В общем, пока водитель приводил автомобиль в чувство, Алиона успела и поесть того самого медицинского бульона, и получить от добрых пограничников одежду взамен своей грязной робы заключенного — да, со своей спешкой дознаватели таки дали маху, в чем сами признались бы, если бы не были для этого слишком гордыми — и даже помыться в бане, которую истопили специально для нее.
Если вы представили настоящую русскую баню, с каменкой и вениками или сауну с дощатыми стенами и встроенными девушками — вы промахнулись примерно так на 7–8 тысяч километров. Потому что баня здесь больше всего напоминала японскую: огромная бочка, в которой предполагалось отмокать после тяжелого дня, или, как в случае с девушкой — тяжелых месяцев.
После этой баньки — вода нагревалась с помощью печурки прямо под бочкой, так что девушка даже прикинула, сможет ли быстро выскочить из воды, если вдруг потянет мясным бульоном — слегка сошла даже краска, с помощью которой ее превратили в черноволосую смуглянку. Нет, на волосах краска держалась, как воины Леонида, но вот на теле она немного сошла. Причем пятнами, так что теперь распаренная и красная Алиона слегка напоминала этакого коричнево-розового леопарда. Леопард-эмо.
В качестве сменной одежды ей предсказуемо предложили пограничную форму — в конце концов, это застава, а не ГУМ — причем мужскую. То ли эмансипация до здешних краев еще не добралась, то ли она не добралась только до этой конкретной застава, но увы — юбок на складе не было. Куртка, штаны, высокие ботинки — удивительно, но ее размер нашелся — широкополая шляпа. Фем-вариант Индианы Джонса. Индианка Джонс.
Но, через несколько часов капризная маготехника была обуздана, Алиона погружена по новой, водитель хрустнул рычагом, автомобиль зажужжал, как целый улей неправильных пчел и они, наконец, отбыли. Вперед, в столицу.
Вернее, сначала — на аэродром.
И если при слове «аэродром» вы решили, что речь идет о высоком белом здании со стеклянными стенами и вышкой, рядом с которым приземляются и взлетают белыми птицами авиалайнеры — то вы не угадали. Это совсем другая исто… то есть здешний аэродром выглядел иначе.
***
Перепаханная когтями приземляющихся драконов посадочная полоса, та самая в которую въехал «неподкованный крокодил», то есть Чак, так, что теперь автомобиль плотно засел всеми четырьмя колесами по самые ступицы.
За нею, после узкой полосы скошенной травы, желтела свежим песком полоса взлетная. А за нею — хмуро глядящее низкими окнами кирпичное здание, небольшое белое строение, у которого окна как раз были широкими, прямо-таким опоясывавшими строение стеклянной полосой. Сверху на здании лежала здоровенная куча какого-то тряпья, свисавшая с одного боку грязными полосами до самой земли. Рядом стояла санитарная карета, возле которой курили те самые санитары, что грузили в нее Зая: здоровенные, широкоплечие, им бы автоматы Томпсона в руки — вылитые гангстеры. Потому что никаких белых халатов то ли не предусматривалось в принципе, то ли санитары в этот раз решили ими пренебречь, поэтому щеголяли серыми костюмами с галстуками и точно такими же широкополыми шляпами, как и все остальные вокруг, включая теперь и саму Алиону. Разве что ленточки на тулье были оранжевого цвета.
Еще дальше — низкие ангары или, учитывая местную специфику — драконюшни.
Дознаватели плюнули — фигурально — на неуклюжего поганца и двинулись в обход пашни-ловушки. Алиона двинулась следом, несколько недоумевая, потому что не могла понять, на чем они полетят. Если на драконе — то на взлетной полосе не было ни одного. На ней вообще не было никого, кроме маленькой, отчаянной лохматой белой собачки, самозабвенно чещущейся за ухом. Навряд ли они полетят на ней…
— А на чем мы полетим? — наконец спросила она.
— На кракене, — махнул рукой Крэг.
Кракен?! Это же такая огромная тварь со щупальцами, которая плавает в морях-океанах и топит корабли, нет? «Кракен» и «полет» совмещались в ее голове примерно так же, как «веган» и «шашлык».
— Ну что? — поднялись «санитары».
— Парня погрузили?
— Уже на месте.
— Ну, тогда взлетаем.
Один из «санитаров» заглянул в дверь, открывшуюся сбоку белого строения и крикнул внутрь:
— Запускайте кракена!
«Да где этот ваш кра…?!» — хотел было выкрикнуть Алиона.
А потом куча тряпья на крыше развернулась и вытянула щупальца.
***
— Кракен раздувает воздушный мешок и взлетает. Щупальцами он рулит. А двигает вперед его собственный выдох…
Чак, чей невезучий автомобиль все-таки вытащили из пашни, решил провести для Алионы краткую экскурсию по белому зданию, которое оказалось гондолой. Потому что искра опять ушла в землю, но в этот раз так надежно, что куковать ему тут до вечера.
Кракен выступал в Империи в роли дирижабля. Тот самый воздушный мешок, хотя и раздутый только еле-еле до половины, а потому дряблый и вялый, уже внушал размерами, вытянувшись в длину метров на сто, огромные щупальца не уступали ему длиной, разбросанные по полю, они иногда сокращались, как будто по ним пробегала волна.
Гондола в сравнении с кракеном казалась маленькой и крошечной, но внутри нее места было как в железнодорожном вагоне, на который она несколько походила конструкцией: с одной стороны — узкий коридор, в который выходили окна нескольких купе… в смысле, кают, кают. Чак не преминул предупредить Алиону, что здешние пилоты-кракелетчики считают себя моряками воздушного океана и придерживаются морской терминологии, путать которую с придумками сухопутных крыс так же чревато, как на Земле сказать моряку, что он «плавает».
Помимо нескольких кают в гондоле присутствовала также кают-компания, в которой уже успели расположиться дознаватели, и в которой неуклюжий Чак ухитрился на что-то с хрустом наступить. Опознать раздавленное не удалось, какое-то белое крошево, остается надеяться, что это была какая-нибудь забытая баранка, а не фарфоровая статуэтка цены немалой.
Еще здесь были туалеты, душевые, кабина пилотов в одном конце — откуда девушку с Чаком тут же турнули, чтобы не путались под ногами — и застекленный балкончик в другом конце. Сейчас он походил на маленькую деревенскую веранду, но Алиона представила, как стоит на нем во время полета: под ногами километры, над тобою облака… А между вами — стекло от пола до потолка. Даже голова закружилась.
Потом девушка нашла свою каюту… И забыла обо всем.
Здесь лежал Зай.
Все в той же робе заключенного — никто и не пошевелился его переодеть — серое стальное лицо, смотрящие безразличным взглядом в потолок стальные глаза. Только иногда — очень редко — поднимающаяся в дыхании грудь говорила, что перед ней не труп, не статуя, это все тот же ее любимый Зай, заколдованный злым эльфийским колдовством. Правда, в ту траву, которая превратила его в стального истукана, Зай вляпался сам, но придумали эту гадость стопроцентно эльфы.
Пол качнулся под ногами. Девушка это еле заметила, она сидела на полу у кровати и держала Зая за руку.
— Взлетели, — заглянул внутрь дознаватель Крэг.
— Хорошо, — безразлично кивнула Алиона. Она никогда раньше не летала на кракене, на дирижабле… да вообще ни на чем! Но не испытывала в связи с полетом никаких положительных эмоций.
Сейчас ее интересовал только Зай.
— Мы в кают-компании.
— Хорошо.
Крэг помялся в дверях:
— Алиона…
Надо же… Правильно произнес ее имя…
— Ты… Извини меня за то, что я тебя ударил.
— Когда? — даже сначала не поняла Алиона.
— На допросе. Понимаешь, это методика такая: от магических средств узнавать ложь можно закрыться, научиться прятать ауру… Вот. А к простым и грубым побоям шпионы как правило не готовы и могут раскрыться. Поэтому…
— Забудь. Я уже забыла.
Крэг постоял в дверях, глядя, как девушка в мужской одежде, с длинными черными волосами, сидит у постели стальной статуи. Кашлянул и ушел.
Алиона сидела и смотрела на любимое лицо. И ей было хорошо.
Даже в сон начало клонить. Все сильнее и сильнее.
Она дотронулась до холодной щеки Зая, и сон отлетел.
— Любимый…
Глава 45
Волны тяжелого дурного настроения накатывали на девушку, заставляя хмуриться и пытаясь склонить ее ко сну. Алиона прижималась лбом к холодной руке Зая и, странное дело, прохлада прогоняла мерзкое состояние, вычищая его, вымывая, как потоки горной реки смыли всю грязь и навоз из Авгиевых конюшен.
— Ты мой Геракл, — она даже нашла в себе силы улыбнуться. А ведь и верно, вся дрянь, налипшая к ней за последние дни, как будто тихо растворялась только от того, что она находится рядом с Заем…
За дверью принялись бродить туда-сюда по коридору, топая сапогами.
Алиона улыбнулась, гибко поднялась на ноги и чмокнула Зая в серый нос:
— Схожу, посмотрю, что там товарищи дознаватели придумали. Нехорошо, как бы, отрываться от коллектива… Правда, непонятно, кто я в этом коллективе — то ли арестованная, то ли важный источник информации, то ли так, забавная зверушка. Но все равно — нужно больше общаться с людьми. А то все эльфы, да эльфы…
Лицо Зая ни изменилось ни на черточку, но она могла бы поклясться, что сейчас оно выглядит гораздо более умиротворенным.
— Пока, Зайчик. Я еще приду к тебе.
Девушка весело улыбнулась и выскочила в коридор. Никого. Наверняка в кают-компании собрались.
Перед тем, как отправиться туда, она подошла к широким окнам, тянущимся вдоль всего коридора и выглянула наружу.
Ух ты…
Они летели.
Нет, этот факт она и до сего момента осознавала, но как-то так, головой. А сейчас вид земли с высоты птичьего полета — и даже выше, потому что вон они, птицы, далеко внизу, мелькают черными крестиками — завораживал, заставляя биться сердце.
Колышущиеся на ветру щупальца кракена, под ними — белые клочки облаков, а под ними — панорама земли.
«Прыгать с парашютом нестрашно. Ты прыгнул, а под тобой — Гугл Мапс. Ты же не боишься Гугл Мапс?»
Смешная шутка, но гуглокарты не дают и доли того ощущения, когда смотришь вниз, с высоты нескольких километров своими собственными глазами. Пусть и через толстое стекло.
Зеленые пятна лесов. Золотистые квадраты полей, пересекаемые тонкими ниточками проселков и голубыми ленточками рек и ручьев. Лазурные пятна озер. Прямые, как будто отчерченные по линейке золотистые прямые, то ли дороги, то ли еще что-то. Россыпи крупинок деревенских домов.
Красиво…
Девушка с трудом оторвалась от волшебного вида, с неловкостью заметив, что оставила на стекле отпечатки рук, лба и тающий туманный след от дыхания.
Где же все?
Она прошла в кают-компанию.
— А вот вы…
Хм. Странно.
Оба дознавателя действительно были тут. Развалились в мягких креслах и мирно посапывали. Чего это их так сморило? Ночь не спали, что ли? Так дознаватели должны быть железными ребятами, которым сутки-другие без сна — как Алионе зевнуть.
Девушка мысленно усмехнулась. До нее дошло, что после всех приключений в этом мире для нее теперь многие вещи, которых никак не ожидала от себя прежняя Алиона — в порядке вещей.
Кстати, а кто тогда бродил по коридору.
Шаги как по заказу зазвучали снова. Приблизились к двери и в помещение проскользнул Чак. Увидел Алиону и дернулся:
— А ты чего не спишь?
В одну секунду Алиона поняла несколько важных вещей:
— Чаку нечего делать в дирижабле;
— он уверен, что все должны были заснуть;
— он знает, отчего все уснули;
— это он всех усыпил.
Чак — не друг. Чак — враг.
Глава 46
Алиона задумчиво смотрела на замершего в дверях Чака. Обычный молодой парнишка, лет восемнадцати от силы, ну, может — двадцати. Широкополая шляпа с зеленой пограничной ленточкой, сдвинутая на затылок, гладкий загорелый лоб, с прыщиком слева, чистое, открытое лицо, нос, обычный, средний, не картошкой, не спицей, подбородок, с белым старым шрамом под левым уголком губ. Разве что глаза…
Да нет, и глаза самые обычные, серые, с легкой голубой тенью.
Никаких «печатей порока», бегающих глаз и тому подобных примет нехороших личностей. И, тем не менее, Алиона была уверена, что она не ошиблась.
— Чак… — неторопливо произнесла она, — А что ты тут делаешь?
Тот неловко улыбнулся, поднял руки, как будто собираясь развести их и сказать «Да и сам не знаю»…
И прыгнул вперед.
Чака подвели рефлексы. Он не был профессиональным разведчиком или диверсантом — как выяснилось впоследствии — просто завербованный солдат пограничной стражи. Привыкший, что любая проблема решается выстрелом. И сейчас, когда у него под рукой не оказалось ни меча ни кинжала, он, вместо того, чтобы напасть на Алиону, рванулся схватить кинжал у спящего дознавателя.
Схватил, резко крутанулся, поднимая клинок…
— Замри.
Алиона тоже не теряла времени даром. И тоже вырвала кинжал из ножен Крэга. Только направила его не на Чака.
Клинок ее кинжала уставился в потолок.
Чак замер и скрипнул зубами. Так, что Алиона не удивилась бы, если бы с губ парня посыпалась стружка.
Пат.
***
Самое забавное, что сам Чак же и рассказал Алионе об этой особенности летающих кракенов.
По кракену бесполезно стрелять во время полета — у него практически нет уязвимых мест. Воздушный мешок, в отличие от пузыря земных дирижаблей, представляет из себя сложную систему пузырьков-альвеол, пробитие даже нескольких из них привете только к тому, что кракен начнет плавно опускаться к земле. Для него это практически безболезненно. Точно так же устроены и его шупальца. Единственное, что можно назвать уязвимым — глаза. Но при малейших признаках опасности кракен втягивает их внутрь себя, под защиту упругой плоти. Нет, сбить и даже убить его можно. Но только при использовании достаточно мощного оружия, например, того огромного меча, которым пользовался Зай во время побега на драконе.
Выстрел ручного кинжала кракена даже не пощекочет. При одном небольшом условии…
Если не выстрелить в потолок гондолы.
В брюхе кракена, к которому он во время полета прижимает гондолу, находится сосредоточие нервных центров. И выстрел в них будет для кракена крайне болезненным.
Он взбесится от боли и с вероятностью в 99 % уронит гондолу.
С километровой высоты.
***
— Ты не выстрелишь.
— Последними словами моего мужа были «Да ты даже в сарай не попадешь» — нервно хмыкнула Алиона.
Вообще-то она процитировала старый анекдот, но Чак, видимо, его не знал, поэтому ощутимо занервничал.
— Ты тоже погибнешь…
— Я была в Зеленой Роще. Мерзкое место, зато сразу перестаешь бояться смерти. Начинаешь понимать самураев.
— Это еще кто такие?
— Это такие люди. Которые говорили: «В ситуации «или — или» без колебаний выбирай смерть. Это нетрудно».
— По-моему, это орки так говорят.
— Может и орки.
Разговор заглох. У них сложилось «мексиканское противостояние». Это ситуация, часто появляющаяся в голливудских фильмов: два и больше человек стоят, направив пистолеты друг на друга и никто не решается выстрелить, потому что с большой долей вероятности погибнут все. Но и стволы не опускают, потому что тот, кто опустил ствол — тот и проиграл.
И то, что сейчас они находятся в мире эльфов и вместо пистолетов — стреляющие кинжалы, не меняет ничего. Вообще.
Алиона не может выстрелить, потому что ей это, в принципе, не нужно. Ей нужно, чтобы все, кто в гондоле, остались целы и невредимы. Нет, она не отказалась бы посмотреть, как сдохнет Чак, но это опционально.
Выстрелить в него она не может — стоит отвести клинок от потолка и ее тут же застрелят.
Чак не может выстрелить, потому что Алиона успеет — или может успеть — выстрелить в брюхо кракена. А он явно не самурай и не готов встретить смерть вот прямо здесь и сейчас.
И клинок отвести он не может, потому что за Алионой не заржавеет пристрелить его как бешеную собаку.