— Завтра служба, но она не отменяет тренировок и лекций, Шрам, — девушка выглядела немного грустной. — Вообще-то мы часто целыми днями сидим в казарме. А ещё будет один выходной на двадцать восемь дней. Но вот так пять дней подряд — уже не получится, наверно. Завтра познакомлю весь новый десяток, будем работать.
— Загрустила? — не удержался я от вопроса.
— Ага, немного, — кивнула Пятнадцатая. — Ладно, хорош жалеть меня. Хочу отдохнуть, а ааори не отдыхают. Сначала школа нерожденных, теперь ааори — сил уже никаких нет. Вали отсюда. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Выходя, я подумал о том, что надо бы побыстрее стать нори. Потому что ещё год службы — и я просто свалюсь без сил.
Глава 5
Утром следующего дня моя память порадовала меня афоризмом «Утро добрым не бывает». Оказывается, чтобы отоспаться за 900 дней недосыпа, пяти дней не хватает. А служба отличается от пяти дней отдыха тем, что утреннее построение отменяется только для тех, у кого ночью было дежурство. К счастью, будили утром в казарме ааори так же, как и в школе — гонгом. Но если в предыдущие дни я, подорвавшись на звук, ложился досыпать, то в этот раз всё-таки встал. Инструкции были получены заранее, и даже отрепетирован выход. Умыться, одеться, схватить своё копьё — и бегом.
Плац был разбит на восемь линий, каждая из которых вмещала по десять десятков, но сейчас были заполнены только три линии — и даже это считалось большим количеством. Ааори никогда не набирали больше четырёх сотен — не было смысла. Чтобы быть стражей, ааори имели слишком мало уважения у местных, а использовать их «на подхвате» было слишком затратным. А для чего-то более серьёзного они не годились. За месяц в нори переходил десяток-два ааори, остальные продолжали тянуть лямку. Регулярные массовые чистки уменьшали количество учеников, а прошедшие Порку — пополняли личный состав.
В последние месяцы, как я понял, серьезных мероприятий не было. Планировалась крупная зачистка в середине весны — именно на нее нацелилась Пятнадцатая, решив разом вывести в нори максимальное количество бойцов. «Со своими дальше спокойнее», — пояснила она. Мне оставалось только жалеть, что мне с ними в нори перейти не светит.
На построении присутствовало три нори, выполнявшие роль сотников и командиров. Они раздали десятникам задачи на ближайшие сутки и всех отпустили.
После построения весь десяток собрался в здании администрации, где накануне Пятнадцатая застолбила за нами один из учебных классов. Она рассадила всех по стульям вдоль стены, а сама встала напротив.
— Меня вы все знаете. Я — Пятнадцатая и командую нашим десятком. Всё, чего я прошу от своих бойцов — это верности товарищам и рвения в учебе. Дружный и спаянный десяток имеет больше шансов отбиться от любого нападения. Умелые бойцы имеют больше шансов выжить. Взамен я готова помочь вам с экипировкой и обучением. Мой зам — Хохо! Хохо, на выход и представляемся.
Со своего места поднялся долговязый молодой человек с длинными черными волосами, стянутыми в хвост. Он обвел всех взглядом и улыбнулся.
— Для новеньких объясняю сразу. Я — пример того, как одно неосторожное слово становится прозвищем на три года. Когда-то я имел неосторожность прилюдно высказать свое восхищение одной очень симпатичной нори, которая в те времена была сотником в казарме. Когда она вошла в столовую, я восхищенно сказал: «Хо-хо!». Я много ещё чего хотел сказать о том, какие бывают красивые девушки, и как я рад её встретить, но меня уже несли к лекарю. А на первом построении наш сотник спросила, а не выздоровел ли её «Хохо». И с тех пор я такой. И нет — от сотника мне так и не перепало ничего.
— Хохо! — возмутилась Пятнадцатая. Лицо у нее было серьезное, но глаза смеялись.
— Ладно, всё. Заканчиваю! — Хохо снова разулыбался. — Я заместитель нашего десятника. Могу решить многие вопросы. Но особенно настаиваю обращаться ко мне, если Пятнадцатая начинает прищуривать глазки, вытягивать губы в полоску и двигать носом!
— Я не двигаю носом! Пшёл отсюда на место! — Пятнадцатая попыталась от души пнуть зама, но тот от удара ушел и, уже усаживаясь, громко на весь класс прошептал:
— Вот именно так она выглядит, когда вы должны обращаться ко мне!
— Всё! — Пятнадцатая не удержалась и засмеялась. — Ладно, закончили веселиться. Хитрый, давай — твоя очередь.
Со своего места поднялся светлый парень, не сильно старше меня и других новичков. Волосы у него уже росли, но были совсем короткими.
— Всем привет, я Хитрый, — представился он. — Но я совсем не хитрый. Наоборот, я врать нормально не умею. А был бы я хитрым, наверно, никто бы и не назвал меня хитрым…
— Хитрый хорош с копьём, — пришла ему на помощь Пятнадцатая и глянула на меня. — Хоть и пришел к нам в десяток недавно, но успел себя неплохо показать. Нож! На выход.
На этот раз со своего места поднялся неприметный шатен и вышел к Пятнадцатой.
— Меня зовут Нож, — сообщил он. Говорил Нож тихо, но расслышали все. — Вот.
— Это всё, что ты можешь сказать, да? — Пятнадцатая выгнула бровь и внимательно посмотрела на ветерана отряда.
— Всё, — так же тихо ответил он.
Пятнадцатая раздражённо посопела, но гнать на место бойца не стала.
— Нож у нас единственный, кто умеет не только копьём, но и ножами, кинжалами и короткими мечами. Хотя нам и не положено. Откуда умеет — он не знает и сам. Если кто-то хочет поучиться — подходите к нему. Садись, Нож, не сдал ты зачёт.
— Ага, — Нож расщедрился на целый звук.
— Так, теперь — Ладна, давай на выход, — Пятнадцатая махнула стройной девушке с тёмно-русыми волосами. Я помнил, что это именно темно-русый цвет, и у местных он встречался очень редко, что меня сильно удивило.
— Всем привет, меня зовут Ладной, — сказала девушка. — Я в ааори уже третий год. Очень рассчитываю, что последний. Как и все, умею обращаться с копьём, а ещё хорошо умею шить и штопать, так что за небольшой презент могу помочь в починке одежды.
Я вспомнил, что Пятнадцатая рассказывала: получить новый комплект одежды можно только раз в месяц. А три комплекта, которые были выданы после Порки, рано или поздно начнут приходить в негодность. Я шить не умел, даже представление об этом имел весьма посредственное — поэтому, похоже, стану презентовать Ладну, когда понадобится заделать прорехи.
— Небольшой презент — это 10 к-ки за час работы, — сообщила Пятнадцатая. — Ладна, спасибо, садись. Кривой, твоя очередь.
Кривой, как оказалось, сидел прямо рядом со мной. Единственное, чем он выделялся — глаза были на разном уровне, из-за чего постоянно казалось, что у него перекошено лицо.
— Здрасьте, меня Кривым кличут. Я тут уже второй год. Какое-то время служил с Пятнадцатой. Здесь я в десятке — тоже новенький. Махаю копьем, часто использую топор. Но с топором я просто головы рублю — учить не возьмусь. Могу сам топор одолжить на время.
— Негусто, — Пятнадцатая отправила Кривого на место и грозно посмотрела на ветеранов. — Вот просила же всех придумать какое-нибудь описание самих себя — и вижу, вы очень «ответственно» подошли к этому поручению. Хохо, Нож и Ладна, надеюсь, что к обучению новичков вы подошли с большей ответственностью. Новички, давайте все сюда. Я вас сама представлю.
Когда я, Пузо, Зенка и Лись вышли, Пятнадцатая представила нас своим бойцам и коротко рассказала про каждого. Ничего нового я из этих описаний не узнал — они касались нашего прохождения Порки и умений. Как и из последующей зажигательной речи, в которой Пятнадцатая рисовала перспективы десятка.
— Так, а теперь по текущим делам, — Пятнадцатая снова всех посадила на стулья, а сама встала напротив. — На нас сегодня: рубка дров, посыпка плаца песком. На этом — всё. Тогда во второй половине дня новички на плац — ближе к складам. Хохо, ты расскажешь им про обитателей леса, который нам, возможно, предстоит чистить. Все остальные — со мной на тренировку. Хохо, как закончишь — веди на тренировку и новичков. После ужина отрабатываем совместный бой в группе. Одна пятерка — против второй.
— Чур, я в пятерке с Пятнадцатой, — сразу застолбила Ладна.
— Не важно, в какой ты будешь пятерке, — Пятнадцатая нахмурилась. — Группа должна работать, а не отдельные бойцы.
— Ты это где-то вычитала? — Хохо засмеялся.
— Я хотя бы читала! — парировала Пятнадцатая. — А вот вы, если время позволяет, только отдыхаете.
Кажется, дрова я рубил в первый раз в своей жизни. Хотя более правильным было бы слово не «рубить», а «раскалывать» и «распиливать». Дрова хранились в поленницах вдоль стен складов. Между складами и было место для рубки. Привозились дрова в виде необработанных бревен и складывались в высокие штабеля, силами ааори превращались в поленья и укладывались в поленницы. В настоящее время поленницы были почти пусты: за зиму топливо ушло на обогрев администрации и — немного — казармы. Если в школе нерожденных никто помещения не отапливал, то для ааори делалось послабление. Или нас просто берегли от простуд, чтобы не тратить на недостойных время лекарей. В любом случае, как объяснили мне ветераны, даже в самые холодные дни зимой в казарме было терпимо. Всегда можно было закутаться в одеяло и согреться в комнате.
Распиливались брёвна на чурбаки при помощи длинного приспособления, которое вызывало в моей памяти слово «лобзик». Местные просто называли это «распилом». Устройство представляло собой длинную прямоугольную раму — высотой в пять ладоней и длиной в три шага[2 — в разделе "Сноски и примечания"]. Одна из длинных рам была уже остальных частей конструкции, а в нее частым гребнем были вкручены мелкие зубчики, направленные чуть в стороны — чтобы выступать за края рамы. Зубчики заменялись по мере того, как ломались или тупились. Пара бойцов бралась за короткие части «распила», приставляла к бревну и по очереди тянули распил на себя. Сначала тяжело — потом, когда приноравливались, дело шло быстрее. Если бревно оказывалось слишком толстым — его переворачивали.
Раскалывались чурбаки при помощи молотов и клиньев. Сначала клином продалбливается канавка, по которой будет идти раскол, глубиной в палец, затем клин вставляется в канавку в середине раскола, и забивается молотом до упора. Чурбан раскалывается на две равные половинки. Каждая половинка чурбана раскалывается до четвертушки, а потом — до осьмушки. В результате получается толстенькое поленце. Иногда клин застревал, и тогда использовался дополнительный клин, который вбивался рядом. Процесс был небыстрым и трудоемким, но, как заметил Хохо, новичкам плац песком посыпать — жирно будет.
Так и пришлось мне колоть и пилить до самого обеда. Ну и, само собой, никто не собирался оставлять без контроля нашу работу. Почему-то я был уверен, что именно так и нужно, но источник этого понимания оставался для меня загадкой. И для контроля работы у нас была норма на каждого человека по распиленным чурбанам и по колотым дровам. Видимо, за века существования ааори давно уже было выведено среднее количество поколотых дров и распиленных бревен. Кто справлялся — тот молодец, кто не справлялся — тот после ужина шёл колоть снова, пока не выполнит норму. Я хотел всё сделать вовремя, но не удалось. В тот момент, когда я раскалывал последний десяток чурбаков, на плацу появилась компания других ааори. К сожалению, некоторых из них я знал.
«Мимо! Пройдите мимо и не смотрите сюда!» — молил я молча, стараясь в их сторону не смотреть. Но Злата моим мольбам не вняла: не только посмотрела, но и узнала меня. Она задержалась на мгновение, за которое её спутники успели скрыться за складом, а потом кинулась их догонять. Но я почувствовал, что этим всё не закончится, и оказался прав. Через минуту они вернулись. Злата, Бледный и ещё трое парней — один из которых номерной, глава десятка. Почему мою бывшую подругу прозвали Златой, я понял сразу — у неё быстро росли волосы. В отличие от большинства новичков, Злата могла похвастаться золотистым пушком на голове.
— А кто это у нас тут? Пятнадцатый десяток? — ухмыльнулся Четырнадцатый. Злата прижалась к нему с какой-то гаденькой улыбочкой, которой я за ней раньше не замечал. Бледный просто злорадно усмехнулся.
Мельком я глянул на Хохо, но тот продолжал работать, не обращая внимания на Четырнадцатого, поэтому и я решил последовать его примеру.
— Мне кажется, в вас не хватает рвения, — продолжал Четырнадцатый, подойдя к Хохо вплотную. — Я — номерной, боец, и требую уважения.
Хохо отложил инструмент в сторону, выполнил положенный полупоклон и вернулся к работе. Все это он проделал без единого звука, и мне только осталось подивиться его выдержке. Четырнадцатый ухмыльнулся, покачал головой и кивнул Злате на Хохо. Та засмеялась, потом глянула на меня и зашептала на ухо своему десятнику. Четырнадцатый выслушал и посмотрел на меня.
— Эй ты, уважение номерному, — крикнул он.
Я отложил инструмент и постарался так же, как и Хохо, выполнить безукоризненный полупоклон.
Мне казалось — у меня получилось. Четырнадцатый был иного мнения на этот счет:
— Отвратительно, боец. Ещё раз!
Я снова согнулся в полупоклоне, сжав зубы и стараясь не показывать эмоции.
— Боец, ты слишком ленив — ещё раз! — Четырнадцатый подошел ближе. Я снова поклонился. Но не удержался от раздражённого взгляда, в чем немедленно был уличен.
— Тебе что-то не нравится, боец? — с иронией в голосе осведомился десятник. — Хочешь мне что-то сказать?
— Нет, десятник, — ответил я, приложил кулак к груди и снова поклонился.
— А мне кажется, что ты что-то хотел сказать, — протянул Четырнадцатый, глядя мне в глаза. В этот раз мне удалось остаться безучастным.
— Ему, кажется, не нравится кланяться, — промурлыкала Злата.
— Это плохо, — Четырнадцатый покачал головой. — Плохо, боец. Придётся тебе отвлечься на тренировки. Уважение!
Я поклонился.
— Ещё раз! — рявкнул Четырнадцатый.
Я снова поклонился. А потом поклонился снова и снова. Мне хотелось кинуться на него, ударить Злату, подраться с Бледным, который стоял и презрительно улыбался. Мне много чего хотелось, и самым сложным было скрывать эти желания. Но я провел в школе нерожденных много дней и умел, когда это надо, спрятать свои мысли. Пусть, став ааори, мне этого делать уже не приходилось, но это было одно из первых умений, которое я приобрел в новой жизни. Четырнадцатый внимательно следил за каждым моим поклоном, но к чему придраться — не находил.
А мне было уже некомфортно. Устать я успел за то время, пока возился с дровами, а бесконечные поклоны вызывали боль в пояснице. Но мне оставалось только терпеть и не показывать свою боль. Это стало бы отличным поводом продолжать издевательства и дальше. Ещё по школе нерожденных я понял, что слабость в таких ситуациях показывать нельзя. Если кто-то решил унизить тебя и отобрать пайку, то вариантов было только два: либо до конца бейся за еду, даже оказавшись в меньшинстве — либо подчинись. Но при любом раскладе — не показывай своей боли и эмоций. И тогда от тебя отстанут.
В этот раз меня спас гонг, возвестивший о начале обеда. Четырнадцатый раздражённо потер щёку, тоскливо посмотрел в сторону плаца и потребовал очередного поклона.
— Слишком мало рвения. Мы ещё продолжим, боец, — процедил он, а потом без замаха нанес мне удар в лицо.
Не ожидав этого, я не успел ни прикрыться, ни сгруппироваться — что, наверно, в данной ситуации было и неплохо. Сделав шаг назад, я запнулся о собственные инструменты и упал на пятую точку. Боль была такая, что чуть слезы из глаз не брызнули. «Встать! Срочно встать!» — мелькнуло в голове, и, пересиливая себя, я поднялся. Четырнадцатый и его бойцы весело смеялись, глядя на меня.
— До встречи, боец! — Четырнадцатый усмехнулся и направился прочь. За ним потянулись остальные бойцы.
— Урод, — прокомментировал Хохо, сходив к плацу и убедившись, что Четырнадцатый ушел. — Ты как, Шрам?
— Всё болит, — пожаловался я, сидя на чурбаке, который так и не успел расколоть. — И доделывать придется вечером.
— Чего он так на тебя взъелся? — поинтересовался Пузо хмуро.