И голос, и его властные манеры вселяли некий трепет не только в сердца обыкновенных смертных, но даже сама Екатерина, преклонявшаяся перед своим любимцем, за последнее время стала испытывать в его присутствии чувство немалого смущения.
– Александр Андреич – обратилась Екатерина к князю Вяземскому – Что вы имеете на сие ответствовать?
Вяземский поднялся, развел руками и, как бы оправдываясь, заговорил:
– Ваше величество и господа высокое собрание! Поскольку мне не изменяет память, губернатору Шетневу был заблаговременно послан высочайше опробованный план прокладки скрозь густые леса новой дороги шириной не более не менее как тридцать сажен, дабы воровские люди не имели способа укрыться и делать вред и грабеж жителям.
– Ваше сиятельство, – на низких нотах проговорил Орлов и остановился среди кабинета, на щекастом лице его играла умная ухмылка. – Я, если мне будет дозволено её величеством, нимало не дерзаю возражать против сего полезного прожекта… Но и вы поймите, князь! Горит Россия! С востока летят головешки и падают чуть ли не в колени нам, князь. А вы тут… Сами же недавно извещали, что каждую неделю ловит Тайная экспедиция воровских казаков, что смущают умы народа.
Князь Вяземский втянул шею в плечи, будто его пристукнули по темени, и завертел во все стороны головой в тяжелом парике.
– Ваше высокопревосходительство – адресовалась Екатерина к Орлову – Приглашаю вас чуть-чуть умерить пыл и пощадить хотя бы мои уши.
Их взоры встретились. Орлов, почувствовав себя виноватым, приложил руку к сердцу, почтительно императрице поклонился, подошел к круглому столу и сел. Он был к Екатерине весьма предупредителен, особенно при посторонних, но он иногда вдруг весь вскипал и тогда терял самообладание.
– Александр Андреич, – снова обратилась императрица к Вяземскому – Вызывать сюда губернатора Шетнева в такую пору мы считаем неполезным, а пусть Сенат заготовит, пожалуй, указ ему, чтоб он подобные работы тотчас прекратил, жителей распустил и в дальнейшем принял меры к тому, чтобы не раздражать их. Вы сами, господа, разумеете – повела Екатерина взором по лицам присутствующих, – Что нам подобает изыскивать меры к отвращению елико возможно населения от маркиза Пугачёва. Особливо же нам надлежит ласкательными мерами удержать от злодейской прелести казаков на Дону. А посему мы постановляем… Потрудись, Александр Андреич, записать.
Постановляем тако: обер-коменданту крепости святого Димитрия генерал-майору Потапову сообщить письменно наше повеление – прекратить все следственные дела над донскими казаками, выпустить всех арестованных и объявить им наше милостивое прощение и оставление дальнего взыскания, в рассуждении верных и усердных заслуг сего войска, в нынешнюю войну с Турцией оказанных… – Отвратив взор от своей записной книжки, Екатерина вскинула голову и спросила:
– Не имеет ли кто высказаться по сему за и контра?
Желающих не нашлось. Разумное отношение в данное время к населению все считали необходимым и на вопрос Екатерины согласно ответили, что решение императрицы почитают мудрым.
– Что слышно от Бибикова? – императрица повернулась к Чернышеву.
– Прибыл с полками в Казань – опальный генерал-аншеф привстал в кресле.
– Сиди, сиди, Захар Григорьевич – усадила обратно в кресло военачальника Екатерина – Большую надежду мы питаем на Бибикова. Единственный наш защитник на востоке акромя сибирского корпуса генерала Деколонга.
– Кстати, о нем – Чернышев помялся – Иван Александрович прислал нарочного. Просит укрепить его войсками. После разгрома Корфа.
– Боже, какое горе – Екатерина перекрестилась, присутствующие тоже.
– У него мало войск для защиты Уфы, Челябы и Тобольска.
– Пущай нанимает охочих людей. Нет сейчас войск, нету. Сами Захар Григорьевич все знаете – императрица накинула на голые плечи соболью пелерину.
– Те охочие люди первые к Пугачеву перебегут – осторожно произнес Чернышев – Можно перекинуть из Польши полки. Орлов и молчаливый, опальный Панин насторожились.
– Конфедераты поуспокоились, можно рискнуть.
– Сначала дождемся вестей от Бибикова – твердо ответила Екатерина – Мы не можем ослаблять наши западные рубежи.
* * *
К Казани подходили со стороны Волги. Погода стояла солнечная, снег кончился, потеплело. Навскидку было градусов 10 ниже нуля. В одной из деревень к нашему разъезду вышел заросший по самые брови Хлопуша. Я подавил порыв обнять здоровяка, пригласил ссыльного в избу старосты. Там уже стряпуха и лакей накрыли на стол.
– Откушай Афанасий Тимофеевич – я легко вспомнил настоящее имя соратника Пугачева – И рассказывай, как там в Казани, почто рискнул уйти из города.
Катаржник набросился на еду, попутно не только описывая ситуацию в столице губернии, но и показывая все мне на карте.
Казань, располагалась между речками Казанкой и Булаком. Состояла она главным образом из деревянных строений и делилась на три части: крепость, город, слободы. Кремль, или крепость, был в состоянии полуразрушенном, он стоял на берегу Казанки и тянулся вдоль Булака, образуя собою замкнутый многоугольник общей длиной около двух верст. В нем помещался Спасский монастырь, над стенами высилась старинная башня Сумбеки, татарской ханши. На восток от кремля раскинулся город с каменным гостиным двором, женским монастырем, многочисленными храмами, мечетями и немногими каменными домами именитого купечества, помещиков, крупных чиновников.
Далее стояли слободы, составлявшие предместья города. На берегу озера Кабана – слобода Архангельская, влево от нее – Суконная, здесь шла дорога на Оренбург. К Суконной слободе примыкало огромное Арское поле.
– Мыслю так, ентот Бибиков там нас ждать будет – Хлопуша выпил пива из кувшина, утер рот лапищей – Я как узнал в каком числе прибыли полки, сразу к тебе, царь-батюшка заспешил. По перву то голубем докладывал, что пуста Казань, можно восстание поднять слабодчан. А чичас сомнения взял. Большая сила у енерала. Пешцев то мало, зато пушек много, а еще больше конницы. Дворянскую возьмет у губернатора, а також два карабинерских полка, три гусарских и один кирасирский. Тысяч семь-восемь воев. Двадцать пушек.
Карабинеры и кирасиры – это плохая новость. Атакующие, мощные полки. Понятно, почему Бибиков не хочет остаться за валами. Ставит все на один удар.
– Значит Арское поле… Большое?
– Огромадное!
Я посмотрел на карту, что притащил за пазухой Хлопуша. Откуда только взял? С одной стороны река Казанка, с другой – холмы. Поле делится пополам сибирским трактом. Вот его то Бибиков и перекроет.
Все так и случилось. Стоило только нам подойти к предместьям, участились стычки пикетов. Я оттянул авангард к основным силам, развернул фронтом сразу два самых опытных своих полка – 1-й заводской и 2-й оренбургский. Один месил снег с одной стороны тракта, второй – с другой. Люди выматывались, но строй держали. Сильно помогали полевые кухни. Во время частых остановок – сразу была готова горячая пища. В основном каша с салом.
Наконец, мы дошли до поля. Я приказал поднять воздушный шар и несмотря на возражения Овчинникова и Перфильева, а также плач Васьки Птичника и Николая – сам рискнул подняться вверх. Погода была безветренная, солнечная.
Шар дрожал, раскачивался, но тянул. На двадцати метрах трос закончился и я повис над полем. В подзорную трубу было видно, что Бибиков сделал по обеим сторонам тракта – две батареи по шесть пушек. Их прикрывало несколько рот пехотинцев и рогатки. Главная ударная сила – полки тяжелой конницы стояли чуть позади, прямо на дороге.
Тактика генерала была ясна. Втянуть нас в артиллеристскую перестрелку, заставить наступать. И ударить по тракту кирасирами, развалить фронт, вызвать панику и дальше бить по частям.
Что я могу этому противопоставить? Во-первых, маневр артиллерии. Пушек то у меня больше и они все на санях. Кидаем их на левый фланг, ближе к замерзшей речке. Пускай подавят одну из батарей. А потом возьмутся за вторую. Во-вторых, надо спровоцировать Бибикова самого атаковать. И тут у меня возникла одна идея.
Я махнул рукой, шар начали спускать вниз. Царские войска заволновались, одну из пушек с помощью досок задрали вверх, пальнули в мою сторону. Но ядро даже половины расстояния не пролетело.
Пришло время провести военный совет.
* * *
– Царь-батюшка, тут до тебя человечек просится – первым, кто ко мне подбежал после приземления была взволнованная Маша. Вторым – Хлопуша. Рядом с ним стоял худощавый мужчина с острыми чертами лица и богатой шубе.
– Маша, хватит меня щупать – я улыбнулся девушке – Цел я, цел…
– Следующий полет мой! – Максимова была категорична, хотя в ее голосе я услышал нотки кокетства. Худощавый с любопытством и без страха разглядывал нас.
– Кто вы? – я махнул Почиталину – Ваня, собирай полковников вон на том взгорке. И костер, костер держите горящим.
Шар нам еще пригодится для корректировки артиллерии.
– Степан Иванович Шешковский.
Заявление произвело эффект разорвавшейся бомбы. Маша приоткрыла рот, Почиталин сбился с шагу, оглянулся. После чего взялся за саблю. Остался спокойным только Хлопуша. Он же и пояснил мне все:
– Сей муж – глава Тайной экспедиции сам вышел к нашим пикетам от холмов. Представился.
– Мы можем перемолвится наедине? – спокойно поинтересовался Шешковский.
Да… полна земля казанская сюрпризов. История явно пошла по другому пути и все мои знания Хранителя утрачивают ценность. Почему Шешковский решил перебежать? Собственно, этот вопрос я первым и задал, когда мы отошли на пригорок. Подул слабый ветер, обер-секретарь поднял воротник.
– У вас, Емельян Иванович уже и корона есть? – Шешковский кивнул на мою «шапку Мономаха».
Я повел плечами, поправил пистолеты за поясом.
– Обращайтесь ко мне как к царю. Конечно, если вам дорога ваша голова.
– Весьма дорога, Петр Федорович – коротко поклонился обер-секретарь – А перейти я решил, так как Вяземский подготовил мне замену. Я узнал это в последний день перед отъездом из Петербурга.
– Вы утратили расположение Екатерины?
– Ваша супруга – хмыкнул Степан Иванович – Дама очень переменчивого нрава. Сегодня ей любезны одни люди, завтра другие… Многие, ой, многие знатные аристократы уже пострадали с этих капризов.
– Почему я должен вам верить?
– Во-первых, я привез с собой все диспозиции царских войск, численность, состав. По всей империи и за ее пределами – многозначительно произнес Шешковский – Второе и самое главное. Я перевел вашу семью из казанского острога на съемный дом в городе. Это мой вам подарок.
Ветер усилился, появилась первая поземка.
И что мне теперь делать? Я мысленно застонал. Донская казачка Софья Пугачева с двумя дочерями и сыном, совершенно точно знали кто такой их муж и отец. Если все это всплывет наружу… Шешковский подготовился.
– Но ежели вы повелите решить эту докуку – осторожно произнес обер-секретарь – Я все устрою. Вам никто не будет досаждать.
Сукин сын меня шантажирует. Может пристрелить его? И вся проблема решена сама собой. По моим глазам Шешковский что-то понял, попятился. Нет, нельзя. Хоть и гад обер-секретарь, но человек очень полезный.
– Я позже обмыслю все – я заметил, что полковники уже начали собираться – Сейчас сдайте все свои бумаги Хлопуше и езжайте с ним в Старый Арыш.
– Зачем??
– Затем, что там под охраной сидит поляк, Курч. Он какие-то тайные письма составляет – я вытащил из-за пазухи сложенный лист бумаги с цифрами – Разберитесь с ним. Ежели справитесь, подумаю взять вас к себе.
Вот не лежала у меня душа пригреть на груди змею-Шешковского, но выхода не было. Свою собственную Тайную канцелярию создать с помощью Хлопуше да свейских казаков – вряд ли получится.
– Иезуиты – обер-секретарь быстро просмотрел письмо – Их код.
Ну вот. Еще и мировая закулиса у меня в войске появилась. Совсем замечательно.
– Разберитесь. Раз уж женушка моя – тут я подмигнул удивленном Шешковскому – Пользует сей орден и дозволила им остаться на землях империи после роспуска, то и я брезговать не буду.
* * *
– Ваша светлость! – к генералу Бибикову подскакал вестовой с правой батареи – Нет мочи терпеть обстрел, майор Светлов просит сикурс дать.
– Какой сикурс?! – закричал Александр Ильич – Кавалерия застрянет на целине.
– Может быть по льду Казанки пустить полк – произнес один из полковников позади генерала.
– Берег крутой, обледенел – ответил ему другой, из гусар – Не взберемся. Да и с шара этого, мыслю, все видать. Нет, каковы подлецы… Кто только надоумил такую инвенцию сделать.
Бибиков привстал на стременах, принялся разглядывать в подзорную трубу порядки пугачевцев.
– Бомбардиры у них сильные – сквозь зубы произнес он – А вот пехота – дрянь. Посмотрите, господа… Впереди стоят какие-то оборванцы с дрекольем и красными знаменами. Ежели ударить внезапно, вдоль дороги, как мы и планировали…
– А как же пушки? – встрял вестовой.
– Пугач их слишком далеко на фланги оттянул – генерал не обратил внимание на нарушение субординации – Я не вижу их конницу, ну да ладно. Командуйте общую атаку! Первыми идут карабинеры, делают залп. Уходят вправо и влево. В брешь в порядках врываются кирасиры, потом гусары. Порядок ясен, господа полковники?
Те обрадованно заулыбались, покивали.
– Пусть смотрят с шара – пока сообщат, мы уже разрежем армию ребелена надвое.
Полковники разъехались, вестовой тоже умчался обратно. Пропела труба.
Сначала все пошло по задуманному, карабинеры и кирасиры взяли разгон. Оборванные крестьяне заколебались, побежали. В стане Пугачева прогудела труба. Карабинеры были все ближе и ближе, генерал пришпорил свою лошадь, подскакал ближе. Опять привстал в седле, вжал подзорную трубу в глаз. Ну же! Вдруг за бегущими крестьянами обнаружились отлично обмундированные и вооружённые солдаты с мушкетами, выстроенные в три шеренги. Раз полк, два…
Бибиков застонал. Он увидел, что среди мушкетеров стоят пушки. Полки Пугачева расступились, «оборванные» просочились сквозь ряды. Карабинеры тоже увидели стройные ряды, но их полковник решил не оступать. Всадники вскинули пистолеты и карабины, но отряды повстанцев первыми сделали залп. Рявкнули картечью пушки, ряды окутались дымом. Когда пороховая взвесь рассеялась стало ясно, что потери – чудовищны. Пули выбивали кирасир и карабинеров из сёдел, убивали под ними коней, многие пребывали в позорном смятении. Всадники судорожно разворачивали лошадей, Бибиков услышал далекое «Первая шеренга, на колено!». «Повзводно…». Новый залп.
Оставшиеся кирасиры и гусары – карабинеров выбило всех – все-таки смогли врубиться в ряды Пугачева. Над полем понесся рев, крики… И тут пропела еще раз труба и с флангов на правительственные полки завязшие с пехотинцами хлынули орды казаков.
– Боже… Это конец! – Бибиков уронил подзорную трубу в снег, закрыл лицо руками. Один из башкиров полка Зарубина, пробившись с отрядом сквозь ординарцев и охрану, кинул аркан. Он захлестнул генерала ниже. Рывок и тело в бобровой шубе поверх зеленого камзола волочится по снегу.
* * *
Честно сказать в этот раз у Казани пришлось пройти по лезвию ножа. Сначала специально оборванные и вооруженные кое-как «арапчата» Павлония замешкались и не сразу побежали в тыл. Кирасиры догоняли я и уже был готов отдать приказ стрелять по своим. Но успели. Картечь и дружный залп оренбургских и заводских полков сделал свое дело. Мы выбили первые шеренги всадников.
Тем не менее остатки кирасир и гусар сумели прорваться к нашим рядам и вступили в рукопашную. Они рубили палашами и саблями сверху, стреляли из пистолетов и карабинов. Оренбургский и первый заводской стояли насмерть. Второй заводской и ляшский дрогнули. Еще не побежали, но потери были большими. Люди падали в снег, их топтали конями. Я дал команду трубачу. В самый ответственный момент, полки Овчинникова ударили в спину и во фланг Бибикову. Один из отрядов башкиров попал под залп правой батареи, которую не успел подавить Чумаков. Иррегуляры занервничали, начали разворачивать лошадей. Зато левый фланг смел завязших гусар. Пехотинцы приободрились, поднажали. Спустя час дело было сделано. Войска Бибикова были уничтожены, а он сам еле стоял передо мной на коленях.