Оля закатила глаза.
— Да не только секс мне от тебя нужен! — моментально отреагировал Воронцов, хотя она и слова не сказала.
Да уж, конечно.
— Еще спасаешь даму из беды, как заштатный рыцарь?
Воронцов хмыкнул.
— Это ты у нас рыцарь овсяных хлопьев, Оля.
Оля отвернулась к окну, едва сдерживаясь.
— Я испугалась тогда.
— А о моих чувствах ты подумала? — ответил Воронцов. — Не каждый день меня встречают девушки с коробкой на голове…
Он резко взял вправо, и Оля вцепилась в сидение.
— Теперь, серьезно, — сказал Воронцов. — Ты кого-нибудь посвящала в свои планы?
— О твоем похищении? Шутишь? Как ты себе это представляешь? «Налей мне для храбрости, Вовчик, а то я собираюсь похитить и хорошенько оттрахать нашего босса»?
Воронцов шумно втянул воздух сквозь зубы.
— Ты слова все-таки выбирай, — сказал он.
— Ну, именно так это бы и звучало, поэтому, как ты понимаешь, никому и ничего я не говорила, — вздохнула Оля. — Это вообще спонтанно вышло.
— То есть ты случайно осталась в клубе после увольнения… И со мной ушла случайно, — он в задумчивости барабанил пальцами по рулю, пока стояли на светофоре.
— Вряд ли твой друг мог это предвидеть, если ты к этому клонишь.
— К этому, — кивнул Воронцов. — Кому-то нужно было, чтобы ты ушла первой, потому что все дела в клубе на тебе завязаны. А с твоим уходом — все концы в воду. А я, ну как бы это сказать… Не самый отходчивый человек, так что не стал бы слушивать твои объяснения. Да и к чему они? Лицензия просрочена, конец истории и твоей карьеры.
— Хочешь сказать, что… Если бы тогда, в вип-ложе, я пыталась объясниться, все было бы бестолку?
— Скорей всего. А еще рано или поздно я бы узнал, что ты дочь Иваныча. Почему он не сказал мне сразу об этом, Оля? Какие у тебя отношения с отцом были?
Оля заворожено глядела на мелькающую перед капотом дорожную разметку, и даже больше не сжимала ремень безопасности до побелевших костяшек.
— Никакие, — вздохнула она. — Не было у них отношений. Рабочие моменты и только. Они развелись, когда мне было пять, а где-то с трех моих лет уже не жили вместе. Так что отца я не знала. А устраиваться в клуб пришла случайно. Отца даже не было на месте. Помню, как тогдашний администратор, глядя на мои документы, сказал: «Ничего себе, а вы однофомилица нашего босса». А потом отец пришел, удивился, обрадовался, взял на работу и сразу ввел в курс дела. И потом пропал. Он не очень интересовался клубом, хотя на предложения о том, чтобы продать клуб, всегда отвечал отказом.
— Он никогда не обещал, что оставит клуб тебе?
— Нет. Да и глупо было обещать подобное. Он даже с Женей разговаривал куда больше, чем со мной.
— И ты не знаешь, почему он вдруг решил поставить клуб на кон?
— К сожалению, нет. Его проигрыш был как гром среди ясного неба. Хотя я знала, что он играет и что много пьет, но он вроде держался… Правда, помню, к нему приходил накануне какой-то мужик, сначала просил, потом даже требовал клуб продать, угрожал, а отец ему тогда сказал: «Уж кому, а тебе я его никогда не продам». А потом мы узнали, что теперь ты наш новый босс.
— Интересно, — пробормотал он. — Спасибо за честность. Теперь моя очередь.
Воронцов свернул с главной дороги во дворы. Возле ярко-красного забора с улыбающимися желтыми Колобками заглушил мотор.
Оля покосилась на родителей с детьми, которые выходили из калитки. Сглотнула. Может, им не туда, а просто место для парковки нашлось рядом с садом?
— Готова? — спросил Воронцов.
— Нет, — честно ответила Оля.
— Я тоже, — кивнул Воронцов. — Так что идем.
Аромат тушеной капусты в коридорах детского сада навевал ностальгию. Надо же, а детские сады по-прежнему пахнут так же, как и в Олином детстве. Интересно, холодный кисель тоже по-прежнему выглядит, как вязкая розовая жижа в высоких стаканах?
В животе вдруг заурчало. Так громко, что Воронцов даже обернулся.
— Вкусно пахнет, прости, — прошептала Оля.
— В детстве никогда не ел капусту, — сказал он.
— Я тоже. А сейчас бы с удовольствием.
Воронцов остановился перед дверью с нарисованной божьей коровкой. «Старшая группа», прочла Оля.
Еще можно надеяться, что он забирает чужого ребенка? Да ладно, Оля, какие сумасшедшие родители доверили бы этому безумному гонщику свое чадо?
Воронцов вошел первым, оглянулся, потянул Олю за собой. Оля оказалась в предбаннике, забитом родителями и детьми. На нее никто не смотрел, хотя казалось, вот-вот разоблачат самозванку.
Из группы выходили крохи, другие в глубине комнаты смирено сидели возле тарелок. Здесь капустой пахло еще сильнее. И вкуснее. И чего она в садике, спрашивается, отказывалась от бигуса?
Воронцов вдруг надвинулся на нее и закрыл собой, на миг выразительно указав на распахнувшуюся блузу. А что? Сам виноват в том, как она сейчас выглядит. Оля стянула края на талии и почувствовала пристальный взгляд пузатенького отца.
Взгляд заинтересованно скользил по глубокому вырезу. Ну, не при собственных же детях, мужчина!
Воронцов почти полностью закрыл ее собой. Понятно, на родительские собрания с такой ревностью, ходить тоже будет сам.
Так, Оля, в какую это степь тебя понесло? Какие собрания? Какие родители?
— Папа! Ты пришел!
Оля забыла, как дышать.
А Воронцов нагнулся и поднял мальчугана на руки. Волосы, как у глаза, у ребенка были светлыми, тогда как у отца и борода, и волосы, и глаза были почти черными. Оля искала сходство во внешности, не находила.
— Ой, — сказал мальчик, заметив спрятавшуюся за спиной отца Олю. — Привет.
— Привет, — выдавила Оля. — Вкусная капуста?
— Нет, я ее даже не ел.
— А вот это ты зря, — вздохнула Оля.
— У меня есть булочка, хочешь, поделюсь?
— Переобувайся и едем, — встрял Воронцов. — Там ее и накормим.
— Здравствуйте, Алексей Сергеевич! — промурлыкала воспитательница. — Давно вас не видели.
Детей тут вообще никто не замечает, что ли?!
Оля громко кашлянула, пока Воронцов вежливо здоровался с молодой воспитательницей. Она хоть совершеннолетняя? По виду не скажешь.
— Рады наконец-то познакомиться с мамой нашего Даника, — встрял многодетный мужчина. — Приходите на день рождения всей семьей, если работа позволит.
Оля моргнула. Мама? Это он про нее?
— Обязательно, — ответил Воронцов, собственнически притягивая ее к себе за талию.
Ого, какая насыщенная жизнь в садиках, оказывается.
— Отпусти, — прошептала Оля.
— Нет, — отрезал он.
— Да я вздохнуть даже не могу, Воронцов!
Хватка ослабла только, когда дети с отцом дружной ватагой выбрались наружу.
Воспитательница не сводила с Ольги взгляд. Очень, похоже, что она прекрасно знала или понимала, что никакая Оля не мама сыну Воронцова, но вслух ничего не говорила.
— Я готов, пап!
— Отлично, — выдохнули они разом, посмотрели друг на друга и рассмеялись. — Идем отсюда быстрее.
В детском батутном центре было многолюдно, шумно и жарко. На Олю и ее блузу с вызывающим декольте никто не смотрел. Поскольку некоторые мамочки, похоже, вообще не знали, что их одежда может застегиваться на все пуговицы.
Раньше Оля видела такое скопление полураздетых женщин только в клубе, но на то он и ночной клуб. Здесь же все было почти также с той лишь разницей, что из колонок лились треки из «Маши и Медведя», а вместо алкоголя подавали молочные коктейли.
Пока Данила был рядом, Оля никаких личных вопросов Воронцову не задавала, обсуждали только начинки к пицце. Еду Даник решил не дожидаться, умчался скатываться с батута, высотой, должно быть, с трехэтажный дом.
— А это не опасно? — спросила Оля.
Даня в этот миг с визгом слетел вниз, помахал им и помчался на второй круг. Оля поняла, что сидела не дыша, пока он взбирался.
— Там же дети взрослые, смотри! Ох, черт возьми, куда лезут? Он же меньше! Эй, мальчик! Да ты, не делай вид, что меня не слышишь! Пропусти мальчика. Да вот этого. Видишь, он же меньше тебя! Спасибо.
Оля вернулась за стол. Воронцов протянул ей стакан с соком, и она осушила его залпом, не сводя взгляда с батута.
— Сплошные нервы, — проворчала она. — И это называется развлекательный центр? Чему ты так улыбаешься?
— Да так… Тебе может чего покрепче взять? На тебе лица нет.
— Не-е-ет, дважды я на это не куплюсь, Воронцов. Мне нельзя пить.
— А мне понравилось, какой ты была, когда выпьешь.
— Зато мне…
Воронцов удивленно приподнял бровь. Мол, ну давай, соври, что не понравилось.
— В общем, пить я не буду. И не уговаривай.
— Как знаешь, — Воронцов откинулся на спинку стула. — Кстати, просто поражаюсь, твоей сдержанности.
«Это потому что я трезвая», — чуть не ответила Оля.
— Ну… Не люблю лезть в душу, если честно. И так понятно в общих чертах. У тебя есть теща и сын. Значит, когда-то ты был женат, но вы с женой разошлись, что меня не удивляет при нашей статистике разводов. С тещей у тебя отношения сохранились хорошие, а с женой, вероятно, нет, поэтому она предпочитает общаться с тобой через нее. Ну, зато тебе с сыном не запретили видеться, и теперь ты вроде воскресного папы. Все правильно?
Воронцов молчал долго.
— Нет, — сказал он глухо. — Права ты только в том, что у меня есть теща, потому что когда-то я действительно был женат. Вот только я вдовец, Оля. Почти пять лет.
Оля окаменела.
— Мы поженились, когда ей было восемнадцать, а мне двадцать. Она забеременела, а я был влюблен по уши. Денег, конечно, не было вообще, но родители обещали помогать. А потом… Потом Маше поставили диагноз. Беременность сработала, как бомба замедленного действия. Я ушел из спорта, потому что плаваньем много денег не заработаешь. Но все равно не успел ничего сделать. Маша умерла, а я остался с Даней. Он — ее вылитая копия. После ее смерти ни о какой спортивной карьере, конечно, и речи быть не могло. Лариса Петровна сидела с сыном, пока я работал то тут, то там. Через два года открыл первую забегаловку возле рынка. В одной из инстанций случайно познакомился с Иванычем. Он привел меня в закрытый покерный клуб, где я познакомился с нужными мне людьми, и через еще два года я открыл ресторан. А потом вдруг выиграл у него ночной клуб, и вот я здесь.
— Мне очень жаль, — прошептала Оля.
Он кивнул.
— Я так и не понял, что нужно отвечать в таком случае, — вздохнул Воронцов. — Благодарить? Молчать?… Надеюсь, теперь ты понимаешь, что я никак не мог рассказать тебе об этом сразу же на утро.
— Понимаю… И пожалуй, все-таки выпью.
Когда они возвращались домой, машина была под завязку забита воздушными шарами, и все их нужно было в целости доставить до квартиры. Даня пока ехали, заснул на заднем сидении, взяв с Оли обещание, что она поможет ему с шариками.
Воронцов взял сына на руки, чтобы донести до квартиры. А Оля, следуя обещанию, тащила следом шары. В лифт влезли с трудом. При попытке впихнуться, шары угрожающе скрипели.
Распахнув дверь ключом, Воронцов, на ходу скинув обувь, прошел вглубь квартиры. Оля осталась стоять в прихожей со связкой шаров, не совсем понимая, что делать дальше.
На звуки из кухни появилась женщина в переднике. При виде Оли охнула, коснувшись ладонями щек. Оля увидела свое отражение в зеркале в прихожей. Глаза были размером с блюдца.
— Простите, не знала, что Алешенька будет не один. Меня зовут Лариса Петровна.
— Оля, — кивнула она. — Это шарики Даника. Он заснул…
Тут к ее огромному удивлению, Лариса Петровна тепло обняла за плечи. Когда теща Воронцова отстранилась, в ее глазах блестели слезы.
— Наконец-то, — шмыгнула она. — Я так рада видеть Алешеньку с кем-то. А то только работой себя гробит. Совсем волком живет. Никого он никогда не приводил. Ни разу за эти годы. А ему семья нужна, а то пропадет мужик.
— Мне очень жаль, — выдавила Оля.
Лариса Петровна вытерла глаза передником.
— Спасибо, Оленька. Это моя боль, с ней мне и жить, сколько отведено. А Алеша пусть нормальной жизнью еще поживет. Да и Даниле нужна семья, может быть, даже сестренка или братик.
— Кхм, — кашлянул Воронцов. — Добрый вечер. Я уложил Даню, но он… похоже, проснулся.
Мальчик выглянул из-за его спины. Подбежал к Оле.
— Ух ты! Все целы! А на тебя можно положиться!
Оля вернула ему шарики.
— Теперь твоя очередь следить за ними.
— Ну идем, Даня, руки мыть, раз проснулся. И ужинать.
— Ба, мы пиццу ели! Не хочу ужинать!
— А я пирожков напекла, зря что ли?
Пирожки, подумала Оля. Боже, Даник, иди, ешь пирожки, пока можешь.
— Я отвезу Олю и вернусь, — сказал Воронцов.
— Ой, не торопитесь! — отмахнулась Лариса Петровна. — Хотите пирожков дам с собой?
— Очень хотим, — вырвалось у Оли.
— Вот и замечательно! Даник, мой руки тщательнее, я все вижу, — крикнула она, проходя мимо ванной на кухню. Откуда тут же вернулась с пакетом. Аромат стоял умопомрачительный. — Держите.
На обратном пути ехали молча. От пирожков Воронцов тоже отказался, и Оля не спеша смаковала вкуснючие, какие ей только доводилось есть, пирожки.
Молчание Воронцова действовало на нервы. Какую часть разговора он подслушал? Наверное, братья и сестрички для сына его так напугали, а то ведь ни единого намека, ни единого поползновения в ее сторону за всю дорогу до дома, как остались в машине вдвоем.
Волноваться сил не было. Скорее, наоборот, ей владели умиротворение и спокойствие. От пирожков ли, бокала пива или того, что вчера почти не спала из-за того, что полночи лепила вареники, Оля только на минутку прикрыла глаза.
И сама не заметила, как заснула.
Глава 23. Ровно в два раза хуже
Оля заснула. Так бы и ездил, глядя, как скользит свет фонарей по ее лицу. Какой же ты придурок, Воронцов, как вообще можно было принять ее за шлюху?
Он уже подъехал ее к дому, но в последний момент проехал мимо нужного поворота. Ему нужно подумать, а она пусть спит. Воронцов опустил сидение, но Оля даже не проснулась. Так бы ее возил в своей машине, чтобы принадлежала только ему и никто больше на нее не смотрел.
Даже в туалет ее одну нельзя отпустить. Ведь сразу почувствовал неладное. И нашел возле туалетов, а парень какой-то руки расставил, не дает пройти, пока телефончик не даст. Ни на минуту нельзя оставить, взорвался тогда Воронцов.
— Ой, — отмахнулась Оля. — Зря ты. Обычная ситуация из жизни женщины.
— Зря? — не поверил своим ушам Воронцов. — Может, еще скажешь, что надо было тогда спокойно из соседней комнаты слушать, как тебя тот мужик пытается изнасиловать?
— Да я бы справилась… Как-то, — тихо ответила Оля.
— Справилась бы она, — прорычал Воронцов. — Да как тебя отпускать вообще без охраны куда-нибудь? Куда отец-то смотрел, когда в клуб тебя устроил? Сколько тебе тогда было?
— Восемнадцать. Там-то как раз охрана, нормально все было.
— Господи, как представлю! Да на тебя же каждый смотрит так, как будто съесть хочет! Видела, как Женя смотрел?! А Вовчик?
— Женя? Вовчик? — Оля рассмеялась. — Один алкоголик, второй гей. А еще алкаш из ЖЭКа. Да я прям нарасхват, Воронцов!
А потом у нее зазвонил телефон. И уж как она весело с этим парнем щебетала, Воронцов тоже слышал.
— Нет, сегодня уже не приду. Спасибо, что прикрыл. Ага, хорошо, — положила с улыбкой телефон, встретилась с его наверняка хмурым взглядом исподлобья и закатила глаза. В сотый раз за вечер. — Это с работы вообще-то звонили.
А он что мог сказать? Сам виноват, сам приказ об увольнении подписал. Другой вопрос, что исправлять как-то ситуация надо, и вот об этом и надо подумать в тишине, гоняя по притихшему городу. Вот только бензина немного, а ночь не такая длинная, как хотелось бы.
Воронцов посмотрел на Олю. Блузка без пуговиц сбилась, обнажая кружева бюстгальтера.
Разъезжать по городу сразу расхотелось.
Да и нечего тут думать. Все же ясно, как день. И будь он проклят, если не понял еще тем утром, когда проснулся в ее постели.