— Марат уехал? — я выхожу из своего укрытия к освещенному центру парковки.
Рука Булата застывает на хромированной ручке, и он медленно разворачивается.
— Поэтому ушла?
Я не скуплюсь на улыбку победителя, даже если она преждевременна. Он знает все мои безрадостные карты. Вызывать его жалость я не планирую.
— Конечно. Если я чего-то хочу, то всегда иду напролом.
3
Стараясь не идти грациозно, но не слишком медленно, я подхожу к его машине. Встаю так, чтоб свет уличного фонаря падал мне на лицо — так глаза будут выразительнее. Даже мама как-то сказала, что они у меня красивые.
— Ну так как? Возьмешь меня с собой?
Я удерживаю его взгляд, улыбаюсь. Да, ему точно не больше тридцати. Старше он кажется из-за длинной щетины. И я точно ему нравлюсь, потому что он меня разглядывает.
— Паспорт свой покажи.
Эти слова не звучат как просьба. Это требование, и оно застает меня врасплох. Улыбка сползает с лица, я невольно отступаю назад.
— Мне девятнадцать. Можешь поверить мне на слово. Я не собираюсь светить перед тобой паспортом.
— Полчаса назад ты так уверенно рассуждала о товарно-рыночных отношениях, и завалилась на начальном этапе сделки, — жестко произносит Булат, распахивая водительскую дверь. — Отойди от моей машины, чтобы я ненароком тебя не переехал.
Я снова чувствую себя идиоткой рядом с ним. Ну что мне стоило показать паспорт? Я хочу спать с ним за деньги. Гордость здесь совсем не уместна.
— Мне не нравится мое имя, — от волнения голос взлетает на самую высокую октаву, пока я выдираю паспорт из недр сумки. — Я не люблю его показывать.
Я тычу им ему в плечо, возможно, поэтому Булат разворачивается. Смотрит на меня, опускает взгляд на розовую обложку из кожзама, будто нехотя ее берет. Если его смущает лишь мой возраст, то с этим проблем не будет. Через полгода мне исполнится двадцать.
— Володина Таисия Алексеевна. Город Череповец, девяносто девятого года рождения.
Я обхватываю себя руками и закусываю губу, глотая свое унижение, пока он неспешно перелистывает страницы. Чувствую себя лошадью на базаре.
— Мне не интересны твои услуги, Таисия, — он протягивает мне документ и снова берется за дверную ручку.
— Тая, — перебиваю его. — Мне не нравится имя Таисия.
— Тебе нужно было попытаться с Маратом, Таисия, — проигнорировав мое замечание, продолжает он. — Навязчивые малолетние оборванки меня не интересуют. Проблем с сексом у меня нет, и я не испытываю потребности за него платить. Хорошего вечера.
Может быть, потому что в моей голове все должно было сложится по-другому и потому что в этот миг я поняла, что мне придется ночевать на лавке по соседству с бомжами, что-то внутри меня ломается. Моя единственная надежда на спасение только что провалилась, и завтра мне банально будет не на что есть.
Грудь начинает ломить от растущего спазма, глазам становится горячо, отчаяние и дрожь в голосе сдерживать не удается:
— Для чего ты тогда попросил мой паспорт? Чтобы унизить меня напоследок? Ты ведь знаешь, что мне негде ночевать.
Булат бросает на меня последний, ничего выражающий взгляд и захлопывает дверь. Переливающиеся бока седана неспеша откатываются назад, шины с хрустом перемалывают мои нервы. На секунду у меня возникает мысль бросится ему под колеса. Автомобиль двигается слишком медленно и вряд ли я серьезно пострадаю, и тогда Булат точно не сможет меня оставить. Эта мысль задерживается в голове на секунду и исчезает за ненадобностью. Членовредительство — это окончательное дно. Уж лучше спать на лавке.
Автомобиль подкатывается к опущенному шлагбауму, останавливается. Через секунду эта полосатая палка поднимется, и он уедет. Я начинаю идти. Он был прав: я сама идиотка. Нужно было остаться с Маратом. Может быть, еще не все потеряно, и я могу ему позвонить? Сказать, что дела с подругой решились быстрее и предложить увидеться? Нет, не выйдет. Мой баланс на телефоне ушел в минус, а кидать просьбу о дозвоне — это такое же дно, как и броситься под колеса.
Расстояние между мной и задним бампером с горящими стоп-сигналами сокращается с каждой секундой, но шлагбаум по-прежнему остается опущенным. Сгустившуюся темноту разрезает резкий звук автомобильного клаксона. Булат требует, чтобы ему открыли. Я мысленно усмехаюсь: так тебе и надо.
Перед тем как поравняться с водительским окном, я машинально выпрямляю спину и поправляю волосы. Собираюсь гордо прошагать мимо, но замечаю, что стекло опущено и притормаживаю.
— Наверное, охранник отошел в туалет. Если хочешь, могу позвать кого-нибудь с ресепшенаа.
Булат коротко мотает головой, дескать, не нужно. Ну и к черту тебя. Я крепче прижимаю к себе сумку и, грохоча каблуками, иду вперед. Просто ведь помочь хотела.
У входа в ресторан стоит небольшая компания: несколько парней и две девушки. Смеются, переговариваются, курят. Видимо, им никто не сообщил, что сигареты давно вышли из моды. Я останавливаюсь чуть поодаль, борясь с желанием отшвырнуть тесные каблуки, которые стерли кожу до крови, и осесть на землю. Что мне сейчас делать? Куда пойти? Может быть, найти ближайший хостел и упросить администрацию разрешить мне переночевать? Взамен я бы могла убраться.
Мягкий шорох шин справа заставляет меня быстро вытащить телефон и уставиться в него. Машина Булата неспешно катится мимо меня, и я для убедительности начинаю активно водить по темному экрану пальцем.
— Таисия.
Звук собственного имени, произнесенный совсем негромко, заставляет меня вскинуть глаза, а сердце учащенно забиться. Булат смотрит на меня из-за опущенного стекла, на лице по-прежнему не отражается ни единой эмоции.
— Садись в машину.
Мой первый порыв — отказаться. Вытащить средний палец и сказать, чтобы он со своими проверками шел далеко в задницу. Я бы, наверное, так бы и сделала, будь мое положение чуть менее безнадежным.
Стараясь не делать резких движений, я убираю севший телефон в сумку, аккуратно застегиваю ее и прогулочным шагом иду к машине. Тяну ручку, но она не поддается. Кусаю губу. Это снова прикол какой-то?
Раздается глухой щелчок центрального замка, и я тогда я пробую снова. На это раз удачно.
Перекидываю через хромированный порог одну ногу, затем вторую, и с оглушительным хлопком закрываю за собой дверь. Слишком сильно. Будь на месте Булата отчим — он бы сейчас матерился.
В салоне автомобиля витает запах ее хозяина: дорогой кожи и мускусного парфюма, из динамиков звучит незнакомая расслабляющая музыка. Я вытягиваю истерзанные ноги, вжимаюсь в бархатистую обивку сиденья и смотрю на Булата.
— Меня зовут Тая. Не Таисия.
4
Манера вождения Булата идеально вписывается в его образ: уверенная и неторопливая. Его ладони едва заметно ходят на руле, когда ему необходимо маневрировать, спина расслабленно покоится в кресле. Отчим водил совершенно по-другому: подавался грудью вперед, ворчал на каждую проезжающую машину и бесконечно перестраивался из ряда в ряд. Поэтому я терпеть не могла нашу дачу — поездка туда означала два часа непрекращающейся тошноты.
— У тебя разве нет водителя?
Булат смотрит на меня мельком, после чего снова возвращает взгляд к дороге.
— Люблю ездить сам.
— Вряд ли это удобно, если ты решишь выпить.
— Не тебе об этом судить.
Я сжимаю пальцы в кулаки. Он снова указывает мне место. Навязчивая оборванка, так он сказал. Однако, сейчас я сижу у него в машине, и мы едем… Я понятия не имею, куда мы едем.
— Куда ты меня везешь?
— В квартиру.
— В твою?
— Да, в мою.
Губы непроизвольно дергаются в победной улыбке. Он везет меня к себе в квартиру. У меня все получилось. Пусть не с первого раза, но мой план сработал.
Я незаметно стаскиваю с ноги туфлю и едва не стону от облегчения. Даже страшно смотреть, во что превратилась моя ступня. Нужно будет где-то раздобыть зарядку. Моя осталась в квартире Кристины, а у Булата наверняка айфон. Но все это мелочи, о которых я подумаю позже. Главной цели я добилась: сегодня я не буду ночевать на улице.
— Мы приехали? — задаю бесполезный вопрос, когда Булат останавливается перед черными въездными воротами. Дом явно элитный: современный фасад, подсвеченные стены из полированного гранита, вдоль которых стоят клумбы с зеленью.
Булат ничего мне не отвечает, выжидает, пока кованая решетка разъедется и направляет автомобиль внутрь. Парковка внутри небольшая и сплошь уставлена дорогими машинами, названия которых я не пытаюсь угадать. Чтобы не начать крутить головой по сторонам и вновь не выставить себя провинциальной дурочкой, я сосредотачиваю внимание на ногах. За пятнадцать минут поездки они немного отдохнули, и теперь мне необходимо запихнуть их в ненавистные туфли. Я прикусываю губу изнутри, чтобы погасить рвущийся стон, когда жесткий задник вновь впивается в открытую рану. Надеюсь, Булат живет на первом этаже, ну или в доме есть лифт.
Припарковав машину, он выходит наружу, и я следую его примеру. Едва ноги соприкасаются с асфальтом, давление на пятку усиливается, и я беззвучно скулю. Боль адская.
— Иди за мной, — коротко распоряжается Булат и, не дожидаясь моей реакции, идет к подъезду. Воспользовавшись тем, что я нахожусь за его спиной, я плюю на выдержку и начинаю хромать. При первой же возможности выкину эти чертовы туфли.
Булат живет на третьем этаже, и к счастью, поднимаемся мы на лифте. Ткнув серебристую кнопку, он встает напротив и смотрит мне в глаза. Я тоже смотрю, и неожиданно для себя начинаю нервничать. Сейчас мы окажемся в его квартире один на один. Уйти и позвать на помощь будет уже нельзя. Паника во мне зреет как снежный ком по мере того, как лифт продвигается к нужному этажу. Я мысленно шикаю на себя. Во-первых, я здесь с определенной целью. Во-вторых, Булат не похож на маньяка или преступника. Если я начну бояться или сомневаться, то все испорчу.
Булат открывает дверь, цвет которой я определяю как мореный дуб — такой оттенок выбирала мама, когда красила волосы, и переступает порог.
— Где ваши манеры, многоуважаемый Булат? — комментирую шутливо тз-за его спины. — Я всегда думала, что дам пропускают вперед.
— Ты не дама, и к тому же понятия не имеешь, где включается свет.
Я плотно сжимаю губы. Все никак не могу решить — груб он или нет. Он не обзывается, ни матерится, но при этом его слова ранят едва ли не хуже.
Переступив порог, я застываю. Здесь красиво. Очень. Высоченные потолки, много места… Так много, что в одной прихожей могла поместиться вся наша квартира в Череповце.
Не снимая с ног обуви, Булат идет вглубь квартиры. Что делать мне? Последовать за ним? И почему он не разувается? Собирается уехать?
После секундных раздумий я, поморщившись, скидываю туфли и оглядываю ступни. В нескольких местах содрана кожа, сочится кровь. Выглядит жутко.
Из глубины квартиры доносится звук льющейся воды, и я решаю идти на него. Чем больше я смотрю по сторонам, тем больше меня одолевает странное подозрение, что Булат мне соврал. Не похоже, что здесь кто-то живет. Слишком мало вещей, слишком стерильная чистота и даже запах здесь совсем не обжитой.
— Это не твоя квартира, — выпаливаю я, едва Булат появляется в дверях ванной комнаты.
Он слегка приподнимает брови, дескать, поясни.
— Здесь никто не живет, это видно.
— Я живу за городом. Это моя квартира, но я в ней почти не бываю. Справа по коридору душевая. Помойся целиком. Полотенца и халат найдешь в шкафу. Эту жуткую тряпку на себя не надевай.
— Это не тряпка, а платье, — машинально огрызаюсь я, чувствуя как пунцовеют щеки. — И к твоему сведению, я принимала душ с утра.
— Ты начинаешь меня раздражать и если продолжишь, я вытряхну тебя за дверь. Не забудь помыть голову.
Он разворачивается и идет по коридору, на ходу расстегивая манжету рубашки. Я опускаю взгляд на подол платья и трогаю ткань. Оно совсем не жуткое, и я прекрасно в нем смотрюсь. Просто это он сноб.
5
Душевая — это огромное ярко-освещенное помещение, наполовину разделенное стеклянной перегородкой. Я защелкиваю замок, для верности дергаю ручку, и убедившись, что дверь закрыта, подхожу к зеркалу, занимающее без малого половину стены. Может быть, дело в дороговизне интерьера, или в унизительных словах Булата, но сейчас девушка, смотрящая на меня в отражении, мне совсем не нравится. Короткое черное платье начинает и впрямь казаться нелепым и вульгарным, а еще тушь осыпалась под глазами. Я подношу к лицу прядь волос и глубоко вдыхаю. Почему он потребовал помыть голову? Не понравилась туалетная вода Кристины?
Полотенце и мягкий махровый халат я нахожу в шкафу на противоположной стене и не удерживаюсь оттого, чтобы не ткнуться в них носом. Пахнут свежестью. Интересно, ими вообще когда-нибудь пользовались?
Повозившись с молнией, я избавляюсь от платья, расстегиваю лифчик, стягиваю трусы. Выпрямившись, кладу руки на талию и снова разглядываю свое отражение. Бабушка говорила, что я очень худая, но мне так не кажется. Я никогда не сидела на диетах, просто у меня от природы такая конституция: высокий рост, тонкие руки, длинные ноги, но при этом есть бедра и совсем не маленькая грудь.
С глухим звуком я отодвигаю тяжелую стеклянную перегородку и захожу в душевую. Растерянно смотрю вниз. Пол здесь тоже на удивление теплый.
Мне требуется не меньше минуты, чтобы разобраться с диковинными смесителями, и еще столько же, чтобы настроить температуру. Дальше доходит очередь до шампуня. Баночки, стоящие в нише, мне не знакомы, и на них нет ни единого слова по-русски. Выбрав стеклянный флакон с надписью «shampoo» я встаю под теплые струи и выливаю часть содержимого в ладонь. Шампунь явно мужской, пахнет сандалом и пряностями.
Ещё полчаса уходит на то, чтобы тщательно промыть волосы. Кондиционера я не нашла, а без него пряди сильно спутались, и мне приходится разделять их пальцами. Особое внимание я уделяю ступнями: смываю кровь и дважды их мылю. Интересно, в этой квартире найдется лейкопластырь?
Сполоснув за собой душевую кабину и убедившись, что в сливе не осталось волос, я заматываю голову полотенцем и кутаюсь в халат. Сейчас собственное отражение перестает мне казаться таким уж плохим. Щеки порозовели, и кожа выглядит отдохнувшей и свежей. Если Булат привез меня в свою квартиру, значит, мое предложение его заинтересовало и у меня есть козыри на руках. Нужно просто грамотно ими распорядиться.
Фена и расчески я не нахожу, а поэтому еще раз прочесываю волосы пальцами, складываю одежду стопкой и, не придумав лучшего способа ее разместить, кладу на край пьедестала вместе с полотенцем. Снова смотрюсь в зеркало. Я красивая и знаю, чего хочу. Не собираюсь волноваться. Слишком большой путь проделан.
Покинув теплый влажный воздух душевой, я выхожу в коридор и прислушиваюсь. Приглушенная вибрация голоса Булата долетает справа, и я на нее иду до тех пор, пока не упираюсь в приоткрытую дверь. Даю себе секунду на то, чтобы побороть внезапное волнение и собраться с мыслями, и переступаю порог.
Комната оказывается спальней. Как и везде, в ней тоже много пространства и света, а еще есть огромная кровать с высоким подголовником. Хозяин квартиры, прислонившись бедрами к комоду, разговаривает по телефону. Белоснежная рубашка выправлена из брюк и расстегнута на несколько пуговиц.
Заметив мое появление, Булат фокусируется взглядом на мне, ощупывает с ног до головы. Его бровь едва заметно дергается вверх, глаза сужаются.
— По телефону о таких вещах говорить не стоит, Газиз. Давай завтра в первой половине дня встретимся. Наберу тебе. Отбой.
Он кладет телефон на комод, выпрямляется. От пристальности его взгляда мне становится неуютно, а еще возникает желание спрятать ступни, чтобы он не видел ссадин.
— Так гораздо лучше, — негромко резюмирует он.
Скорее всего, это комплимент, но он совсем меня не радует. Наверное, потому что в его голосе нет ни теплоты, ни восхищения.
— Подойди.
Мне снова хочется ему возразить и сказать, чтобы подошел сам, но я себя одергиваю. С ним нужно быть умнее и действовать по-другому. Если уж противостоять, то не в мелочах, а ради чего-то действительно стоящего.