— Я знаю, знаю, что грязный, — преодолею я последние пару метров что нас разделяют, зароюсь лицом в твои волосы, вдохну твой запах. Твой настоящий запах, где лёгкий бриз твоих духов смешается с теплом твоей кожи и останусь в нём навсегда. Навсегда. С тобой…»
Я даже не поняла снится ли это мне или нет, когда кто-то уверенно потряс меня за плечо.
— Тс-с-с, — прикладывает палец к губам Ваби, когда, ничего не понимая со сна, я узнаю её. — Одевайся. Быстрее! Быстрее! И пошли.
— Что? Куда? — сажусь я на кровати, оглушённая, сонная, ничего не соображающая.
— Потом будешь задавать вопросы. Одевайся! — кидает она мне платье. И пока я его натягиваю, поспешно засовывает остальные мои вещи со спинки кровати и всякую мелочёвку с тумбочки в мешок.
— Что случилось? — натягиваю я ботинки на босу ногу, но она снова прикладывает палец к губам.
— Некогда болтать, — подталкивает меня в спину Вабария, направляя к выходу.
Я спускаюсь по лестнице на цыпочках, последовав её примеру, чтобы не стучать каблуками. И поёжившись от ледяного холода, встретившего нас за дверями заведения, просто следую её указке садиться в поджидающий экипаж.
— В деревню, — сообщает она громко, словно нарочито, подталкивая меня, чтобы закрыть дверь и даёт отмашку кучеру.
— Да что за херня? Ой! — вскрикиваю я в темноте, наткнувшись на живого человека.
— Тихо ты, не ори, — дёргает меня за юбку сильная рука, усаживая рядом с собой, когда я по голосу узнаю Худышку Джейн.
— Ни хочу я ни в какую деревню. Какая ещё деревня? Ваби, что за хня?
— Лола, заткнись! — осаживает меня Джейн. — Или как там тебя на самом деле зовут? Не важно. Мы едем и не в деревню. Спрячем тебя пока у моих родных. А там, когда всё утихнет, видно будет.
— Да что утихнет-то? — ничего не понимаю я.
— Всё. Продали тебя. За огромные деньги этому Брину. Там можно было весь бордель купить, сколько он за тебя отвалил мадам Соне золотом. К утру его люди должны были тебя забрать и доставить к нему, но мы его опередили.
— О, господи, — трясу я головой, словно всё ещё пытаясь проснуться. — Да зачем я этому Брину?
— Это ты потом у него спроси, при случае, если он тебе представится, — хлопает она меня по колену. — А пока делай, что тебе говорят. Я видела это не раз. И как продавали. И как покупали. Вот только девчонок тех уже больше никогда не видела. И что с ними делали за такие деньги мне тоже, простите боже, — креститься она, — неведомо. Потому я это и знать не хочу.
— Значит, мне нужно просто где-то отсидеться? Спрятаться на несколько дней?
— Да, и сидеть тише воды, ниже травы и не отсвечивать.
— А потом? — крутятся мои мысли как заезженная пластинку по кругу.
— Я же сказала: а потом видно будет, — повторяет Джейн.
— Одно точно: в бордель тебе больше возвращаться нельзя, — привыкнув к темноте кареты я даже вижу, как кивает мне с сиденья напротив Ваби.
— Где же я буду жить? Что делать?
— Давай решать вопросы по мере поступления, — устав бороться с моей растерянностью, отмахивается Джейн. — Сейчас мы делаем вид, что уезжаем из города, но на самом деле сделаем крюк и по другой дороге вернёмся в столицу. Поняла?
— Поняла, — киваю я, хотя на самом деле ни черта не поняла.
Впрочем, никто мне ничего объяснять больше и не собирается.
Спустя долгое время, когда за окном уже начинает светать, экипаж, наконец, перестаёт грохотать колёсами по булыжной мостовой спящего города, и мы с Ваби выходим. И ещё долго идём пешком, ёжась от зябкого холода, поскальзываясь на инее, покрывшем к утру влажные камни мостовой и петляя как зайцы по узким проходам между домов, прежде чем останавливаемся у большого дома с вывеской «Выпечка Монро».
— Пошли, — встречает нас Худышка у чёрного хода. И вручает мне мой мешок с вещами, про который я в этой суете и спешке совсем забыла.
Из этой красивой булочной в такую рань уже вовсю доносится запах свежей выпечки. Но скупо, коротко поздоровавшись с удивлёнными хозяевами, Джейн тянет меня вниз, в подсобку, в глухой и тёмный подвал, подсвечивая нам путь прихваченной по дороге лампой.
— Вот здесь пока будешь жить, — показывает она на топчан и ставит на грубо сколоченный стол лампу. — Мне надо возвращаться. Но я ещё зайду. Это Мона, — оборачивается она к худенькой девушке, которую я из-за монументальной фигуры Джейн и не рассмотрела. — Всё что тебе нужно, спрашивай у неё. Ну, я пошла. Не скучай.
И, не оглядываясь, выходит.
— Джулия, — бежит за ней вдогонку Мона, оставляя меня одну.
А мне ничего не остаётся, как только плюхнуться задницей на продавленный топчан и схватиться за голову.
Это точно происходит со мной? И что вообще происходит?
Глава 22. Георг
— Барт, вставай! Вставай, лохматая задница! — отправив слугу, сам пытаюсь я разбудить спящего мертвецким сном Актеона.
— Ты охренел что ли? — продирает он, наконец, глаза, садясь на кровати. — Сколько времени?
— Я тебе не кукушка, время сообщать, — сажусь и я на угол его кровати. — Рано.
— Что случилось? — видимо, не увидев на моём довольном лице признаков грозящей нам смертельной опасности, падает он обратно на подушку.
— Я нашёл её, Барт! Нашёл! — едва сдерживаюсь я, чтобы не закричать: «А-А-А-А-А!» во всю глотку.
— Как нашёл? — подскакивает Барт и уже таращится на меня вполне осмысленно и с нескрываемым удивлением.
— Это было так очевидно, — выдыхаю я, радуясь, что всё, можно сказать, позади. — Скажи, ну куда ещё могла пойти девушка, не имея ни связей, ни денег, ни друзей?
— Чёрт побери! — хватается за волосы Барт. — Ну, конечно! В Белый дом!
— И ведь не я, идиот, а Гриф догадался первым. И под предлогом развеяться затащил меня туда.
— Серьёзно? — приглаживает свои жёсткие взъерошенные со сна лохмы мой друг.
— Серьёзнее не бывает. И я ведь узнал её, почувствовал, но почему-то засомневался, дрогнул, не поверил. Но потом я увидел вот это, — вручаю ему куклу с обрезанными волосами.
— И что это значит? — удивлённо рассматривает он неровно остриженные концы.
— Ты же знаешь, как зовут эту куклу?
— Кажется, Лола, — кивает он.
— И Дарью теперь тоже, — киваю я. — У неё короткие светлые волосы. И когда-то у этой куклы тоже была коса.
— Мариэль её обрезала? — поражённо пучит он глаза.
— Буквально вчера. И сожгла в камине, как пояснила её служанка.
— Сама? И что тебе сказала на это Машка?
— Она всего лишь маленькая девочка, Барт. Что она могла сказать? «Не знаю», — пожимаю я плечами, копируя жест дочери. — А ещё я нашёл вот это.
Я открываю записную книжку на заложенной карандашиком странице:
«Нигде так по-дружески не принимали меня во всей грёбаной Абсинтии, как в этом борделе. Вот реально, я словно вернулась домой».
— Чёрт, ну я же говорил, что она должна оказаться в месте, где ей было хорошо.
— Я же говорил, — беззлобно передразниваю я Барта. — Что-то я и не спросил, как ты себя чувствуешь-то?
— Уже лучше, — поднимается он с кровати. — Намного лучше. Как она хоть выглядит, твоя Лола?
— Закачаешься, — довольно улыбаюсь я. — Она такая красавица, Барт, — дёргаю я ворот рубашки. — У меня аж руки трясутся. Ей теперь лет восемнадцать, не больше, но по- моему это я влюблён, как восемнадцатилетний пацан.
— А, по-моему, ты преувеличиваешь, — скептически осматривает он меня и как-то хитренько улыбается.
— Ну-ка признавайся, гад! Это твоих рук дело, да? — встаю я.
— Можно подумать, ты не знаешь, — усмехается он, натягивая штаны. — Поди пытал бедных зелёных человечков, пока не выяснил все до последнего слова.
— Не то, чтобы пытал, — почёсываю я бороду, глядя как он возится с пуговицами рубашки. — Но про платье, деньги, шарф и что она была против того, что ты задумал, узнал. Но это вы сами с ней выясните, — улыбаюсь я. — И я тебе не завидую, Бартоломеус. Ох, не завидую. Но между нами, — слегка обнимаю я его, чтобы сказать это в самое ухо. — Спасибо, дружище!
— Это не ради тебя, не обольщайся, — улыбается он. — Ради неё. В конкурентной борьбе за твою руку и сердце всегда лучше быть моложе. Я вот только не пойму какого хрена ты ещё здесь, хотя… — смотрит он на часы. — Чего? Шесть утра? Ты реально охренел, Георг? Она же ещё спит!
— Я знаю. Я поднял тебя не за этим. Прислали депешу из Империи. Второй день этим занимаюсь, не присел вчера весь день и всю ночь не спал. Роберт тоже прислал гонца. Представляешь, они меня даже не спрашивают, — усмехаюсь я, снова присаживаясь на кровать. — Меня ставят в известность, что переговоры будут проходить на нейтральной территории, а именно в Колхиконе у Роба. И не просят, а указывают явится к назначенному сроку для обсуждения условий или независимо от того приеду я или нет, нам официально объявят войну.
— Они считают ты настолько слаб? — хмурясь, застёгивает он китель.
— И ты не хуже меня знаешь, что со стороны это выглядит именно так. Официально казна практически пуста. Эта подготовка к зиме выжала нас досуха. Плюс начавшаяся эпидемия.
— А что говорят наши шпионы в Империи?
— Докладывают, что Филипп спокоен, как воды Южного океана, — приглаживаю я растрёпанные волосы Машкиной куклы, невольно улыбаясь. — И вовсе не настроен воевать.
— Чего ты, собственно и добивался — притупить его бдительность, — одёргивает генерал форму под портупеей, давая понять, что готов. — И он, как обычно, попытается тебя шантажировать или переиграть.
— Я бы сказал: попытается убедить, — встаю я. — Ведь он так гордится тем, что не пролил ни капли крови во имя объединения своих Пяти Королевств. Ради присоединения остальных он намерен поступить так же. Он считает это мудростью и дальновидностью.
— А ты молод, горяч, порывист и неуравновешен по сравнению с ним. Ты не умеешь ждать. Не умеешь терпеть. В тебе нет ни капли веры, — открывает он для меня дверь.
— Да, я верю только в собственные силы, — довольно хмыкаю я. — Ведь у богов нет богов. Они верят сами в себя.
— И куда едем, Ваше Божественное Величество?
— В центральный гарнизон. Там появились первые заболевшие, — заставляю я его затормозить и нахмуриться. — Ты должен показать им, что раз ты поправился, они тоже поправятся. И вообще тот не мужик, кто три раза ветрянкой не переболел. Поднять боевой дух. Да что я тебе поясняю!
— А что мы скормим имперским шпионам? — кивает он, без дополнительных слов понимая, что от него требуется.
— Об этом поговорим по дороге. Вчера Гриф присматривал там в борделе за Дашкой. И наткнулся на одну занятную личность. Маркус Брин. Тебе это имя о чём-нибудь говорит?
— Маркус? — скептически поджимает он губы. — Хм… Маркус Илларион Йонг де Госс?
— Герцог де Брин, — киваю я, продолжая список титулов этого Марка.
— Младший опальный брат Императора в нашем борделе? — ползут вверх по лбу кустистые брови Барта.
— Собственной персоной, — усмехаюсь я, впереди него спускаясь по лестнице.
— И что ему надо?
— Хороший вопрос. Особенно рядом с женщиной, ради которой я не только войну равяжу, сотру к орту в порошок любого, кто хоть посмотрит в её сторону. Им сейчас и занимается Гриф.
И, повернув к гостиной, первой вижу Машку, что, смеясь, убегает от Дамиана, который делает вид, что пытается её поймать.
— Ага, попалась! — подхватывает он её, визжащую, увидев меня.
— Ого, да с нами тяжёлая артиллерия, — морщится Барт от этого визга, так же, как и я. — Уверен, что стоит тащить девочку в солдатские казармы?
— Она не просто какая-то девочка, — подмигиваю я своей малышке, — она дочь короля. И ничто не действует сильнее на захворавших суровых солдат, как детская жизнерадостность. Правда, Мариэль?
— Лола, — протягивает она руки к кукле и уже получив её, грозит пальцем. — Ты сбежала? Как ты могла? — совсем по-взрослому укоризненно качает она головой.
— Поехали, строгая моя, — подхватываю я дочь на руки. — Скоро будет тебе настоящая Лола. Она же Даша. Помнишь Дашу?
— Да, — уверенно кивает она, пока я поправляю её сползшую на затылок шапку.
— А что ты помнишь?
— Она хорошая. Она всё знает. Она будет с нами жить.
— Потому что… — подсказываю я.
— Потому что я её люблю, — обнимает она меня за шею.
— Нет, это я её люблю, — спорю я, хотя и понимаю, что она просто повторяет мои слова.
— Нет, я — упирается Мариэль. — И ты тоже.
— Договорились, — улыбаюсь я, усаживая её на коня, и оглядываюсь, забираясь следом. — Дамиан, что мы ответили Таирию?
— Всё, как ты сказал, — скачет он слева от меня на своём белоснежном жеребце. — Наш ответ новому архиепископу был предельно вежлив, учтив и краток: «Да пошёл ты!» — ржёт он.
— Да пошёл ты! — громко повторяет за ним Машка, тоже смеясь.
И только Барт недовольно качает головой:
— И всё же это плохая затея тащить ребёнка в солдатские казармы. Но если что, я предупреждал.
Глава 23. Георг
Но, как бы ни ворчал Барт, а прошло всё отлично.
Может, потому что я просто был на подъёме. Может, потому, что с нами как раз была Машка. Ведь вид девочки с рыжими кудряшками в моей стране всегда вызывает и трепет, и восторг, и, главное, веру, что с нами сила и поддержка богов, а значит, наше дело правое.
Мариэль, ставшая в госпитале неожиданно серьёзной, каждого больного подержала за руку. С удовольствием угостилась солдатской кашей. А сидя передо мной на коне, пока я произносил речь, что победить болезнь для нас сейчас важнее всего, потому что впереди нас ждут испытания посерьёзнее, так прямо держала спину и высоко голову, что я и сам рядом с ней казался менее величественным.
— Во имя страны! — завершил свою речь генерал Актеон.
— Во славу богов! — выкинув вверх правую руку дружно хором ответили ему бойцы.
На этом наша поездка в центральный гарнизон закончилась.
— Боюсь при такой кучности проживания, — уже на обратном пути высказывает свои соображения Дамиан, тяжело вздохнув, — они слягут все разом.
— Это и к лучшему, — чешет бороду едущий справа от меня Барт. — Раньше слягут, раньше встанут. И если мы будем тянуть время на переговорах, то к тому дню как они закончатся, наша армия снова будет в полной боевой готовности, а не похожая на прокисший кисель.
— Тогда надо отправить больных с первыми признаками болезни по всем гарнизонам, — соглашаюсь я. — Боюсь, время тянуть нам больше не позволят, решение принимать придётся быстро и сложно, но пока время у нас есть.
Машку едет отвозить домой Дамиан, а мы с Бартом к пяти часам, наконец, отправляемся в Белый дом.
И хоть я готов был ехать ещё вчера, ещё в шесть утра, и ни на секунду не забывал о своей Занозе, король я или не король? Мужик или не мужик? Не должен я показывать свою слабость. Наступить себе на виляющий хвост и не подавать виду. И хоть точно знаю, что сегодня я никуда без неё уже не уеду, соблюсти приличия обязан.
Уже и не помню, когда я последний раз так волновался. Уж точно не когда последний раз переступал порог этого весёлого заведения.
Но, даже несмотря на волнение, спинным мозгом чувствую неладное, едва встречаю на входе мадам Соню.
— Ваше Величество, — склоняется она в поклоне и словно старается не смотреть мне в глаза.
И я ещё не пересёк порог зала, но уже точно знаю, что Её здесь нет. Нет в зале, нет в комнатах, нет в здании, я чувствую это по той внутренне пустоте, что разрастается в груди, несмотря на то, что я ещё ничего не видел.
— Где она? — даже не оборачиваюсь я к даме-настоятельнице, осмотрев полупустой зал.
— Кто, Ваше Величество?
— Девушка. Блондинка, — стискиваю я зубы, ожидая ответа.
— Её забрала Её Сиятельство миледи Феодора, — склоняется мадам Соня ещё ниже, когда я всё же удивлённо оборачиваюсь, но глаза на меня по-прежнему не поднимает.
— Феодора?! Барт, — киваю я Актеону. Но он, не переспрашивая что мне надо, уже бежит по лестнице на второй этаж.