— Если вы будете изо всех сил отбрыкиваться и откажетесь, то к делу подключится «Каса Фелиз», — сказал Тони. — Но я бы вам этого не советовал.
Калдения стремительно вошла в комнату. Ее Милость возвела идею изящного старения в ранг искусства. На ней было темно-зеленое платье из мерцающего шелка. Ее седые волосы были уложены на макушке изящной волной, усыпанной изумрудами и украшенной платиновой филигранью. Ее макияж был тонким и безупречным, подчеркивая скулы и оживляя кожу. Это ничуть не уменьшило хищного блеска в ее глазах.
— А почему такие кислые лица? — спросила она.
— Заседание Ассамблеи отменяется. Вместо этого мы принимаем у себя сеньора дрифана, — сказала я ей.
— Из какого дрихта?
— Зеленая Гора.
Калдения пожала плечами.
— Я не сомневаюсь, что ты примешь вызов, моя дорогая. Или вы подумываете о том, чтобы отказаться?
— «Гертруда Хант» чтит День Постояльца, — сказала я ей. — Как вам хорошо известно.
— Превосходно. Жизнь дает нам очень мало возможностей показать себя с лучшей стороны, поэтому, когда появляется шанс блеснуть, мы всегда должны им воспользоваться. — Калдения ухмыльнулась, обнажив нечеловечески острые зубы. — Кроме того, прошло уже почти две недели с тех пор, как кто-то был зверски убит. Все становится немного скучным. Мы ведь не хотим умереть от скуки, правда?
***
Официальными цветами Дня Постояльца были зеленый и пастельно-лавандовый, ближе к розовому, чем к фиолетовому, потому что первый отель, принявший трех посетителей для торжественного подписания договора, находился в Китае, и хозяин гостиницы, надеясь произвести впечатление на гостей, уговорил расцвести наперстянки, растущие на территории.
Я оглядела большой бальный зал и махнула метлой. Светящиеся туманности на потолке стали розовыми, лавандовыми и белыми на фоне космоса. Огромные светильники, подвешенные к потолку, исчезли. Новые зеленые стебли из бледного металла закручивались спиралью вокруг колонн до купола, и прорастали стеклянными цветами на целых два фута в поперечнике. Цветы наперстянки были пурпурными у основания чашечки, затем постепенно бледнели до кончиков оборчатых лепестков. Цветы задрожали и раскрылись, открывая мерцающие желтые сердцевидки и темно-фиолетовые точки, рассыпанные по всей длине изящных чашечек. Под куполом появились фонари пастельных тонов, заливая комнату мягким светом. Такие же знамена растянулись на стенах, ставших темно-зелеными. Я изменила цвет колонн на темно-красный и оглядела комнату.
Хорошо. Хотя пол не соответствовал.
На меня навалилась усталость. Раскрашивание мозаики на полу потребует много магии.
Я села, прислонившись спиной к ближайшей колонне. Чудовище, моя маленькая, черно-белая ши-тцу, подбежала ко мне и плюхнулась у моих ног. Я почесала ей животик.
Тони вернулся в «Каса Фелиз», гостиницу своего отца. Я потратила большую часть дня, готовя комнаты для дрифана. Или для дрифенов. По моему опыту, существа, обладающие властью, редко путешествуют в одиночку. Я лишила отрокарское крыло его декораций, поскольку в ближайшее время мы не ожидали большой делегации от Сокрушительной Орды, и перестроила пространство. Шон провел весь день, составляя список повреждений, нанесенных нашей обороне. Борьба с кланом межзвездных убийц принесла свои плоды, и он отправился в гараж в поисках инструментов и, в конечном итоге, вытащил запасные части из хранилища. Я несколько раз проходила мимо него по лестнице, когда он нес разные странные штуковины, которые нормальный человек не смог бы поднять. В какой-то момент он пошел чинить пушку на западной стороне, и я услышала, как он ругается на трех разных языках, пока я переделывала балкон.
К вечеру я валилась с ног. Бой с дразири повредил не только наши пушки. Пережить смерть дитя гостиницы было все равно, что впасть в коматозное состояние, вот только я была в курсе всего происходящего. Вырваться из него было самым трудным делом моей жизни. Я все еще чувствовала себя… истощенной каким-то образом. Да и гостиница отвечала не так охотно, как я привыкла. Не то, чтобы она колебалась, но связь между нами была слегка запутанной. Возможно, я смогу сделать мозаику первым делом утром.
Шон вошел в большой бальный зал. Он сменил мантию на свои обычные джинсы и футболку. Даже в человеческом обличье Шона Эванса было что-то волчье. Дело было в том, как он двигался, с обманчиво неторопливой походкой, или в том, как он держал себя наготове, или, может быть, это было в его глазах. Иногда, когда я заглядывала в них, с опушки темного леса на меня смотрел волк.
Он подошел и плавно сел на пол рядом со мной. Чудовище тут же залезла к нему на колени.
— Я ничего не могу найти о дрифенах в архивах, — сказал он. — Я прочитал отчет Виктреда в архивах гостиницы и просмотрел книги, но до сих пор ничего не нашел. Есть ли какое-то кодовое слово, которого я не знаю?
— Нет. О них просто не так уж много информации.
— Это обычно ведь записи других хранителей, — сказал он.
Мои брови поднялись.
— Я много читал, когда ты была не в себе. Гостиница помогала мне найти лекарство.
Бедная «Гертруда Хант». Бедный Шон. Я представляла себе, как он сидит в комнате, ища ответы, а гостиница вытаскивает один архив за другим. Я должна была убедиться, что такое больше не повторится.
— Ты прав, — сказала я ему. — Когда хранитель узнает что-то новое о каком-то конкретном виде, он добавляет записи в общую картотеку. В прежние времена делались записи в своих книгах. Вот почему границы так широки. Но с дрифенами все по-другому. Первоначальное руководство, полученное хранителями гостиниц, состояло в том, чтобы защитить их конфиденциальность любой ценой. Кроме того, каждый дрифан отличается от других. Существует сотни дрихтов. Можно прожить сто лет и никогда не увидеть двух дрифенов из одного и того же дрихта. На самом деле, можно прожить сто лет и вообще никогда не встретить дрифана.
— Так, что же нам делать?
— Обычно сеньоры посылают кого-нибудь вперед со своими требованиями. Мы постараемся выудить как можно больше информации и будем действовать по обстоятельствам.
Мягкий мелодичный звук прокатился по гостинице. Хмм. Кто-то заранее запрашивал бронь. Обычно гости просто появлялись. В гостинице всегда было свободное место, потому что я могла создать столько комнат, сколько требовалось гостям.
— Покажи, — попросила я гостиницу.
Потолок раздвинулся, и в мои руки упал сложенный пергамент. Шон удивленно поднял брови.
— Хозяин гостиницы до меня умер в 1980-х годах, — объяснила я. — Он был одинок, немного странен и чересчур любил антиквариат. Когда я приехала сюда, многие сообщения «Гертруды Хант» были записаны на пергаменте. Я почти все исправила, но время от времени случается что-то вроде этого. В следующий раз можно вывести на экран.
Я развернула пергамент и прочла его. Вот только этого нам не хватало. Это было похоже на настоящие адские каникулы. Я передала пергамент Шону.
Он взглянул на него.
— Семейный спор, бронь на шестьдесят одну персону?
— Похоже, что две стороны одной семьи произошли от двух братьев. Один из них уехал и основал влиятельную философскую школу на другой планете, а другой остался на родине и основал свою собственную философскую академию. Теперь они враждуют по поводу того, кого из братьев действительно можно считать основателем семьи: того, кто уехал колонизировать новую планету, или того, кто остался на своей родной планете. Они пригласили мудрого старейшину, чтобы тот разрешил их спор.
— Шестьдесят один новый гость. Это же будет хорошо для гостиницы, но ты почему-то не выглядишь счастливой.
— Они ку-ко.
Шон посмотрел на потолок.
— Покажи мне ку-ко.
Со стены соскользнул экран. На нем распростерло свое оперение существо около тридцати дюймов ростом. Мягкие кремовые перья покрывали его лицо, становясь шокирующе розовыми на затылке и спине, и ярко-малиновыми на крыльях и пушистом хвосте. Вторая пара отростков, напоминавших передние конечности динозавра или, возможно, обезьяны, если у обезьяны каким-то образом выросли когти, торчала из-под крыльев.
Огромный хвост выдавал в ку-ко самца. Он носил замысловатую плиссированную сбрую, которая обтягивала его голову и сидела на плечах, а затем расширялась в роскошный пояс, набитый электроникой, иглами из ярких перьев и рулонами чего-то подозрительно напоминающего туалетную бумагу на широкой катушке.
Ку-ко смотрел на нас фиолетовыми глазами, распушил перья и зашагал взад-вперед, его пухлое тело покачивалось при каждом шаге.
Шон выдавил из себя улыбку.
— Они курицы.
— Технически они даже не птицы.
— Дина, к нам приедут шестьдесят одна космическая курица.
Я сдалась.
— Да.
— И они собираются спорить о философии.
— Ммм. Это означает, что они захотят иметь форум с трибуной и дискуссионным кругом, а также курятник для сна, и нам придется купить много зерна…
Он засмеялся.
— Ты не принимаешь это всерьез.
— Нам придется сказать Орро прекратить готовить курятину.
— Шон Эванс!
Он обнял меня одной рукой. Я прижалась к нему всем телом.
— Очень красивая комната, — сказал он.
Она была красивой. Было что-то неземное в этом Дне Постояльца, что-то свежее, чистое и обнадеживающее, как яркий весенний день после ужасной зимы.
— Ты организовала мирный саммит между Священной Анократией, торговцами и Сокрушительной Ордой. А потом ты напала на дразири, — сказал Шон.
— Да.
— Я никогда не видел тебя такой взволнованной. Что не так?
Я вздохнула.
— Это из-за Ассамблеи?
— Частично. Мне не нравится не знать, как у нас обстоят дела с ними, но, в конце концов, как ты сказал, они могут только понизить наш рейтинг. Они не могут забрать «Гертруду Хант», пока мы не совершим действительно ужасное преступление.
— Значит, это из-за дрифана.
— Я бросила свою гостиницу. — Слова вышли сами по себе.
Шон нахмурился.
— Я тебя не понимаю.
— Когда я прыгнула в дверь с семенем дитя гостиницы, я оставила «Гертруду Хант». Гостинице пришлось выживать без меня. Я ее травмировала.
— У тебя не было выбора.
— Я все понимаю. Но гостиница сейчас очень хрупка. Она ждет и наблюдает, и связь между нами… скорее условна. Я не знаю, боится ли «Гертруда Хант» того, что ей будет больно, или того, что мне будет больно, или, может быть, она боится, что это каким-то образом причинит мне боль. Но между нами существует некоторая дистанция. Это было не так заметно, пока не началась переделка гостиницы для Дня Постояльца, что довольно непросто и требует точности. Я чувствую это, и теперь, когда я осознаю, меня это беспокоит. Прибавь еще дрифана, и все становится чересчур…
Пол в задней части большого бального зала раздвинулся. Именно там я раньше ставила огромную рождественскую елку. «Гертруда Хант» что-то задумала…
— Мы будем день за днем возвращать все на круги свои, — сказал Шон.
Что-то громыхнуло под полом. Массивное дерево, павловния, появилось из глубины гостиницы, раскинув огромные ветви по всему бальному залу. С длинных ветвей свисали цветочные бутоны, все еще закрытые, с легким оттенком лаванды. Я понятия не имела, что «Гертруда Хант» прятало его. Гостиница не показывала мне его последние два Дня Постояльца. Но тогда мы едва ли праздновали это событие. Трудно радоваться праздникам, когда ты знаешь, что твоя гостиница будет пуста.
— Ух, ты! — произнес Шон.
— Вот почему его еще называют деревом императрицы. Подожди, когда оно расцветет.
Магия потянула меня за собой. Кто-то пересек границу отеля.
— Задняя камера.
«Гертруда Хант» вывела на экран видео с камеры. Через заднее поле к гостинице шагал высокий мужчина. Его плечи были покрыты двухцветным плащом, темно-зеленым с одной стороны и черным с другой, искусно задрапированным и скрепленным богато украшенной металлической булавкой в форме кинжала. Металл булавки слабо поблескивал, пока он шел. Он был одет в сложное многослойное одеяние, угольно-серого цвета с ярко-зеленым акцентом, и держал длинный посох с тремя когтями на конце. Когти сжимали голубой драгоценный камень размером со среднее яблоко. Два лезвия изогнулись вокруг драгоценного камня, превращая посох в алебарду. Его голову скрывал глубокий капюшон.
Рядом с ним шло маленькое существо около трех футов ростом, держась за его плащ темно-коричневой енотовой рукой. Он был пушистый, кремово-коричневого цвета, и шел на двух ногах. На его теле мех был пышным и густым, но ниже колен и локтей он становился более гладким и темным. Длинный пушистый хвост позади него свернулся, как у белки, буквой S. Голова у него была круглая, с небольшой темной мордочкой и очаровательным кошачьим носиком. Его глаза тоже были круглыми и огромными, светящиеся бледно-желтым светом, когда они ловили угасающий свет. Его уши были слоистыми, оборчатыми и дрожащими, расправленными вниз, как два висячих цветка по бокам головы. Когда он шел, то, должно быть, услышал какой-то шум, потому что его уши резко выпрямились, и он застыл в ужасе на одной тощей ноге, распушив хвост, так что мех встал дыбом, как шипы.
Человек в плаще продолжал идти.
Маленькое существо затряслось, словно не зная, что делать, и бросилось за ним, снова схватившись за край его плаща.
Прибыл представитель дрифана.
Глава 2
Шон встретил дрифана у двери. Она распахнулась прямо перед ним, и мне не пришлось просить об этом «Гертруду Хант», что сделало меня до смешного счастливой. Он бросил на гостя быстрый взгляд и отступил в сторону, приглашая дрифана войти. Персона в плаще вошла в гостиную.
— Добро пожаловать в «Гертруду Хант», — поприветствовала я. Я решила, что встретиться с ним в гостиной — лучшая стратегия. Чем меньше времени он проведет в гостинице, тем лучше.
Дрифан склонил голову набок. Маленькое существо у его ног, казалось, вот-вот упадет в обморок от напряжения.
— Присаживайтесь, пожалуйста.
Из-под капюшона раздался ровный голос:
— Я лучше постою.
Я села на диван. Орро маячил в дверном проеме кухни слева от меня, а Калдения сидела в мягком кресле у окна в дальнем правом углу, потягивая чай и делая вид, что она сама по себе.
Гость откинул капюшон. Тот же набор генов, что породил людей, вампиров и отрокаров, распространился далеко по галактике, но лишь взглянув на дрифана, становилось понятно, что человеческого тут осталось мало, в лучшем случае его можно было назвать дальним родственником. Его непохожесть бросалась в глаза.
Его лицо было угловатым, лишенным человеческой мягкости. Его нос был резко очерчен, как и скулы, а ноздри напоминали скорее кошачьи, чем человеческие. Светлые и темные узоры окрашивали его орехово-коричневую кожу, такую можно было бы увидеть на куске полированного красного агата. Они не были вытатуированы или нарисованы. Вместо этого они казались естественной пигментацией его эпидермиса. Его большие янтарные глаза слегка светились жутковатым светом, а рука, держащая посох, имела длинные янтарные когти. Прямые и распущенные волосы падали серым занавесом на лицо. Он был безбород, но с верхней губы свисали длинные седые бакенбарды.
— Приветствую тебя, хранительница, — мелодичным голосом произнес дрифан.
— Приветствую вас, вестник дрифенов. — Приветствием я исчерпала все знания о дрифенских любезностях из записей Виктреда. Мы были предоставлены сами себе. — Меня зовут Дина Демилль. Мужчина у двери — это Шон Эванс.
Дрифан медленно кивнул.
— Зовите меня Зедас. Моя госпожа, которой нет равных, та, чье сердце бьется с силой горного водопада, та, кто решительна, как солнце, изящна, как луна, непреклонна, как живой камень, но в то же время гибка, как поток чистой воды, бьющийся о скалы, та, кто тысячами убивает врагов, та, кто укрывает своих друзей, та, кого боятся воины, уважают ученые, любит ее дрихт и признает император, шлет вам привет.
— Круто, — сказал Шон.
Я бросила на него предостерегающий взгляд.
— Для нас это большая честь.
— Вы благословлены, ибо она выбрала этот скромный отель для своего визита в этот мир. Я здесь, чтобы показать вам внутреннее убранство ее дома, чтобы она могла чувствовать себя комфортно во время тяжелых испытаний. Смотрите внимательно, хранительница, ибо ваши глаза увидят зрелище, которого не видел ни один из ваших сородичей за сотни лет.