Вот и сегодня, вроде заснул засветло, но эти албастовы сны, на дали отдохнуть. Понимая, что больше не усну, привычно бегал вокруг деревенских прудов, стараясь никому на глаза не попадаться. Особенно сестре, на своем излюбленном месте.
А приметы тем временем начали сбываться, выходя из нави, проблемами в явь. И где в словах бабки правь? Остаётся гадать. Началось всё с гвоздя, пахнущего ржавчиной и болью, лежащего на моем пути. Я чудом увернулся в последний момент. Уверен, помощи бабки не было. Потому как, неловко споткнувшись я слетел на обочину, где рассёк лоб и ладонь. Позже облился кипятком, пахнущим углями и гноем, но обошлось, осталось небольшое покраснение. Может потому, что зачем то потянулся, когда сломалась ручка чайника. Думаю правильно сделал, что отпросился сегодня. На ферме остро почувствовал запах смерти. Даже, бабка заворочалась, где-то глубоко внутри, что явственно намекало на очередную выволочку. Сегодня буду дома, там пахнет покоем и… И злобой. И жаждой смерти. Что за албаста? Нет этот запах идет ветром с поля. От них. Точнее от одного.
* * *
Мы подходили к деревне, а я не мог придумать причину чтобы отделиться от этой толпы. Даже являясь самым коротконогим из присутствующих мне казалось, что мы ползем. Вытянувшись длинной змеёй на узкой дороге, всем поневоле пришлось разбиться на группы по интересам, возрасту или полу. Порядок в колонне распределялся хаотично, но как то получилось, что я оказался там где меньше всего хотел, среди группы девчонок. Сначала меня это устраивало, не донимают и ладно. Они видимо услышав, крамольные в их обществе мысли, заинтересовались моей персоной. И разогреваясь, поочередно начали сыпать вопросы. Понимая что удовлетворить их любопытство, не стоит даже пытаться, я поспешил в голову колонны где вышагивал отец с Михалычем. На ходу соображая, как убежать и не обидеть коллектив.
Я почти достиг своей цели когда увидел “Ржавого”, он стоял на перекрестке и как заправский таможенник оценивал всех проходящих цепким взглядом. Мелькнула мысль, что он всех обнюхивает, так высоко он задрал свой конопатый нос. Галдящая толпа обтекала его, с частыми запинками, на тормошение зазевавшихся девчонок. Не меняя выражения лица и стойку, он короткими сухими фразами отвечал на приветствия. Пока мимо него не прошли, удивленный поведением отец и задумчивый неожиданно собранный Михалыч, не спускавший с Ржавого взгляда. Тот неожиданно очнулся, удивленно оглядел колонну и начал поворачивать голову. Теперь я был абсолютно уверен, не он провожал взглядом старших колонны, нос тянул в их сторону.
Михалыч сошел с дороги пропуская подростков, которые также кучками, поворачивали в необходимую им сторону. Кто-то поднимался в сторону восточной улицы, кто-то шёл прямо, мимо конюшни по западной, большинство, в основном младшие и девчонки поворачивали к реке. Нужно было спешить, а стать свидетелем разборки двух самцов, не поделивших самку, мне не улыбалось. Ваш объект дуэли, меня съест, если опоздаю.
– Пап, мне в больницу нужно. Я надеюсь ты вечером придешь? – подошёл я к отцу. Он в отличии от меня, проявлял любопытство и ожидал представления. – Па, не переживай, они не из-за Машки. Ты скажи вечером будешь?
– Что? А, ну да. Нет, чего мне там делать?
– Там песня будет про тебя, приходи ладно? – судя по его сморщенному лицу, лучшей фразы, чтобы отвратить от концерта, не придумать. – Не про тебя конкретно. – усмехнулся я невинно, но вышло не естественно. – Про коня песня, про свободу и любовь, про нас всех и нашу землю. – на последнюю фразу повернулись все трое.
– Ладно приду. – ответил отец, хлопнул меня по плечу трехпалой дланью и побрел к конюшне, почёсывая затылок здоровой пятерней левой руки.
– Пойдём ко мне, всё расскажешь. – сказал Ржавый в пустоту и зашагал к своему дому. Михалыч улыбнулся мне одобрительно и пошагал следом. – Василь Кузьмич с вами был? Что с ним? Во что вы вляпались, от тебя мертвечиной нес… поз… – Я решительно ничего не понимал, кроме одного, разборок из-за девок, не предвидится.
Пробегая мимо конюшни заметил зарастающую травой технику и остановился как вкопанный. Нахрена они поле окашивали, если есть конные косилки? Я сам на такой работал и сломаться безвозвратно, там совершенно нечему. Всё чинится на коленке, при помощи молотка и крепкого слова.
Не найдя обратный отклик, от читательских комментов.
Я решил воззвать к ним рифмой, призывая оппонентов.
Мозг находится в смятенье, всё ли пишется добротно?
Или действия героев, выглядят порою рвотно?
Глава 27
– О, явление христа народу. – улыбнулась мне Зина – Проходи в дом, я сейчас утятам задам и подойду. Нет, давай в дом.
Странно, вроде на брудершафт не пили, а изменения в отношении разительные. Или хватку жёсткую чувствует? Хотя, что я себе льстить пытаюсь. Сразу видно, задумала пакость. Наверно конспекты попросит переписать или организовать курсы повышения квалификации. Опять отгоняю очевидную мысль.
Она что-то знает или догадывается. Глаза. Мать догадалась и смотрела испугано. Зина с предвкушением, но не как на долгожданный подарок, который остаётся вскрыть. Нет, тут другое. Да, так смотрят, когда знают ответ, но остаётся записать и проверить результат задачи. Хотя и сомнения там мелькнули. То есть, она сделала некий вывод и будет искать подтверждение. И что мне делать? С целями я определился, а нужна ли мне для достижения Зина? Пожалуй да, но она не сможет убить, даже убийцу. Хотя? Пойдем от обратного, что нужно ей? Подтверждение своих догадок, новые знания или известность? Ладно, будем действовать по обстановке, но начнем с проверенных “мама и ребенок”. Пусть расскажет свои выводы и предположения. Что тут у нас?
Сени, за ними длинный проходной коридор, заканчивается дверью, вероятно на задний двор или уборную, вряд ли чулан. Кухня с окном в сени и спальная комната. Без окон? Кому то оторвали руки, после строительства или коридор пробивали через две стены, при разделении избы, на жилую и рабочую зоны? Чистота аж глаза болят, и явный пунктик перфекционизма, значит в приёмной не показалось. О вот и хозяйка.
– Чай будешь? Или может ты голодный? У меня пироги есть. – она от кого этого набралась? Ну детский сад, же. Накорми, помой, спать уложи, а потом уже ешь. Подыграем, мне не сложно.
– Да, так голоден, что переночевать негде и от чая, не откажусь. – а если “травки” подмешает? Ладно, видно будет.
– Как день прошёл? Чем занимался?
– День прошёл замечательно, рыбу ловили с Кузьмичём. В догонялки с Михалычем играли.
Зина удивленно приподняла брови, но возиться на плите не перестала.
– Скажи, кто тебя учил кости вправлять и лечебной физкультуре?
– Многие. От каждого понемногу взял. Ты же не ответишь одним словом, кто тебя медицине учил?
– Почему же? Я всех учителей помню и как они радовались, что я экстерном сдала экзамены и когда поступила в институт.
– А почему институт физической культуры?
– Нет, я училась в первом московском ордена Ленина медицинском институте и сейчас там на втором курсе, а в физкультурном я на курсах была. Я же рассказывала.
– Ну да, а здесь практику проходишь?
– Не совсем, я академический отпуск взяла. Нужно было, только первый курс хорошо сдать. Я сдала на отлично.
– Не понимаю, ты беременна что ли? – на мой вопрос Зина рассмеялась, но как то печально, а потом ответила.
– Нет, не интересно стало и тяжело с сокурсниками общаться. Мне 17, им от 22, многие после войны на повышение и переподготовку пришли. Сложности с коллективом.
– Извини конечно, но ты не выглядишь на 18.
– Я уже 4 года на втором курсе. – улыбнулась она. – Ну а ты где учился и сколько?
– Мне не хочется тебе врать. Ты уверена, что хочешь услышать ответ? – она вздрогнула, разливая чай, в две одинаковые большие кружки. – А если я скажу тебе правду, мне придётся тебя убить. – она медленно подняла взгляд и наклонила голову к плечу. Шутка похоже, не зашла. Я сразу понял, что убийца тут есть и это не я.
– Ну если дело только в этом, рассказывай. – и она разом расслабившись уселась напротив. Сейчас это был другой человек, от наигранного гостеприимства осталась только, лёгкая улыбка. – Я думала, клятва какая или “защита” стоит. – и она постучала себе по лбу, двумя пальцами, как приветствие или знак пистолета. Я медленно начал говорить.
– Я закончил кафедру лечебной физкультуры и врачебного контроля в Государственном центральном институте физической культуры в 1967 году. – на мои слова она никак не реагировала, только подняла взгляд вверх, как будто считая в уме.
– Так, и учился ты у Саркизова-Саразини? А, дальше чем занимался, сколько лет практиковал? Как далеко продвинется, медицина? – задавала она вопросы, каждому из которых, я изумлялся всё сильнее.
Сейчас бы не помешал приход посетителя, даже Лёхе Петуху буду рад. Но первый и единственный пациент появился через 40 минут. К этому времени, я был выжат, как муха в лапах паука. Рассказал решительно всё, что знал о развитии медицины на ближайшие 70 лет. Отвечал только на вопросы, без недомолвок и своих предположений. Часто осаживал её нетерпение, простым, “не знаю”. Вопросов по развитию медицинской техники, почти не касались. Если Зина не знала о существовании прибора, он не фигурировал в её вопросах. Ни политика, ни технический прогресс, ни судьба страны фельдшера не интересовали.
Когда я услышал приближающееся пение Олега, мысленно перекрестился. Пауза в допросе была необходима. Чувствовалось, что Зина тоже устала от обилия информации. Я не щадил её психику, давал возможность самой дойти до вопросов, раз такая умная.
Олег, шёл напевая штиль арии, но мотив был другой, тихий звук гитары только обозначал аккорды. Олегу подпевали женские голоса. Что это за песня, я догадался когда она началась с начала. От варианта “Арии”, там остались две первые строчки и те с изменениями.
– В штиль ветер молчит, затих мир окованный сном.
Штиль, наш корабль забыт, стоит, в море скованный льдом.
Такого я вынести не мог и рванул на улицу.
– Поганец, такую вещь испортил. – крикнул я выбегая из дома.
Олег, был рад моему появлению больше чем я. Он стоял в окружении Катькиных подружек и умоляюще смотрел на меня. Видно сильно девки достали, что он от музыки готов убежать. Или не от музыки?
– Катюшь, вы зачем парня мучаете? Посмотри, на нём лица нет. Ближайший месяц он не пригоден для хоровой и инструментальной службы. Пусть его Зинаида Степановна посмотрит, а я вам новую песню напою.
Через десять минут, девчонки в две руки нацарапали текст, сидя в помещении амбулатории. Все слушали внимательно, когда я исполнял композицию первый раз, даже Зина с Машей следили не отрываясь. Правда, у каждой на лице были различные оттенки удивления. Сестра как будто хотела что-то спросить, а врач наоборот нашла для очередной ответ.
Песня понравилась всем, кроме поскучневшего Олега. Он уверен, что исполнит её лучше. Никто и не спорит. Катя намеревалась начать репетицию немедленно, но с этим был не согласен мед. персонал и Зина выпроводила, гомонящую группу на улицу.
Катька сказала, что будут ждать возле пруда. Мол необходимо разобрать партии, на что я быстро пометил куплеты в её экземпляре, и сказал:
– У меня дела до вечера, – в мои планы не входило рвать горло, до конца дня, и отговорка родилась моментально. – мы с отцом, будем косилки возле конюшни восстанавливать.
– Это старые, к Сенькину полю лежат которые? А отец твой знает, что он будет косилки восстанавливать? – хитро улыбнувшись спросила она.
– Нет, но думаю будет не против. Косилкой всяко быстрее и спину рвать не нужно.
– Быстрее, но только кто же тебе даст их тронуть? Вот если разобрать или отдать кому в другой район, это пожалуйста. – продолжала лыбиться она.
– А кто же запретит? – за спиной Катьки после моего вопроса, начался шмелиный полёт, все разом решили высказать подругам главную сплетню года и непременно на ухо. Моя собеседница смотрела, как будто впервые меня видит.
– Дурак ты, Лобаста уже запретила, вот и не трогает никто. – последнюю часть она говорила разворачиваясь в сторону пруда.
Кто такая лобаста я слышал [9], но как связана русалка и косилки, решительно не понимал.
Глава 28
Серафим Иванович Огурцов, был человеком, со всех сторон положительным. Не зря его, на последнем собрании, отметил первый секретарь Московского областного комитета партии. Но нелегко доставалась похвала, высоких начальников. В прошлом году, лучшие в области показатели по зерну и свинине, чуть не перечеркнула плачевная ситуация по яйцу. И ведь все понимают, что это следствие рекордной сдачи мяса птицы в 49-м, но в положение войти не хотят. Вынь и положи им всё, по новым нормам. – думал Серафим Иванович. – А то, что нормы в 48 м и 50 м отличаются в три раза, все забыли? Но ничего, выкрутился. Проехал по соседним областям, по домашним хозяйствам района и собрал 12000 несушек.
Ох и жадный стал народ, забывать стал, кто о нем заботу имеет. Ну ничего отдохнул, нервы расшатавшиеся поправил, теперь с новыми силами за работу. Только прежде, чем объявить планы на будущий год, нужно всё тщательным образом проинспектировать, а то знаю я их. Расслабились, пока я в этой ужасной Мацесте думал за них. Вот в Женеве другое дело, помнится, как писал сам Владимир Ленин: «Швейцария особенно хороша культурностью и чрезвычайными удобствами жизни. Здесь менее нервная, менее бестолковая жизнь. Из всех мест скитаний, я выбрал бы Лондон или Женеву.» А наш Кавказ как был диким, так им и остался, лишь женщины там хороши. Это в Европе, без тугого кошелька не подойдешь, а у нас разговор быстрый.
Определенно, Серафим Иванович человек положительный, раз отмечен высокими наградами. А кто этого не прочувствовал, тем нужно разъяснить, со всем старанием. Вот и пришлось, ехать под конец недели в самую дыру района, а то вздумали решения партии и народа оспаривать. Сказано было, передать половину табуна на колбасный завод, а они тянут. И ведь могут письма начать писать, если им внушение вовремя не сделать. И инспекция не повредит, давно у них не был, подросли уже девчушки, набрались соком.
* * *
С Олегом мы работали основательно, я подробно рассказывал девушкам свои действия. Не знаю что стало причиной, время проведения процедур или усталость пациента, но когда мы закончили, он спал. Ясно одно, мой голос тут не причём, под комариный писк, засыпается плохо. Мы неторопливо пили чай и обсуждали проведенное лечение, чередуя новостями из жизни деревни и страны. Зина очень грамотно избегала любых тем, о моих знаниях и если не знать, не поймешь, что тебя уводят со скользкой темы. Маша похоже пребывала в неведении и просто радовалась за меня и дополнительную возможность учиться.
К назначенному времени мы вчетвером пошли к пруду. Как не странно, дольше всех уговаривали Олега, По дороге зашли в школу, за гармонью и постепенно увеличиваясь в размерах, наша компания двигалась к месту проведения концерта. От ДК, я убежал к Михалычу, за женской гитарой. Участковый еще не приходил, я понял это, по грязным столовым приборам, оставшимся с утра. Ничего, он мальчик большой, есть захочет прибежит.
Когда мы подходили к ДК, я удивился количеству народа, без малого пол деревни собралось. Много было незнакомых людей, вероятно наши соседи, из выселок и поселка. Каково же было моё удивление, когда я увидел обстановку вокруг пруда.
Наша деревня протянулась более чем на километр, продолжая дорогу из города, двумя улицами. Она раскинулась на восточном берегу реки, которая в этом месте делала поворот. От крайних домов до реки было ближе, чем от центральных. Нумерация шла с юга четные на восточной и нечетные на западной улице. Самый большой номер был у Кузьмича 120, в соседних домах жили его друзья-сослуживцы, с номерами 100 и 107. Видимо при раздаче делали приличный запас или за годы некоторые строения превратились из жилых в сараи. В будущем 120-и номеров не хватит, расширят не захотят и будут лепить литеры. К 2025 году деревня не получит нового статуса, но вырастет до 200 домов, сейчас жилых было не более 60 и проживало ровно 199 человек, в основном старики и дети.