбнулась солнышку из-под листвы деревьев. Сейчас надо постараться найти работу, чтобы декретные выплатили и стаж сохранился, потом, после родов уехать к маме, в тепло, на свежий воздух, к своим фруктам-овощам, парному молоку и прочим полезностям, а квартиру свою сдавать. Денежку аккуратно складывать, подыскивая интересную работу по душе. Нет, кто сказал про уныние? Жизнь только начинается и всё у нас с маленьким будет хорошо! А эти трое папаш, ну честно, нафиг не сдались ни мне, ни малому.
Мама у меня молодая, крепкая, тьфу-тьфу, я сама еще ого-го-го! Не пропадем, воспитаем сами!
Раздумывая над всем этим, я так засмотрелась на склонившуюся над малышом молодую маму, учившую делать его первые шаги, что вздрогнула от звонка и вибрации мобильного.
Андрей! Интересно, что ему понадобилось?
— Ты мне ничего не хочешь сказать? — с претензией начинает он, забыв поприветствовать.
— Нет, а что я тебе должна говорить?
— Как что? Ты мне вообще-то изменила. Надо бы объясниться. Я приеду вечером.
— Во-первых изнасилование, это не измена, а во-вторых, когда я хотела тебе что-то объяснить, и мне реально нужна была твоя поддержка, ты очень грубо поступил со мной и ушел, оставив наедине с проблемами.
— Я не хотел слушать твои лживые заверения. Видел всё своими глазами прекрасно.
— Тогда о чем сейчас может быть речь? — хмыкаю я довольно громко, — Я всё равно остаюсь при своем мнении о произошедшем и его не поменяю.
— Да как ты можешь? — начал кипятиться муженек, — переспала с двумя мужиками, а из меня идиота…
— Андрей, ты меня услышать не хочешь, а я тебя видеть после этого не желаю. Не приезжай в МОЮ квартиру.
— Ах так ты заговорила, в ТВОЮ?
— Именно, в МОЮ! — стою на своем.
— Там полно общих вещей, — визжит муженек как свин в хлеву. Даже не думала, что у него настолько противный голос, мы практически не ругались с ним до этого.
— Все эти вещи, если ты о бытовых приборах и мебели, были куплены на заработанные МНОЮ деньги. Ты ни копейки не дал, ни на них, ни на вообще ничего. Краски, кисти и мольберты я отправлю с курьером на адрес твоей мамы. А ты даже приходить не смей, будешь лезть — вызову полицию.
— Ах ты… — звонок прервался.
Муж в сердцах бросил трубку. Пожала плечами. Вот кто в нашей ситуации сейчас ведет себя чисто по-бабски? Надо будет срочно вызвать слесаря и поменять замки, так на всякий случай, а то мало ли?
Вот где раньше были мои глаза? Почему за пылким ранимым талантливым художником я не видела всей этой мелочной, ленивой, слепой к чужим проблемам натуры? Вновь звонок.
— Машину я тебе не отдам! — в запале заявляет он. — Будет мне хоть какая-то компенсация за годы твоих измен!
Так, уже и годы придумал. Ну и идиот!
— Это мы еще посмотрим! — снова хмыкаю я, прекрасно зная, что целый автомобиль он всё равно не получит. А может еще и смогу доказать на суде, что кредит погашался переводами прямиком из моей компании, переводившей часть зарплаты в банк. В общем, постараюсь не дать себя облапошить.— Знаешь, Андрей, почему-то я так и подумала, что машину ты себе присвоишь. Интересно, почему?