Янка Рам
Уязвимость
Пролог
Темнота. Абсолютная. В голове гул.
Нащупываю руками поверхность, на которой лежу. Мягкое что-то…
Отталкиваюсь от неё ладонями, сажусь. Какая-то кровать или диван… Свешиваю ноги. Слепо и растерянно веду руками, ощупывая вокруг себя пространство.
— Спокойно.
— Мамочка… — судорожно выдыхаю я, вздрогнув от страха. И пытаюсь вдохнуть, но выходит плохо. Какие-то рваные судороги вместо дыхания. И даже закричать не получается!
— Не нужно кричать, Саша.
Чувствую запах. Дорогой, мужской, тяжеловатый… Мне даже на мгновение кажется, что я уже где-то сталкивалась с ним. Но вспомнить не могу.
— Дыши… Дыши глубже… Через нос.
Послушно громко и быстро вдыхаю.
Кто это?! Где я?!?
Это он, я чувствую! Тот самый…
— Нет! — меня перехватывают за руки. — Повязку снимать тоже не нужно.
Руки у него горячие и сухие. Голос очень спокойный. Сильный и проникновенный. Низкий тембр. Говорит очень тихо, с паузами, внушающе. Каждое слово — словно увесистая печать.
— Не надо… — в шоке выдыхаю я.
— Что именно — «не надо»? Тебе ничего не грозит. К тебе никто не прикоснётся. Если ты будешь послушной. И очень скоро ты выйдешь отсюда. Невредимой и нетронутой.
В его интонациях нет надменности. Или какого-то вызова. Никакой демонстрации своей власти или угроз. Он говорит со мной успокаивающе, как врач-психиатр с буйным пациентом. Я слышу в его голосе заботу, и даже трепетность. Но это абсолютно не делает этот голос менее внушительным или обещающим какие-то уступки. И от этого я впадаю в ещё большее оцепенение. Потому что не могу представить ни одной ситуации, в которой психически здоровый мужчина может так говорить с похищенной им женщиной. И я опять начинаю истерично дышать, погружаясь в паническую атаку. В голове несутся всякие картины из фильмов ужасов про маньяков. Мне кажется, они именно так говорят со своими жертвами. Играют с ними, как с куклами. И мои завязанные глаза тоже как элемент игры.
Но шокированно понимаю, что его приказ не снимать повязку я буду исполнять. Потому что если я увижу его лицо…
— Пожалуйста, отпустите меня.
Я не знаю, зачем это говорю. Что вообще говорят больному на голову извращенцу, находясь в его власти?!
Господи… Я же знала, что это просто так не закончится!
— Саша… — очень мягко. — Мне жаль, что ты так напугана. Но здесь тепло, чисто и совершенно безопасно. Я тебе гарантирую это. Не надо бояться. Мне не нужен твой ужас. Мне нужно, чтобы ты успокоилась. Я сделаю несколько фотографий и отпущу тебя.
— Каких фотографий? — в ужасе сжимаюсь я.
— Красивых…
Красивых?… От слёз повязка на глазах становится мокрой.
— Покажи мне, пожалуйста, свои кисти…
Сдерживая рыдания, протягиваю трясущиеся руки.
— Не надо! Пожалуйста… Не трогайте меня…
— Обними себя за плечи.
Мне и самой дико хочется сделать это, чтобы как-то прикрыться и защититься.
Слышу несколько щелчков фотокамеры.
— Я только сфотографирую. Ты не будешь обнажаться, я не буду прикасаться. Ты слышишь меня?
— Да… — выдыхаю я.
— Что тебя так пугает?
— Вы… меня похитили.
— Да. И скоро отпущу.
— Зачем?… Чтобы сделать фото? Вы могли бы просто договориться со мной об этом. Вы же знаете, что я подрабатываю натурщицей. Зачем Вы так сделали?
— Я сделал так потому…
Ещё несколько щелчков…
— Саша, кисти на шею, пожалуйста. Предплечья крест-накрест. Так, чтобы пальцы обхватили подбородок и челюсть. Расслабь пальцы. Лицо чуть выше. Прекрасно… Спасибо… — его голос снижается до шёпота.
Несколько щелчков фотокамеры.
Моё дыхание немного успокаивается. Он правда меня отпустит?!
— Распусти, пожалуйста, волосы.
Послушно делаю всё, что он просит.
— Пальцы в пряди, лицо опустить… Расслабь губы…
Щелчки камеры.
— Спасибо… Сними, пожалуйста, свитер.
— Но Вы же сказали… — всхлипываю я.
— Только свитер. Мне нужны твои плечи. Несколько снимков — и ты наденешь его обратно. Обещаю.
Стягиваю свитер, оставаясь в тонкой маечке. Меня не смущает моё тело, я знаю, что оно красиво. И спокойно обнажаюсь перед художниками. Но сейчас… Это ужасно просто! И мне хочется спрятаться. Моё тело зажато. Я едва могу оторвать от себя локти, чтобы выполнить его просьбу.
— Я сделал так потому, что когда спадёт первый ужас… И ты почувствуешь, что тебе ничего не грозит…
Ощущаю, как его пальцы едва ощутимо поправляют волосы на моём плече.
— Но… Оставаясь во власти незнакомого мужчины, в моей власти… Оставаясь беспомощной… Ты вдруг почувствуешь… — его шёпот приближается, и запах становится ярче. — Ты почувствуешь…
Меня окатывает горячей волной, и дыхание сбивается. По спине идёт судорога дрожи. И, впадая в ступор, я чувствую, как совершенно нелогично между ног мне становится горячо и мокро.
— Ты почувствуешь…
Его губы едва-едва касаются кромки моего уха.
— Чистую… прозрачную… уязвимость.
Дыхание рвётся, рвётся, рвётся! От его горячего мужского запаха и практически физически ощутимого давления на меня. Этот запах пронизывает изнутри, упираясь в самое чувствительное место где-то внизу живота. Как будто я лечу вниз на качелях. Мурашки, идущие по спине, превращаются в какое-то жгучее онемение, обхватывающее мою шею, лицо, концентрируясь на затылке…
— Дай мне свою уязвимость, Саша…
Вспышка…
Меня оглушает от оргазма. Тело передёргивает. Судорожно, неконтролируемо вдыхаю, хватая пальцами воздух.
Щелчок… Щелчок…
— Спасибо. Всё.
Глава 1 — Проблема пошлости
Долгое сидение в одной позе — это нагрузка. Особенно, если поза вынужденная, и приходится удерживать на весу руки или ноги…
— Сашенька…
Педагог по скульптуре, пожилая Елена Николаевна, поправляет мне позу.
— Ещё пятнадцать минут. Потерпи…
Несколько студентов ваяют мой силуэт в уменьшенной пропорции.
Моя ступня поставлена носочком внутрь и приподнята на пальцах. А руки подняты. И так уже второй час. Я привыкла к нагрузкам такого рода и неподвижности. Но сегодня мне почему-то тяжело даётся поза. Белая простыня, прикрывающая пах, съезжает по бёдрам.
Икру сводит, и я, невольно вскрикнув, начинаю её разминать. Голая грудь покачивается от ритмичных движений. Ловлю несколько горячих взглядов.
— Всё, на сегодня достаточно! — поднимая руку вверх, останавливает процесс Елена Николаевна.
Поднимаюсь, разминая тело. Оборачиваюсь простынёй. Ближайший ко мне парень отходит от скульптуры, вытирая руки фартуком, и протягивает мне ладонь, помогая спуститься. Прихрамывая, преодолеваю три ступеньки пьедестала.
— Спасибо, — взлетают его ресницы, открывая прямой горящий взгляд.
— За что?
— За красоту… — трепетно вздрагивают его ноздри.
Сдержанно улыбнувшись, киваю и ухожу в раздевалку. Останавливаюсь перед зеркалом. Простыня падает в ноги.
Веду пальцем по зеркальной поверхности, обрисовывая каплеобразную грудь, немного тяжеловатую на хрупкой фигуре. В остальном моё тело идеально.
Кисть не терпит абсолютного совершенства, как и глина. Изображение получается выхолощенным. И для натурщиков важно, чтобы что-то в их теле оживляло образ. В моём теле это грудь и глаза. Грудь у меня великовата… А глаза бабушкины: большие, открытые, с очень светлой серой радужкой, которая обведена широкой тёмно-сизой каймой. Один художник сказал, что это делает взгляд очень глубоким.
После двухчасового позирования я чувствую себя уставшей и липкой. Мышцы подрагивают от перенапряжения. Стрейчинг можно сегодня отменить. Тем более что если меня выберут для фотосета, я на него не успею.
Быстро ополаскиваюсь. Отжав волосы, собираю их в шишку.
Телефон пиликает смской. Это Стас. Он должен отвезти меня на кастинг.
На выходе из Института искусств меня догоняет тот самый парень из группы студентов.
— Александра…
Немного смущённо останавливаюсь. Я не привыкла общаться с теми, кто рисует или фотографирует меня, за рамками павильонов и студий. Мне кажется, это интимно, и должно оставаться там. Обывательская атмосфера всё опошляет.
— Меня зовут Вадим.
Обычный парень. Джинсы, куртка. Слегка непослушная копна волос и преданный, очарованный взгляд. Это не первый раз…
— У нас есть повод для знакомства? — делаю я шаг назад, увеличивая дистанцию между нами.
— Наверное, нет. Но я хочу попытаться. Можно я напою Вас кофе?
— Извините, Вадим. Я очень тороплюсь.
Грустно вздыхает, с улыбкой поджимая губы.
— К кому-то же на ладони садятся такие восхитительные феи… Как они выбирают ладони?
Как выбирают? Ах, Вадим… Мне бы самой понять — как я выбрала и почему именно их.
— В хороших Вы руках, Александра?
— Конечно, — выдавливаю я из себя, вежливо улыбаясь ему. — Всего хорошего, Вадим.
Поспешно иду к машине Стаса. «Конечно»?! В самом деле, Александра? Я скептически фыркаю на себя. Но какая уважающая себя женщина признается постороннему мужчине в обратном?
Сажусь в машину.
— Привет.
— Ну, привет, Саш, — недовольно поджимает он губу. — Здесь уже все полюбовались телом моей женщины? Едем открывать новые горизонты?
Бросив на него искоса взгляд, в который раз рассматриваю безупречный профиль Стаса.
Это пошло — любить в мужчине только лишь внешность? Пошлятина жуткая, да. Но так тоже бывает. Внутри меня есть это жгучее, болезненное чувство к нему. Но я не могу отыскать в своём мужчине ничего, что радовало бы меня, кроме этого красивого профиля. Я помню, что он точно чем-то очаровал меня, когда мы познакомились, но не могу припомнить, чем. И смотрел он на меня тогда с восхищением, а не как сейчас — с лёгким пренебрежением и отвращением.
Я не отвечаю на его претензию. Этот разговор был у нас уже несколько раз.
Нервно срывает машину с места.
— Ты, наверное, ждёшь от меня предложения, Саша?
Второй год мы вместе. Наверное, жду. Пожимаю неуверенно плечами.
— Давай сделаем так. Ты отказываешься от этой своей темы с обнажёнкой, переезжаешь ко мне, мы сдаём твою квартиру. И тогда я серьёзно подумаю о предложении.
Отрицательно качаю головой. Это, по-моему, ещё пошлее, чем любить мужчину за профиль.
— Если мужчина хочет сделать предложение, он делает его, а не шантажирует им.
— Это ты про какого мужчину конкретно?
— Про своего будущего мужа.
— Тогда скажи мне прямо: «Я тебя, Стас, разлюбила».
Господи… Тяжело вздыхаю. Сегодня вечер пошлых перлов.
— Да что тебя так держит в этом? Деньги? Не такие уж и большие это деньги… Если ты меня не обманываешь, конечно. И твоя зарплата только за позирование. Если сдать твою квартиру, то получится столько же.
— Мне нравится то, что я делаю.
— Что именно?! Обнажаться? Это сексуальное отклонение, не находишь? Распущенность! А я могу получать хотя бы долю её в нашей постели? Или всё тратится там, в твоих студиях?
— Что, прости?
— Ты слышала! — резко тормозит у фотостудии.
— Мне нравится быть объектом вдохновения и эстетического наслаждения.
— Ну да! Конечно!
— И да, то, что я вижу в глазах художников, наполняет меня, а то, что я чувствую и вижу от тебя — опустошает.
— Вот пусть тогда они и решают твои проблемы, раз такие классные! Всех благ, Саша!!
Забираю сумку. Выхожу, сглатывая тревожный жгучий ком в горле.
Я не воительница Зэна. Я, скорее, бабочка, которой нужны «ладони». У меня много проблем. И я очень боюсь остаться с ними наедине.
Но…
Машина уезжает, и я остаюсь.
Глава 2 — Кастинг
В холле фотостудии столпотворение. И я с недоумением останавливаюсь у стеклянной двери. Мне очень не нравится быть частью толпы, и в какую-то секунду возникает порыв выйти отсюда и не идти на этот кастинг. Но мне очень нужны деньги, поэтому остаюсь.
В паре метров от себя вижу светлую косу знакомой девушки-модели.
— Свет… — через чужие спины дотягиваюсь до её плеча.
— Саша! — оглянувшись, улыбается она. Протискивается ко мне.
— Почему столько людей?
— А ты видела гонорар?
— Мм… Нет. Не успела дочитать информацию в рассылке. Торопилась. Записала только время и адрес. А какой гонорар?
— Сто штук за несколько часов фотосессии.
— Ой, я, наверное, пойду. Порно какое-нибудь…
— Кто тебе за порно сто штук заплатит? Максимум полтинник. И то… Да и кто будет снимать для этого студию? У них свои студии. Фото художественное, Саш.
— Правда?
— Правда-правда…
Душно… Развязываю шарф на шее, снимаю капюшон пальто.
Из-за спин девушек я не вижу, что происходит. Стоит гул голосов. Вдруг среди них выделяется командный тон громкого женского голоса:
— Так, девочки! Уверена, что многие, увидев сумму гонорара, не удосужились прочитать приложение к рассылке с требованиями. Поэтому давайте перед кастингом отсеем лишних. Все, у кого есть тату, включая декор-татуаж и перманент на лице — на выход. У кого наращены волосы, ресницы, ногти — на выход. Вычурный или неровный цвет волос, включая чёрный — на выход. Осветлённые девушки, не готовые перекраситься в свой цвет — на выход.
Света с грустным вздохом пожимает плечами. Мы с ней касаемся друг друга пальчиками в знак прощания, и она увлекается потоком, идущим «на выход».
Теперь я вижу женщину, которой принадлежит командный голос.
В брючном костюме. Лет тридцати шести-тридцати восьми. Очень красивая, ухоженная, но внешность слегка грубоватая и стервозная. Под стать голосу и интонациям.
— Так, что там у нас ещё? Филлеры в скулах, накачанные губы, ботекс — на выход. Сделанная грудь, попа — на выход. Короткие стрижки — на выход. Фитнес-девочки с вычурной мускулатурой — тоже. Ну, вот… — удовлетворённо осматривает она оставшихся.
Практически все ушли. Нас всего человек десять.
— Вы и вы, — указывает она ещё на двух девушек длинной незажжённой сигаретой, которую покручивала всё это время в пальцах, — тоже не подходите.
— Почему? — хмурится одна из них.
— Лично Вы — по типажу. У вас нордический тип. Брови-ресницы слишком светлые. Фотопроект не подразумевает мейк-ап. Поэтому — нет.
Вроде бы она говорит вежливо, но интонации давящие, граничащие с пренебрежением. Пытаюсь поймать в её глазах это пренебрежение. Его нет. Наверное, такая манера разговаривать…
— А я? — интересуется вторая.
— А у Вас сделан нос. Сделан плохо. Пропорционально не подходит к другим чертам лица, и разрез глаз из-за этого поплыл. Верните свою горбинку, если хотите претендовать на художественные фотопроекты.
— Извините, — взмахиваю я рукой, привлекая внимание этой женщины.
— Меня зовут Арина.
— Арина, — киваю я. — Очень приятно. У меня есть шрам на бедре. Если это тоже табу…
Не хочу тратить своё и чужое время, если вдруг не подойду в итоге.
— Шрам — не табу, — отмахивается она, не дослушивая. — Все, кто остался, за мной.
В большом павильоне фотостудии притушен свет. Десять высоких барных стульев в ряд у чёрной стены. На каждый светит яркий прожектор.
Медленная завораживающая музыка. Я люблю эту композицию — «Fortune's Fool», Hiatus.
— Макияж смыть. Волосы распустить. Раздеваемся до трусиков — и каждая на свой стул. В любую позу.
Мои волосы ещё влажные. Распускаю, встряхиваю, вздрагивая от холода. Провожу пальцами по хлопковым чёрным трусикам, поправляя их поровнее. Присаживаюсь на высокий стул, ставлю одну ступню на стальную дугу для ног, вторую — на сиденье, подтянув колено к груди. Обнимаю себя за ногу, перекидывая волосы через одно плечо. И замираю.
Свет от прожектора греет… Он такой яркий, что я ничего не вижу вокруг.