Запнувшись, я с трудом удержала равновесие, но Эгар все равно бросил меня на кровать. Я даже перевернуться не успела, как мужчина навалился сверху, не давая вырваться. Ноги мои были скованы, как и запястья. Причинял реальную боль и не собирался останавливаться. С ужасом понимала, что намеревается сделать, но осознать до конца не могла.
— Отпусти! Отпусти! — кричала я, плакала, но губы терзали, давили, ломали сопротивление.
Свободной рукой он блуждал по моему телу. Высвободив грудь из тонкого корсета, сжимал, причиняя боль. Пальцы впивались в талию, бедро, пробирались к линии белья. Билась под ним, словно загнанная птица, но он будто и не чувствовал это, не замечал, не хотел замечать.
Едва он отпустил мои руки, я попыталась ударить, но Эгар, как куклу, рывком перевернул меня на живот. Осыпал поцелуями плечи, спину, прижимая к постели. Стягивал белье, не обращая внимания на мои крики:
— Помогите! Помогите! — задыхалась я под его весом.
— Не сопротивляйся, Ада, — шептал он, а мне были до невыносимости противны его касания. Я ненавидела Эгара в этот момент. Вспоминала все его тяжелые липкие взгляды, все случайные встречи и понимала, насколько была слепа. — Мы с тобой теперь будем часто видеться. Я получил назначение при дворе.
Ужас прокатывался по коже, душил. Из искусанных губ сочилась кровь. Гадко, мерзко, никогда не прощу.
— Жаль, что твоим первым мужчиной стал не я…
Щелчок! Как будто кто-то громко хлопнул в ладоши, а я наконец поняла, что случилось. Эгар подумал, что я отдала себя императору. Что я продала свою честь за титул, статус и красивую жизнь.
— Я невинна! — выкрикнула я, вынуждая мужчину замереть. — Император знает об этом, — выдохнула, а с плеч будто камни рухнули, что все это время давили.
Слышала, как он поднимался. Чувствовала, но так и лежала, боясь лишний раз шелохнуться. Эгар не владел целительским даром, а потому не мог опровергнуть или подтвердить мои слова, но ему придется поверить мне. Поверить и отсрочить свои желания.
— Я вернусь, — выплюнул он сквозь стиснутые зубы, будто мог прочесть мои мысли. — Я ждал долго, подожду и еще. Собирайся, Ада. Мне нужно отвести тебя к алтарю.
Дверь хлопнула, и только тогда я сползла на пол и обняла себя за плечи. Только тогда позволила себе завыть, прикусив собственную ладонь. Только тогда осознала, чего мне удалось избежать. Временно. Если я не сбегу.
Служанки вошли в спальню лишь через несколько минут. Я уже пришла в себя настолько, насколько это было возможно. Излечив синяки и ссадины, я стояла у окна и придерживала платье, ожидая, пока девушки его зашнуруют.
— Успокоительное, — стыдливо прошептала служанка, протягивая мне склянку.
Осушив ее махом, я вернула бутылек, столкнувшись с испуганным взором. Наверняка она хотела мне что-то сказать, но решиться так и не смогла.
— Ты свободна, — отпустила я девушку, но в голосе звучал неоспоримый приказ.
Помощница Оливии уже зашнуровала корсет и стояла рядом со мной, удерживая в руках объемную фату, прикрепленную к небольшой диадеме, что стоила целое состояние. Сегодня меня действительно покупали, проявляя небывалое благородство, но продаваться я не желала.
Служанка вышла из спальни в гостиную, где меня поджидал Эгар, а я ощущала, как по телу разливается небывалое спокойствие. Я бы даже сказала, безразличие. Разум стал ясным, острым, а эмоции схлынули. У меня нет права на ошибку.
— Быстро, — приказала я, стаскивая с себя платье, чья шнуровка совсем не была тугой.
Спешно зашнуровывала наряд на девушке, пока она застегивала украшения и поднимала волосы наподобие моей прически. Осторожно прикрепив диадему, я накинула бордовую фату ей на лицо. Невероятно красивый наряд. Самое роскошное платье из всех, какие я когда-либо видела. Даже у Оливии свадебное платье было куда скромнее, но я не жалела. Все это не стоило моей свободы и того, что Дамиан для меня уготовил.
— Удачи, — пожелала я, но претендовать на искренность не могла.
Спрятавшись за ширмой, ждала, пока девушка выйдет в гостиную. Я даже имени ее не знала, но Оливия права. Мне не должно быть до нее никакого дела. Отныне я обязана заботиться только о себе. Эгар предал меня, как не смог бы предать никто другой. Хотел взять меня силой — такого я не ожидала даже в самом кошмарном сне. Больше меня здесь ничто не держит. Только о Дейриде сердце по-прежнему болит, но была уверена: он сможет позаботиться о себе.
Время тянулось слишком медленно. Услышав, как хлопнула дверь, я спешно оделась в брючный костюм для верховой езды и накинула на плечи черный плащ. Захватив кинжал, переданный Оливией, спрятала волосы под капюшоном. Ни денег, ни украшений — ничего не брала с собой, чтобы не попасться. Останавливаться в пути не собиралась, но для начала нужно было выбраться из дворца.
В коридоре не было стражников. Не знаю, куда они делись, но я была благодарна Оливии за всестороннюю помощь. Она абсолютно все взяла на себя, чтобы помочь мне. Я этого никогда не забуду и до конца своих дней буду молиться за нее Всевышнему.
Толкнув дверь для прислуги, я спешно скользнула на темную лестницу. Ступеньки здесь были грубыми, пыльными, но их чистота волновала меня в последнюю очередь. Действовала осторожно, но тем не менее старалась спускаться быстро. Лишь раз останавливалась, когда послышались чужие голоса, но они исчезли так же легко, как и появились.
— Мадмуазель Рейоро? — приглушенно вопросил кучер, спрыгивая с козел и воровато оглядываясь по сторонам.
— Это я, — благодарно кивнула, когда он открыл передо мной дверцу.
— Спрячьтесь под сиденье, — напутствовал пожилой мужчина. — Там есть плед.
Взяв плед, я подняла сиденье и забралась внутрь в ящик, куда обычно ставили сундук с вещами. Пришлось изогнуться, чтобы лечь удобнее. Сверху на себя накинула плед. Темно, тесно, неуютно, нечем дышать — все это казалось сущими мелочами. Сердце подпрыгивало, в страхе билось о грудную клетку, а я старалась дышать ровно. Действие успокоительных капель не продлилось слишком долго. Время потеряло свой счет.
Просто знала, что уже вечереет, и молилась, чтобы ночь скрыла меня от всех бед.
Карета остановилась.
Я отчетливо ощутила, как остановился экипаж. Кони заржали.
Слышала голоса, но не могла разобрать ни слова. Воздуха не хватало, задыхалась от ужаса, что плотно забрался в душу, оплетая своими черными щупальцами. Навряд ли мы уже выехали за пределы дворцового комплекса. Хотелось верить в лучшее, но дверца кареты скрипнула, а я услышала голос Оливии:
— Проверьте, Ваше Величество. Я клянусь Тьмой, что в моих словах ни грамма лжи.
Все случилось в одно мгновение. Сиденье рывком поднялось, я увидела искаженное яростью лицо императора, а чужая магия спеленала меня, буквально вырывая из ящика. Боль — ее было слишком много. Она затапливала сознание, разрывала внутренности, колола иглами кожу. Я кричала, кричала отчаянно и дико. Билась в настоящей агонии. Казалось, умирала, принимая жестокую кару за свой побег. За неповиновение, за предательство.
Оливия. Я успела увидеть торжество в ее глазах, прежде чем Тьма окончательно забрала меня к себе. Предала. Не отпустила с миром, решив уничтожить. Предала. Не поверила ни единому моему слову. Предала. Никому нельзя доверять. Здесь я одна против всех.
— Ваше Величество, но так нельзя… — слышала я чей-то старческий голос сквозь гул.
Голова невыносимо болела. Тело ломило, ломало, а я не могла пошевелить даже пальцем. С трудом приоткрыла глаза, чтобы увидеть лицо императора. Он держал меня на руках. Губы искривлены в жесткой линии, взгляд горит чистейшей Тьмой, за которой и не разобрать эмоций.
— Мне плевать, — отчеканил он, крепче сжимая меня, но я не ощущала боли.
Едва ли понимала, где нахожусь. Высокий потолок был украшен рисунками с изображениями всех видов магии, которая когда-либо существовала. Роскошная люстра искрилась в свете нескольких сотен свечей, но в помещении словно сгустилась вся Тьма этого мира. Чувствовала холод — он расстилался по коже, обнимал, пропитывал насквозь, будто желал добраться до души. Умерла или еще жива?
— Но я не могу! — воскликнул старик, облаченный в темную хламиду. Я сразу поняла, что это храмовник. — Всевышний принимает только обоюдные клятвы!
— Аделина, ты хочешь жить? — вопросил Дамиан, заметив, что я открыла глаза.
— Да, — выдохнула я, но даже сама себя не слышала.
— Ты слышал? — кивнул он старику, что трясся, словно осиновый лист. — Она ответила согласием. Проводи обряд… Или сам встретишься со Всевышним.
Служитель храма все говорил и говорил — почти монотонно. Даже не пыталась разобрать его слов. Несколько раз проваливалась обратно во Тьму, но Дамиан неизменно возвращал меня обратно. Буквально заставлял смотреть в глаза, гипнотизировал черным как ночь взглядом, удерживал на краю сознания.
— Пожалуйста… — прошептала я, едва размыкая высохшие губы.
Не знала, о чем просила. О свободе? Чтобы отпустил? Чтобы просто не трогал? Но мне казалось важным, чтобы он услышал меня. Чтобы понял.
— Нет, — ответил он, не думая ни секунды.
На голом упрямстве я нащупала пальцами кинжал, что был спрятан за пазухой, но воспользоваться им не успела. Придерживая меня одной рукой, мужчина перехватил мою кисть. Кинжал выпал из ослабевших пальцев и со звоном ударился о каменный пол, вынуждая храмовника замолчать.
— Все? — спросил Дамиан, будто и не слышал его слов.
— Да, Ваше Величество, — неуверенно проблеял мужчина. — Разрешите поздра…
Тьмы стало в разы больше. Успела ощутить, как нас перенес портал, но и только. Вновь провалившись в вязкое марево, очень хорошо осознавала причины происходящего. На меня давила чужая Тьма. Целительский дар вновь шел на конфликт с темным, и чем больше было Тьмы — моей или чужой, неважно, — тем хуже мне становилось. Меня буквально разрывало изнутри.
— Ей нужен отдых, — услышала я, будто сквозь толщу воды.
— Сколько? — сухо спросил Дамиан.
— Утром смогу сказать. Сейчас неясно, с какой скоростью восстанавливается организм. И… Ваше Величество, вам лучше оставить супругу хотя бы ненадолго, — осторожно заметил говоривший, чтобы поспешно добавить: — Ваши артефакты давят на нее.
— Я сам разберусь, что лучше, — выплюнул Дамиан.
Тьма была ко мне благосклонна в эту ночь, но утром я все-таки пришла в себя. Притворялась, что сплю, потому что отчетливо ощущала на себе чужой взгляд. Невыносимо хотелось поежиться, спрятаться, но не двигалась, как бы сильно того ни хотелось.
— Я знаю, что ты не спишь, — прозвучало совсем рядом, а чужие пальцы прикоснулись к моей щеке, даря ласку, от которой я непроизвольно вздрогнула.
Открыв веки, в страхе смотрела на Дамиана. В мятой рубашке, он выглядел уставшим. Лежал рядом со мной на кровати поверх одеяла, но не в выделенных мне покоях. Осторожно осмотревшись, поняла, что не знаю эту спальню — не видела раньше. Прямо рядом с кроватью стоял письменный стол. Он привлекал внимание тем, что совершенно не вписывался в интерьер комнаты. Массивный, из темного дерева и со стопками документов на столешнице.
— Я работал здесь, — ответил мужчина на невысказанный вопрос. — Сейчас придет лекарь.
Боялась даже дышать. Слишком близко, невыносимо находиться настолько близко. Сердце колотилось в груди, но кроме страха я ощущала еще и слабость. Дикую слабость, что разливалась по телу, словно тягучий мед.
Вытащив из-под одеяла мою правую руку, Дамиан демонстративно прикоснулся губами к костяшкам пальцев, поцеловал ладонь, давая мне во всей красе разглядеть крупный перстень. Он так странно смотрелся на моем безымянном пальце — необычно, непривычно, неправильно. Уже видела этот герб — тот самый ядовитый цветок, в форме которого император вручил мне брошь. Не приснилось. Ничего не приснилось, хотя я на это и не рассчитывала.
— Зачем я вам? — вопросила я едва слышно.
— Не веришь в любовь с первого взгляда? — цинично усмехнулся он, поднимаясь с постели.
Дышать стало значительно легче. Нашлись силы и на то, чтобы выше подтянуть одеяло, прикрывая чересчур откровенное белье.
Пройдя к столу, мужчина наполнил бокал янтарной жидкостью и залпом осушил его, с грохотом возвращая на поднос.
— Зачем я вам? — повторила я, так и не получив ответа.
— Ты меня полюбишь, Аделина. Обязательно полюбишь. У тебя нет выбора, — игнорировал он мои вопросы, глядя самодовольно, самоуверенно, без тени сомнений.
— Я вас ненавижу, — призналась я, понимая, что ничего не изменится от моих слов. Больше ничего нельзя изменить.
— Полюбишь, — кивнул мужчина, расстегивая манжеты рубашки. — Лекарь подождет.
Он наслаждался моим страхом, пил его, словно самый лучший, самый дорогой напиток. Хуже может быть всегда — теперь я это отчетливо осознавала. Отстраненно наблюдала за тем, как Дамиан раздевался. Небрежно бросив рубашку в кресло, он разулся и легко стянул брюки. Кулаки сжимались, но я не проронила ни звука. Лишь коротко вскрикнула, когда он, словно дикий зверь, набросился на меня.
Одеяло полетело в сторону. Мужчина покрывал мое тело болезненными поцелуями, клеймил кожу, оставлял свои отметины. Кусал, действительно прикусывал плоть, играя на моих нервах. Разрывал белье, не жалея ткани. Толком и не сопротивлялась — просто не могла, не имела на это сил. Лишь шептала, словно в бреду, будто помешанная:
— Ненавижу, ненавижу, ненавижу…
— Ты должна меня полюбить, Аделина! — отвечал он, стискивая пальцами мою шею, легко удерживая, вонзаясь в мои губы. — Ты должна меня полюбить! У тебя нет выбора!
— Зачем? — бессильно плакала я, но слезы высыхали мгновенно, потому что кожа горела, пылала, будто от пламени.
— Чтобы увеличить мой дар, — зло усмехнулся он, замирая надо мной. — Ты мой личный артефакт, Аделина. Та, что способна дать мне гораздо больше силы, чем эти жалкие мечи.
Я желала умереть. Дамиан терзал мое тело, издеваясь, отсрочивая неизбежное. Доводил до грани, до последней точки, когда нет другого варианта, кроме как сдаться. Мне было все равно, что он делает со мной. Отвернувшись, зажмурила веки и покорно ждала, когда этот кошмар закончится. Знала, как это происходит. Отношения между мужчиной и женщиной не были для меня тайной, но я не думала, что может быть настолько больно. (1bd23)
Не душе.
Не сердцу.
Плоти.
Глава 15. Всего один шаг способен полностью изменить жизнь. Даже если этот шаг направлен на побег
Аделина
Я не хотела просыпаться. Желала навсегда остаться в этой Тьме. В ней не было боли, не было предательств, не было лжи. Тьма всегда честна перед своими детьми. Во Тьме есть только холод и пустота. Я не боялась умереть. Иногда смерть — это спасение. Иллюзии. Хочется верить, что там всех нас будет ждать лучшая жизнь, но правда в том, что за чертой есть только Тьма.
Она не обнимет вас, не поймет, никогда не услышит. Она та мать, что всегда бросает своих детей. Та мать, к которой никто не желает возвращаться. Но что делать, если сил больше нет?
Что делать, если подняться почти невозможно?
Я ощущала себя куклой. Изломанной куклой, над телом и душой которой надругались. Я ощущала себя камнем. Не могла ни сдвинуться, ни пошевелить хотя бы пальцем. И не чувствовала абсолютно ничего, но одновременно меня буквально разрывало от эмоций. Внутри я билась в настоящей агонии, умирала, действительно умирала, кричала, срывая горло, но снаружи продолжала быть камнем. Неживой плотью. Омертвевшим телом.
Кровь.
Я чувствовала кровь. Она растекалась по постели, не останавливалась. В воздухе витал запах металла, а во рту ощущался привкус кислоты. Наверное, я просто ждала, когда Тьма вновь заберет меня к себе, но проваливаться в забытье не торопилась.
— Организм перестал восстанавливаться, — дрожащим голосом заметил лекарь, а я видела его бледное лицо, нависающее надо мной.
Он не прикасался ко мне ладонями. Наверное, был силен для диагностики на расстоянии. Я же совершенно не чувствовала свою магию. Ни Тьма, ни целительский дар не отзывались. Да что там — я и тело свое не чувствовала, и это спасало от боли.