Дети Революции - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" 15 стр.


— Одобряю, — кивнул Алекс, — сам-то кого представляешь?

— Оружейников.

— Всех, что ли? — Язвительно поинтересовался попаданец.

— Угадал!

— Иди ты!?

— Сам иди, — шутливо толкнул его Ниалл. С минуту мужчины толкались и пихались. Видя ошарашенный взгляд горничной Степаниды, не ожидавшей такого от господ, Фокадан подмигнул девушке и сказал:

— Первые сорок лет детства мужчины — самые трудные!

Отмокнув в ванной и смыв с помощью горничной дорожную грязь, Каллен ораторствовал за обедом, рассказывая новости из Конфедерации.

— … Доэрти помните? Дурковатый такой парнишка, с чудинкой — анекдот ходячий. Женился на вдове Саймона из третьей роты. Постарше она, но не особо — так, что такое три года? Зато за ум взяться заставила, сейчас уже и не узнать. Торговлей скобяной занялся, лавочка своя. Что значит жена правильная попалась!

— Так может, Барбара сама всем руководит? — Предположил Конноли, хорошо знавший фигурантов истории.

— Неа! Сам! Она, конечно, мозги ему вправила малость, но сам. Мне кажется, он как первого заделал, так и поумнел.

— Бывает, — задумчиво согласился Фокадан, опустив вилку с наколотым куском стейка, — вроде пока за себя отвечаешь, так и подурковать можно, а как только ребёнок… шалишь, нужно уже о нём думать. Да и Доэрти сам хоть и чудён, но не глуп. Да и кто чудным не будет с его-то биографией? Он же из сектантов.

— Ты сперва поешь, — вмешалась в разговор взрослых Кэйтлин, — потом рассказывать будешь. Да и вы хороши! Человек с дороги отдохнуть не успел, а тут с расспросами пристали!

Поздно вечером, когда Кэйтлин уже спала, зевающий Ниалл задал вопрос, отчаянно смущаясь и приглушив голос:

— Горничная эта… она как вообще?

— Можешь подкатывать, — разрешил Алекс, не девица уже.

— Ты…

— Нет, — отмахнулся попаданец, — ранее служила в дворянской семье, ну и… сынок-подросток оприходовал.

— Роман? — Приподнял бровь Ниалл.

— Если бы, — грустно хмыкнул попаданец, — наследие крепостных времён. Кто попроще, те своих чад в проверенный бордель водят, ну а кто побогаче… так вот, горничными. Чтобы чадушко не бесилось от спермотоксикоза, но дурную болезнь нигде не подхватило.

— Добровольно?

— Так… пополам. Иногда нанимают проверенных горничных, с соответствующим опытом — на полгодика. А иногда — просто девицу деревенскую, которой деваться некуда. В деревню не вернуться, там она лишний рот. Новое место найти не может — опыта ещё никакого, да и рекомендаций могут не дать.

— Добровольно-принудительно, — грустно кивнул майор, — всё как в Нью-Йорке, как в Европе… Хорошо хоть на Юге такого нет. Хм… для белых.

— Так крестьяне для здешнего дворянства и не совсем белые, — развёл руками Алекс, — что-то вроде ирландцев для англичан. Может, только чуть получше. Степаниду подвели таким образом, что деваться ей некуда — то ли пропало что-то у хозяйки, то или ещё что в том же духе, не вникал в подробности. В общем, уйти с такой рекомендацией могла только в бордель. А с другой стороны — барчук вроде как выручил, защитил от гнева маменьки. Ну и возраст соответствующий, шестнадцать лет всего — романтика, плотские желания, подарки. Три месяца попользовался, да благо — я тут подвернулся, её уже хотели передать следующему… пользователю.

— Мда…, — Ниалл закурил, потемнев лицом, — везде одно и тоже.

Фокадан помолчал, потом добавил нехотя:

— Захочешь, можешь подкатывать к ней. Не неволить, а так… подарки, слова ласковые. Нравы здесь такие, что она порченой себя считает. Замуж такую если и возьмут, то за вдовца разве.

— Порченая, — Ниалл качнул головой и хмыкнул, — надо же! В Европе ещё найди такую, чтоб замуж девственницей вышла[4].

* * *

Приёмы, балы, благотворительные вечера — так можно описать времяпрепровождение Фокадана с начала осени до конца весны. Сперва знакомство и налаживание связей со светским (куда же без него в феодальной России!?) и деловым обществом Москвы. Затем в качестве старожила знакомил с нужными людьми десант Конфедерации.

— Сдохнуть хочется, — пожаловался он как-то Келли, придя с очередного приёма не сильно трезвым, — поверишь ли, я за эти месяцы только одну пьесу написал и пару рассказов, ничего больше! Даже в мастерскую заглянуть некогда — что там нанятые рабочие и студенты мудрят, даже сказать не могу.

— Пить надо меньше, — хмыкнул бессердечный секретарь, не отрываясь от бумаг.

— Пить?! — Взвился консул, — я сегодня на трёх! Трёх приёмах побывал! Точнее, один настоящий приём, один деловой обед и заглянул по-соседски. Везде по чуть, чтоб не обидеть… и вот, сижу нетрезвый.

— Тогда закусывать, — серьёзно сказал Риан, — русские вон, в разы больше выпить могут, но они и едят в разы больше.

— Не могу, — пожаловался Алекс, — желудок болит, как переем.

— Заканчивается уже эта ерунда, командир, — успокоил его секретарь, отложивший бумаги, — парни наши уже нормально в Москве ориентируются, новичков сами потихонечку натаскивают. Кому из чиновников сколько давать нужно, с кем пить можно, а кем нельзя… Ты просто слишком опекаешь ребят, попробуй только в критических случаях влезать, как последний довод королей[5].

— Ну разве что, — нехотя согласился консул, — пожалуй, я и правда немного с опекой перегнул.

— Немного?! — Хихикнул Риан, но тему развивать не стал, — а насчёт того, что не писал ничего и работал как инженер, так оно и к лучшему, думаю. Творческий перерыв время от времени нужен, накопились ведь за это время идеи? Ну вот!

[1] Класс низкобортных броненосных кораблей с мощным артиллерийским вооружением, преимущественно прибрежного или речного действия, по сути плавучая крепость.

[2] Ирландского.

[3] Углубления, впадины.

[4] Средний возраст женщин, вступающих в брак, в Европе того времени 23–26 лет — в зависимости от страны. Добрачные связи, в том числе и не с будущим мужем, считались нормой.

[5]Французский кардинал и первый министр короля Франции Людовика XIII Жан Арман дю Плесси де Ришелье (15851642) — распорядился на всех отливаемых во Франции пушках чеканить эту латинскую надпись. То есть Келли сравнивает ГГ с артиллерией.

Глава 16

— Вызов, Майки, — сообщил помощник шерифа коронеру[1], входя с жары в прохладное помещение, — на приисках какого-то Страуса пришибли.

— Не Леви Страуса[2], случаем? — поинтересовался коронер, накидывая пыльник[3].

— Он самый, — кивнул помощник, жадно отпив воды из стакана мутного стекла, — сталкивался?

— Да, скандальный мужик — из тех, кто всегда готов урвать своё. То джинсы взялся подделывать… дурень, будто не знал, что клёпки на брюки генерал Фокадан запатентовал, да ИРА патент отдал! С ИРА связываться, ты представь только?

— Рисковый мужик, — хмыкнул прислушивавшийся к разговору шериф, — мало того, что ИРА, так ещё и еврей.

— Да я как бы тоже… — изменившимся голосом сказал коронер.

— Ты-то? Брось, — благодушно отмахнулся грузный шериф, усевшись на скрипнувший под ним старый стул и наливая бурбон[4] в три стакана, — ты понял, что я имел в виду — ты еврей, но…

— Понял, Хорес, понял, — пробурчал коронер, взяв стакан и принюхавшись к содержимому, — после поганца Джуды[5] всех евреев под подозрение взяли — уж не агенты ли мы Ротшильдов? Бесит!

— Знаешь же, что не напрасны подозрения, — примирительно сказал Хорес, — ну всё, поехали!

— С нами, что ли? — Поинтересовался помощник, причесав усы перед облупившимся зеркалом, — не много ли чести Страусу?

— Ох, Мозес, учить тебя и учить, — шериф с коронером обменялись понимающими взглядами, — прежде всего такие смерти нужно расследовать более тщательно. Я понимаю, что Майки и без меня справится, но старатели поймут ли? А раз я приехал, то и лишних разговоров не будет потом — власти всё сделали. Понимаешь?

— Политика, — кивнул Мозес, наморщив лоб, — пока не очень. Сам знаешь, если пострелять или подраться — это ко мне. Остальному ещё учиться и учиться, а с этим туго — при тебе же грамоту учил, по слогам недавно только перестал читать.

— Как не помнить, — вздохнул Хорес, который и переманил перспективного ганфайтера в управление шерифа. Умом и сообразительностью стрелок не отличался, зато звериного чутья на неприятности хватило бы на пятерых. Да и как стрелок выше всяких похвал, врукопашную против троих выйдет.

Но вот учить его… три месяца на алфавит ушло, да ещё столько же на то, чтобы буквы в слова складываться начали, пусть даже и по слогам. Зато спокойней с Мозесом, репутация у него та ещё, опытный воин. Прошёл войну ещё подростком, потом ИРА, ведь он на четверть ирландец! Происхождение остальных трёх четвертей покрыто мраком. Индейская кровь точно есть, а вот сколько и какая, не знает и сам ирландец.

В ИРА будущего ганфайтера и помощника шерифа поднатаскали крепко, там всех своих натаскивают. Так что если кто не боится самого Мозеса и Закона, которому оный служит, поостережётся братства ветеранов и ИРА, будь оно неладно.

* * *

Солнце в Калифорнии щедрое, порой даже с излишком, так что тело Страуса успело немного испортиться за несколько часов.

— Не трогали, — постановил коронер, внимательно оглядев место смерти.

— Как можно, мистер Семитон, — пробасил выборный от старателей, — сами же в нас эту науку вколачивали, чтоб следы не затаптывали.

Стоящие в сторонке старатели, не избалованные зрелищами, хохотнули нервно, послышались шуточки, не слишком-то уместные для такой ситуации. Хорес тем временем осторожно обошёл место происшествие и хмыкнул.

Присев, потрогал тело и наконец перевернул, обнаружив внушительную гематому на лбу.

— Несчастный случай.

— Точно? — Поинтересовался шериф с самым брутальным видом. Вместо ответа коронер молча ткнул пальцем, и шериф присел у сапог убитого, сдвинув шляпу на затылок.

— Нелепей не придумаешь, — подытожил он, встав неожиданно легко для столь грузного тела, — глядите, парни.

Старатели, раз уж власти разрешили, не побрезговали подойти, глядя на указующий перст шерифа.

— Видите на подошве? Наступил на говно, да то ли сразу поскользнулся, то ли когда вытереть решил. Где-нибудь в прерии в худшем случае задницу бы отшиб или нос расквасил, а тут каменюки везде. Хорес ещё проверит тело, но вряд ли чего найдётся. Напарников по бизнесу у него нет, детей тоже. Капиталец какой, если есть, племянники вроде как наследуют — если завещание иного не скажет. А родственники у него не здесь живут, далёхонько.

— Да и не такое большое наследство, чтоб из-за него через океан наёмных убийц гонять, — дополнил коронер и объяснил: — мы всё-таки одной крови. Друзьями или приятелями не назовёшь, но общались изредка, так что знаю его, как и прочих евреев в округе.

— А на религиозной почве? — Вяло поинтересовался шериф, сугубо для порядка.

— С чего бы? Иудеи мы скорее по рождению, а не по вере, я вон даже шаббат[6] не соблюдаю. Христиане, даже фанатики, к таким равнодушны. А… другие евреи? У нас нет особо верующих, это ж не Нью-Йорк. Так… традиции скорее.

— Ну и хорошо, — равнодушно кивнул шериф, повернув голову к старателям — все ли слышали? Ну и славно, меньше вопросов да разговоров будет. Подумаешь, очередная нелепая смерть. В старательском посёлке редкость скорее смерть нормальная.

* * *

Дела в Российской Империи обстояли не слишком-то хорошо. Александр Второй закусил удила, выбрав жёсткую позицию. Оно как бы и неплохо… но только если эта жёсткость распределена ровно.

Политику Сильной Руки самодержец применял исключительно по отношению к народу, сиятельные родственники и влиятельные аристократы по-прежнему отделывались в худшем случае судом с запрещением проживать в Петербурге и Москве, да Высочайшим Неудовольствием. В ссылки (всё больше в родные поместья под надзор полиции) и тем паче в Сибирь отправлялись всё больше мелкие сошки, не имеющие поддержки.

Единственное, в чём император проявлял жёсткость по отношению к дворянству, так это разве что предательство. Неблагонадёжные разговоры, а тем паче действия, карались крепко — по мнению попаданца, так даже и чересчур. Шпионаж или агенты влияния, оно конечно скверно… но Александр старательно закручивал гайки, уничтожая инакомыслие вообще.

Патриотизм и благолепие, даже воры с взяточниками исключительно патриотичны. Армия и флот ныне всё чаще оперировали такими понятиями, как Боевой Дух и наступательный порыв, а в солдат старательно вколачивали лозунги. Благо, перевооружение всё-таки шло, пусть и с великим скрипом.

— Меня это пугает, — сказал Келли, процитировав за утренним кофе несколько строк из газеты, — мы лучшие, кругом враги, царь мудр и справедлив, чиновники едва ли не апостолы. Рано или поздно, но рванёт так, что всей Европе достанется.

— Не преувеличивай, — хмыкнул Алекс, — не отрываясь от чтения, — ранее чуть что на Европу кивали, как на источник всех благодатей, теперь вот весы качнулись. Скоро пройдёт.

— Хрен с ней, с Европой, а с цензурой-то что делать? С отсутствием критики?

— А вот это уже перебор, — согласился Фокадан, откладывая наконец газету, — если в ближайшие пару лет Александр ничего не изменит во внутренней политике, то революция или ещё что… но страну знатно тряхнёт! Хм… или не тряхнёт, всё-таки война впереди, в таком случае порыв ура-патриотизма уместен. А вот после оной возможно всякое.

— Вот и я боюсь всякого, — влез в разговор Конноли, — рвануть может, как у пароходного котла[7]. Как бы и нас не зацепило, подстраховаться не помешало бы.

— Изначально подстраховались, — чуть улыбнулся консул, — даже если Российская Империя вразнос пойдёт, Конфедерацию это зацепит только брызгами. Хотя конечно, тяжело будет без такого союзника. Да и Россию жалко…

— Это я знаю, командир, — Роберт с прищуром посмотрел на него, — а вот лично? Помнишь, как в Нью-Йорке — все политические активисты из низов если не прикормлены, так знакомы. Когда там рвануло, ты хотя бы руку на пульсе событий держал. Здесь как?

— Хреново, — с досадой отозвался Фокадан, — я же Слово императору дал…

— Да и не нужно его нарушать! — Перебил Конноли, — неужто придумать ничего нельзя? Детвору прикормить хотя бы, эвон сколько тут беспризорников[8] бегает.

— Мать твою! — Фокадан откинулся на спинку стула, — очевидно ведь, как же я…

— Ясно как, шеф, — пропыхтел Конан, сражаясь с Бранном на вилках за последнюю ватрушку под хихиканье Кэйтлин, — у тебя голова не тем занята. Если уж на писанину времени не нет и в мастерскую почитай не заглядываешь.

— Верно, но всё же скверно — забронзовел малость. В народ пора. На Хитровку[9] сходить, что ли? На самом деле ведь просто всё — купить несколько домов для мальчишек под жильё, да какое-то производство организовать там же. Часа четыре учатся, четыре работают и профессию получают. Как вам?

— Неплохо, пап, — согласилась дочка, — если на окраине дома покупать, так и не очень дорого. Можно даже на Хитровке попробовать договориться.

— Трущобы? Хм… попытка не пытка, может и правда не станут лезть к детям. Если трущобных детей тоже на обучение брать, то можно… Спасибо, доча, идея потрясающая! Бранн, ты хвастался, что со староверами московскими контакт наладил неплохой?

— Так, — телохранитель неопределённо пошевелил пальцами, — именно неплохой, ничего серьёзного.

— Сможешь выйти через них на хитровских?

— Не уверен. Выход на ворьё у них точно есть, как не быть такому у купцов и промышленников? Но что меня…

— Меня, — перебил его консул, — под Слово. Скажи, что махинации не интересуют, детьми заняться хочу. Староверы на благотворительность много тратят, а тут ещё и повод какой — дети. Должны навстречу пойти.

— А сами-то? — С сомнением спросил Конан.

— Кто им позволит? — Удивился Конноли, — ты чем слушал, когда тебе лекции по православию читали? Староверам детей не доверят ни в коем случае, здешней Церкви лучше так — когда они на улицах замерзают. А ну как староверы совратят невинные детские души в свою ересь? Это ж куда как хуже!

Назад Дальше