Пока Саша завтракал, бабушка сложила ему в портфель тетради и букварь. Из соседней комнаты выбежала Сашина мама, горестно всплеснула руками и сказала:
— Ну кого ты растишь: барчука и лежебоку! Разве он не может собрать сам книги и тетради? Вот приедет Сергей, он тебе задаст.
— Что-то он долго не едет, твой Сергей, — ответила бабушка.
Мама сразу помрачнела, вышла из комнаты, а когда Саша уже убегал в школу, мама надела платье, которое не любил отец. Ясно, что она сердилась на него.
Около школы Саша увидел Гошку Сапегина. Он замедлил шаги, чтобы не нагонять Гошку, но тот, как назло, еле-еле тащился. Гошка заметил Сашу, показал ему нос и захохотал.
Саша попробовал его обогнать. Гошка побежал рядом с ним и все время показывал ему нос. Тогда Саша остановился, а Гошка добежал до школьных дверей и стал поджидать Сашу. Скоро рядом с ним собралось еще пять мальчишек из юс класса, и все они улюлюкали на Сашу.
Зазвенел звонок, мальчишки бросились в школу, чтобы не опоздать. А Саша помедлил минуту и тоже пошел в школу.
В школе было удивительно тихо.
Саша подошел к дверям своего класса и услыхал голос Александры Ивановны:
— Сейчас мы, ребята, будем писать букву «а» маленькую и букву «А» заглавную, большую…
У Саши мелко-мелко забилось сердце, и ему стало жарко. Вот сейчас они начнут писать букву «А», а он стоит за дверью. Нужно быстрее войти в класс, но он тут же представил себе, как Александра Ивановна отчитает его перед классом и ребята снова будут над ним смеяться.
И вместо того чтобы войти в класс и выучить букву «А», так необходимую для покорения космоса и недр земли, эту первую букву алфавита, без которой не узнаешь второй и останешься дурачком, как сказала Александра Ивановна, Саша повернулся и побежал вон из школы.
Нет, ему совсем было нелегко, он даже готов был заплакать от обиды, но все это он мог сделать только втихомолку. А сделать что-нибудь решительное и смелое он не мог. Эх, сейчас бы ему сюда волшебное кресло, и он прямо на нем, точно на гоночном мотоцикле, влетел бы в класс. Он бы тогда им показал!..
А пока Саша уже бежал школьным двором, потом выскочил на улицу и снова бежал долго-долго не останавливаясь, бежал до тех пор, пока у него сердце не стало биться где-то у горла, и он задохнулся. Может быть, в эти минуты он поставил рекорд по скорости бега, может быть, он бежал так же быстро, как бегали знаменитые чемпионы братья Знаменские, но это был не тот бег, которым он мог гордиться. Про такой бег никому не расскажешь.
Домой он вернулся вовремя, прогулял ровно столько, сколько полагалось заниматься в школе. Бабушка встречала его на улице, стояла у ворот. Она еле дождалась Сашу.
— Ну, что проходили сегодня? — спросила бабушка.
— Букву «А» большую, заглавную, и букву «а» маленькую.
— Молодцы, — сказала бабушка. — А ты, верно, голодный?
— Голодный, — согласился Саша.
И хотя Саша не заслужил вкусного обеда, потому что всем у нас в стране известны очень хорошие слова: «Кто не работает, тот не ест», он спокойно пообедал. Работаешь или не работаешь, а есть-то охота.
Глава четвертая
После обеда Саша вытащил тетрадь и сел к столу. Он решил писать букву «А». Сидел, сидел, но не написал ничего. Вообще-то он знал букву «А», но перед ним был чистый лист бумаги, и он боялся к нему притронуться. Вдруг напишет что-нибудь не так.
Саша взял тетрадь и отправился к Петру Петровичу. Может быть, тот выручит его. Но Петра Петровича не было дома, а в углу комнаты так заманчиво темнело волшебное кресло, и Саша решил немного посидеть в нем.
Он сел, кресло печально и жалобно скрипнуло, точно оно было чем-то недовольно.
— Ну-ну! — крикнул Саша и сильно качнул кресло.
Пружины привычно и звонко откликнулись на его призыв.
— Эх ты, буква «А»! — снова закричал Саша. — Неужели ты думаешь, что я тебя боюсь?
— Нет, нет, нет, — ответил он себе жалобным, тоненьким голоском. Почему-то ему хотелось унизить букву «А», и поэтому он говорил за нее таким робким голоском. — Я совсем этого не думаю.
— То-то! — крикнул Саша своим голосом.
И понеслось… Он махал в воздухе рукой, словно быстро-быстро писал на невидимом листе и буквы сами собой выскакивали у него из-под пера и ровными рядами ложились одна к другой. Это он писал у доски, и весь класс, и Александра Ивановна, и сам нахальный Гошка, — все смотрели на него с открытыми ртами, а он писал и писал. И Александра Ивановна сказала: «Прости меня, Саша: ты не вырастешь дурачком, этому никогда не бывать».
Саша соскочил с кресла, подбежал к книжной полке, выхватил самую толстую книжку, открыл ее на первой странице и хотел уже вслух начать читать, чтобы все видели и слышали!
Он верил в чудо, вот сейчас он начнет читать, и эти неприступные, гордые книги откроют ему наконец свои тайны… Вот сейчас… Он уже пожирал буквы глазами и ждал, что они начнут у него складываться в слова, и чудная музыка чтения, необыкновенная музыка чтения сорвется у него с языка… Право, лучше бы Саше оставаться в волшебном кресле — там так легко и удобно.
Саша поставил на прежнее место книгу и решил отправиться во двор. Надо ему погулять в конце концов, тем более что лозунга: «Кто не работает, тот не гуляет» — не было.
Он вышел во двор и оглядел поле сражения. Двор был пуст, только в углу, в песочке, возилась Маринка — это его старая подружка. Раньше они были неразлучными друзьями.
Маринка увидела Сашу и замахала ему рукой: мол, иди скорее сюда. Саша поколебался, ведь теперь между ним и Маринкой была огромная пропасть: он учился в школе, а Маринка по-прежнему ходила в детский сад. Он нехотя подошел.
— Ну? — сказал он.
— Задаешься? — спросила Маринка.
— И не думаю, — сказал Саша. — Просто устал в школе.
Маринка вздохнула:
— А я, когда пойду в школу, никогда не буду уставать.
— Много ты знаешь, там одних букв столько нужно выучить — голова кругом идет.
— А как зовут твою учительницу?
— Александра Ивановна. У нее есть орден Ленина. Ты когда-нибудь видела орден Ленина?
— Конечна. По телевизору.
— Ох, рассмешила. А ты на живых людях видела?
— Нет еще… Но ты будешь со мной дружить по-прежнему?
— Ладно, буду, — согласился Саша и тут же забыл о Маринке, потому что в глубине их двора стоял гараж и сейчас ворота этого гаража были открыты настежь.
Ну, машины — это была его страсть. Он знал все марки советских автомобилей. Саша подошел к открытым воротам гаража, осторожно заглянул и остановился на пороге. Дальше он идти без разрешения боялся.
Шофер, который возился в моторе «Волги», совсем молодой на вид парень, поднял голову и улыбнулся ему.
— Здравствуйте, дядя, — сказал Саша.
— Здравствуй, малый, если не шутишь, — ответил шофер.
— Я не шучу. — Саше понравилось, что шофер назвал его «малым». Это для него звучало необычно, ну, вроде как он сродни стал этому необыкновенному человеку, от которого так хорошо пахнет бензином, мазутом и еще чем-то таким, отчего просто захватывает дух.
— А если не шутишь, вот тебе ведро, принеси воды, — сказал шофер. — Вон там, в глубине гаража, есть водопровод.
Саша ваял ведро, и дужка его глухо звякнула, как пружина на волшебном кресле. И он, Саша, пошел в глубь гаража.
В гараже было полутемно, но Саша совсем не боялся, он легко и свободно шел между машинами. Потом набрал полнехонько ведро воды, еле дотащил, а когда шофер сказал, что ведро, пожалуй, было для него тяжелым, он улыбнулся: «Ерунда, мол, не такие таскали», — хотя он в своей жизни не притащил ни одного ведра воды и сейчас, когда тащил, от собственной неловкости облил себе ноги.
Шофер залил воду в машину, закрыл капот и протянул Саше руку.
— Заходи, когда будет время, — сказал он.
Саша крепко пожал ему руку и ответил:
— Обязательно зайду, я ведь живу в этом доме.
Шофер уехал, а у Саши на руке осталась широкая темная полоса, — это шофер вымазал его руку машинным маслом. Саша оглянулся, но Маринка уже ушла. Жалко, а то можно было ей показать эту полосу на руке.
Саша постоял еще немного во дворе, поздоровался с двумя незнакомыми взрослыми, потом услыхал вой пожарных машин и выскочил на улицу, чтобы посмотреть на них. Мимо него с воем промчались здоровенные тупорылые красные закрытые машины. Потом где-то в воздухе грохнуло, и он со знанием дела задрал голову кверху, потому что знал: так грохочут реактивные самолеты. Они выбрасывают облако горячего отработанного керосина, облако сталкивается на большой высоте с холодным воздухом — и раздается взрыв.
Саша долго вертел головой, даже снял берет, чтобы не мешал смотреть, но все равно самолета не нашел и решил вернуться домой.
Дома бабушка отправила его мыть руки. Он открыл кран и увидел на руке шоферскую заметину, решил ее не смывать — не каждый день ведь выпадает такое счастье.
Пришел в комнату и сел ужинать, а правую руку с заметиной спрятал под стол, чтобы не увидела бабушка. Взял вилку в левую руку и стал ковырять котлету.
— Что это еще за новости? — сказала бабушка. — Ну-ка, бери вилку в правую руку.
— А как же Петр Петрович все ест левой? — сказал Саша.
— Эх ты, дурачок, — ответила бабушка. — У Петра Петровича нет правой руки, поэтому он ест левой. Правую руку ему оторвало под Москвой, когда он воевал с фашистами.
Пока бабушка рассказывала, Саша переложил вилку в правую руку и быстро съел котлету.
— А было время, когда у Петра Петровича обе руки были на месте. Я ведь его знаю, дай бог память, с тысяча девятьсот восемнадцатого года… Тогда в Москве только революция случилась, а патом юнкера подняли восстание, хотели царскую власть восстановить, и началась в городе стрельба. Бывало, выйдешь на Арбат, а на улице убитые валяются. Это юнкера убивали рабочих. А тут еще бандиты развелись, грабили народ. И вот однажды иду я по улице, вечереет, вдруг ко мне шасть мужчина, а за ним второй. У меня сердце дрогнуло, думаю — пропала. А они говорят: «Ну-ка, тетка, вытряхай сумку». А у меня там хлеб, дневная норма. Ах, думаю, изверги окаянные, бандиты. Как заору в голос, откуда только силища взялась, ору: «На помощь, грабят!» И со всех ног от них. А они за мною топают. И вдруг как метнется мне черная тень наперерез, как закричит эта тень: «Стой, а то стрелять буду!» Тут я сразу остановилась, а вокруг почему-то тихо-тихо стало. «Эй, тетка, — слышу голос. — Убежали грабители». Подняла голову, а передо мной стоит молодой матрос. Бескозырка на макушку сдвинута, весь пулеметными лентами обмотан. Посмотрел мне в лицо и говорит: «Извините, мисс, что назвал вас теткой. Из-за платка не рассмотрел вашего лица». — «А вы кто такой?» — спросила я его. Он козырнул мне и говорит: «Балтийский матрос Петр Добровольский, прибыл в Москву в помощь московскому пролетариату от Петроградского комитета партии большевиков». Петр Петрович проводил меня домой, а я тогда жила во всех восьми комнатах одна — хозяин мой сбежал. Вот он одну комнату и занял в нашей квартире.
Бабушка села на кончик стула и задумалась, и, вероятно, перед ней мелькало то далекое время, когда она была молоденькой девушкой, а Петр Петрович Добровольский матросом революционной Балтики.
А может быть, и другие времена, может быть, те времена, когда ее муж, мастер завода «Серп и молот», вместе с Петром Петровичем ушли осенью сорок первого года в народное ополчение, а вернулся обратно только Петр Петрович, да и то без руки. А может быть, она вспомнила, как под фашистскими бомбами в лютую стужу в сорок втором рыла противотанковые рвы, чтобы танки врага не прорвались в город. Или как в сорок третьем ездила в брошенные деревни и выкапывала из-под снега маленькие замерзшие картофелины, чтобы прокормить свою дочь, больного Петра Петровича и его сынишку.
Многое вспомнишь, когда прожита такая жизнь!
Глава пятая
Когда утром Саша вошел в класс, то все сразу стали смотреть на него. Он прошел под этими напряженными взглядами к своему месту и положил портфель в парту.
— Ты что это вчера убежал? — спросил Гошка.
— Захотел и убежал, — ответил Саша.
— А если Александра Ивановна узнает, что ты прогулял, тогда что?
— А ты это видел? — Саша выставил свой главный козырь. — Ты это видел? — И он протянул Гошке прямо к носу правую руку, на которой была шоферская заметина.
— А что это? — спросил Гошка.
— «Что, что»!.. Работал в гараже, вот что, помогал одному шоферу ремонтировать машину и выпачкал руку машинным маслом.
— Брось врать, — сказал Гошка.
— А ты понюхай.
Гошка долго нюхал заметину на Сашиной руке, прямо вынюхал ее. Саша даже испугался, что он ее сотрет. Потом ее нюхали все мальчишки подряд.
— Подумаешь, — сказал Гошка, — а я собираю марки.
Саше не хотелось упускать с таким трудом завоеванное внимание ребят, и он соврал:
— И я собираю.
Хотя он марок не собирал, а только слышал, что их собирает отец Маринки.
— Давай меняться, — обрадовался Гошка.
— Как — меняться? — не понял Саша.
— Обыкновенно, — сказал Гошка, — я тебе отдаю лишние марки, а ты мне. Это и называется «меняться».
— Давай, — согласился Саша.
— Так завтра не забудь, принеси, — сказал Гошка.
— Не забуду, — сказал Саша.
Но вот зазвенел звонок, и появилась Александра Ивановна. Она проверила, все ли в классе, и спросила у Саши, почему он вчера не был в школе. Саша опустил голову.
— Саша, — сказала Александра Ивановна, — когда с тобой разговаривает учительница, надо встать.
Саша встал.
— Так почему же ты вчера не был в школе? — снова спросила Александра Ивановна.
— У меня болела голова, — соврал Саша.
— Это уважительная причина, — сказала Александра Ивановна. — Только в следующий раз, ребята, если кто-нибудь пропустит школу, принесите справку от родителей или от врача.
И все страхи остались позади. А ребята думали, что Саша простак. А он соврал — и концы в воду. А если бы он сказал правду, тут такой бы скандал начался: «Как смел, да как тебе не стыдно!» Нет, Саша не простак, он очень-очень хитрый.
— Ребята, — сказала Александра Ивановна, — положите свои тетради справа от себя на парте, а я пройду по рядам и посмотрю, как вы написали букву «А» заглавную и букву «а» маленькую.
Все вытащили тетради и положили с правой стороны, и Саша тоже положил. Только у всех были написаны буквы, а у него были чистые листы.
Александра Ивановна шла по рядам и одобрительно кивала головой: ей нравилось, что ребята аккуратно выполнили домашнее задание. Потом она дошла до Саши, посмотрела на чистые листы его тетради и сказала:
— Огоньков, пройди к доске, возьми мел и напиши нам букву «А» заглавную. Знаешь, как ее писать?
— Знаю, — ответил Саша.
Взял мел и написал букву «А» вверх ногами.
Все ребята начали смеяться, а Гошка крикнул:
— Буква «А» встала на голову! Не буква, а акробат.
— Тише, тише, ребята, — сказала Александра Ивановна. — Саша вчера не был в школе, поэтому он написал неправильно.
Саша стер ладошкой то, что написал, и вывел мелом букву «А».
— Вот теперь правильно, — сказала Александра Ивановна. — В следующий раз никогда не торопись, сначала подумай, а потом пиши.
Глава шестая
Саша осторожно, стараясь не шуметь, опустился в кресла. Оно жалобно-жалобно звякнуло. Саша потянул носом, все было по-прежнему. Теперь надо было сидеть и ждать, когда Петру Петровичу надоест читать, он снимет очки, потрет глаза рукой и скажет: «Чертовски устали глаза». Тогда, значит, настала очередь разговора с Сашей.
Но сегодня Петр Петрович долго не откладывал книгу, и Саша сидел как мышь, боялся ему помешать. Что-то у него пело в голове, что-то путалось… Потом вдруг в комнату вошел высоченный человек в сандалиях на босу ногу и в тунике. У него была шея борца, она была у него прямая, как колонна, и на ней покоилась голова, украшенная длинными кудрявыми волосами.