— Позволь, родитель, мне счастья попытать, — промолвил средний сын.
— Доброе дело! Поезжай, — сказал отец.
Уехал средний сын. День за днем, неделя за неделей время идет, как вода течет. На исходе девятой недели воротился путник и говорит:
— Истинную правду брат сказывал: нет ни проезду, ни проходу через тот глухой лес. Пробовал я в объезд минуть его, только понапрасну коня изнурил и сам притомился — конца-краю лесу не нашел. Стал через лес пробираться и тоже наехал на шестиохватный дуб, а под дубом старик. «Напои, просит, немощного старика водой, сынок!» — «Где я тут тебе воды возьму, когда и сам я и конь мой уже три дня от жажды изнываем, росяной капли во рту не было».
Только я это сказал — не стало старика, будто сквозь землю провалился, а передо мной сплошной стеной лес стоит, и такие буреломы, что ни конному, ни пешему век не пробраться. Повернул коня и еле-еле, чуть живой от голода и жажды, в обратную сторону выбрался. Никакой Страны Светлого дня нету в той стороне. Зря люди наболтали.
Опечалился отец, опустил седую голову и тяжко вздохнул.
— Не удастся ли мне попасть в Страну Светлого дня? Позволь, батюшка, попытать счастья, — просится младший сын Иван.
— Попытка не пытка, — молвил отец, — да что в том толку, коли через лес проезду нет. Все равно воротишься, как и старшие братья, ни с чем.
Не унимается Иван, стоит на своем:
— Отпустишь — поеду, и не отпустишь — поеду.
Махнул отец рукой:
— Поезжай, коли уж такая охота, потешь себя, а мне, видно, так и не избавиться от недуга.
Иван мешкать не стал. Скорым-скоро собрался, с домашними распростился и покинул родительский дом.
Ехал он полями широкими, через топкие болота переправлялся и увидал впереди: лес синеется — глазом не охватишь, ни справа, ни слева не видно конца-краю.
«Что делать? — думает Иван. — Пытался было средний брат объездом лес миновать — не объехал, только время потерял. Дай попробую напрямую пробираться, неужто не пробьюсь?»
В ту пору понадобилось через реку переправляться, и вспомнил Иван братнины рассказы о том, как жажда их донимала. Коня напоил, сам напился и дорожный жбан дополна налил водой.
Через реку переправился и в скором времени достиг леса. Едет день и другой. На третий день на закате солнышка подъехал к матерому дубу толщиной в шесть обхватов. Под дубом старый-престарый старик сидит.
— Ох, добрый молодец, помоги мне! Жажда вконец истомила, дай напиться!
Иван тотчас спешился, подал старику жбан:
— Пей на доброе здоровье!
Поехал как-то раз царь с новым егерем на охоту.
— Главный сенатор хвалил тебя, — сказал царь егерю. — Говорил, будто можешь любого зверя загнать и живьем поймать. Правда ли это?
— Мой дед и мой отец весь свой век охотой промышляли, — отвечал егерь. — Лучше их, пожалуй, охотников не было. И меня с малолетства отец к охоте приучал, и я кое-что у него перенял. Когда у твоего главного сенатора служил, он моей службой доволен был, а как тебе моя служба приглянется, не знаю.
В тот день набили они много дичи. А под конец царский егерь загнал и живыми поймал двух зайцев. Глядит царь на своего нового егеря, не налюбуется, а на привале, когда выпил да закусил, и вовсе разошелся, принялся взахлеб хвалить:
— Много у меня хороших егерей, а такой сноровки, как у тебя, ни у кого нет!