После пары минут бега, когда они наконец–то подобрались достаточно близко к сражению, ухмылка Люция стала ещё шире. Он увидел кольцо грязно-кровавых доспехов, толпой окружающих тесную группу фигур в фиолетовой броне, стоящую на горе из трупов. Земля под ними разражалась бесконечным количеством искаженных цветов, словно кипящий варп-шторм, истекающий кровью из ядра демонического мира. Пожиратели Миров карабкались по павшим, отдавая жизни пятерых за жизнь одного воина из Когорты Назики. Избитый воин скрылся под морем из почерневших рогов и багрового керамита, и еще одна руна пропала на визоре Люция, когда XII легион голыми руками разорвал упавшего на куски.
— Болтеры, — с усмешкой приказал Люций. Он ненавидел эту команду, но выхватил свой болтер, клацая когтистым кончиком пальца по спусковому крючку из слоновой кости и серебра. Немногочисленные мастера и оружейники, оставшиеся на борту «Диадемы» превратили огнестрельное оружие в ошеломляющие орудие войны. Болтеры усилили и они стали более громкими, мощными, что обеспечивало стрелку резко увеличенную отдачу, но даже при таких модификациях, Люций не испытывал удовлетворения в убийствах с расстояния. Такая тактика больше подходила трусам и простакам, которым не хватало изящества, чтобы овладеть искусством клинка. Люций тихо зарычал, осознав, что пока он не войдет в зону ближнего боя, действие наркотика будет ограничиваться отдачей древнего оружия, которое он сжимал в кулаке.
Залпы масс-реактивной смерти пронзали толпу XII легиона, вызывая взрывное стаккато сердцебиения, в момент, когда снаряды врезались в броню и плоть, прежде чем через мгновение взорваться. Бывшим Детям Императора не было равных в искусстве владения клинками, но они так же являлись меткими стрелками, хотя и презирали это дело. То ли из–за жажды крови, то ли просто не предвидя возможности подмоги у противника, Пожиратели Миров стояли на открытом месте. Болтерные заряды с легкостью находили прорезиненные воротники горжет и стыки между пластинами в броне, отправляя оторванные конечности в полет. Из рифленых стволов игольных винтовок хлестали стрелы отравленных хрустальных дротиков. Силовые ранцы разлетались на куски, сжигая Пожирателей Миров в ядерном пламени или заставляя их сгибаться под весом обесточенной брони.
XII легион не умел уступать и сдаваться. Ни один сын Ангрона никогда бы не сделал шаг назад, даже если бы им позволили Гвозди Мясника, спрятанные в черепах. Вместо того, чтобы отступить перед лицом шторма, Пожиратели Миров подались навстречу шквалу болтерных зарядов и игл, приняв его.
За исключением кучки легионеров, полных решимости свершить возмездие над Кризитием и его бойцами за павших братьев, Пожиратели Миров поголовно бросились в атаку на приближающуюся Когорту Назики под визг зубьев цепных топоров и брызги кровавой пены с изодранных губ. Те, у кого еще остались крупицы здравомыслия вместо кровожадности, открыли ответный огонь из болтеров. Внезапно Люций почувствовал, как свежая кровь хлестнула по забралу, словно пощечина — болт угодил в глаз воину рядом с ним и вылетел сквозь затылок вместе с фонтаном крови и разлетающимися осколками черепа.
Расстояние между двумя отрядами сократилось до нуля. Волны светло-лилового и красного цветов кипели у их ног, устилая почву в тот момент, когда падшие ангелы сплелись в ближнем бою.
Люций ударил плетью ближайшего Пожирателя Миров, поймав его за плечо руки, в которой находился меч. Он дернул хлыст назад, ощутив, как конечность вырвалась из сустава, легионера, подняв воина в воздух. Когда тот пролетел мимо Вечного, рёв болезненной ярости остановило лезвие лаэранского клинка, мелькнувшее под челюстью и легко отделившее голову от плеч. С радостным лаем Люций уклонился в сторону, а труп завертелся и врезался в своих собратьев. Лезвие вернулось назад серебряным пятном и отразило цепную глефу. Схватка переросла в давку.
Кровь, раздробленные кости и разбитые доспехи летали в воздухе. Песок с пылью вихрились вокруг, подобно широким красным завесам, покрывая сражающихся и загрязняя фильтры шлемов. Зрение понизилось почти до слепоты. Багряный цвет затуманил глаза, а грохот битвы оглушал так, словно они сражались в огромном бьющемся сердце. Зловоние раскаленного железа, свежей крови, омывавшей уже подсохшую, смешивалось с озоном, прометием и резким ароматом вскрытых тел.
Силовое поле меча засияло и Люций пронзил керамит и мускулы. Расщепляющее поле схлопнулось, когда воин разрезал сухожилия и хрящи. Плененные души его доспехов вытягивались с нестройным воплями, купаясь в трансчеловеческой крови. Прежде чем он посмотрел в сторону, он услышал ревущий лай награкали, приглушенный кровью и парализующим воплем цепных топоров, у которых не хватало половины зубьев. Его взгляд замылился на секунду, но меч отыскал живот Пожирателя Миров. Рука прошла сквозь защиту врага и задрожала от наслаждения ударом.
Люций не видел как проворачивал лезвие, кромсая органы и разрезая рану еще шире. Он обмотал плеть вокруг предплечья, сделав из перчатки подобие дубинки с шипами и ударил Пожирателя Миров по коленям.
Ослабевшие пальцы последнего вцепились ему в грудь. Вечный слышал задыхающееся рычание берсеркера, продолжающего сражаться не смотря на то, что петли его внутренностей вываливались из живота на песок. Следующий удар Люция прекратил рычание. А третий удар — уложил на землю.
Люций топчущим движением вбивал сабатон в череп Пожирателя Миров, пока не раздробил его, после чего вытер перчаткой линзы на забрале. Убийство казалось торжеством, но Когорте Назики пришлось сражаться с XII легионом по его правилам. Мерзкие потомки Ангрона преуспели в грубом замесе рукопашного боя, лишенном изящества и элегантности, да и тот факт, что численностью они превосходили воинов Люция в количестве трое на одного, означал только то, что они будут диктовать свои правила боя.
— Где же Рипакс? — он услышал как Кадарн зарычал по воксу. Пыль немного улеглась, позволив Люцию разглядеть неуклюжего товарища сквозь суматоху. Пурпурно-синий лак был содран, повредив наплечник воина до праведного золота — символа двойного топора, который выдавал прежнюю геральдику его легиона.
— Где «Когтистая Королева»?
И, словно в ответ, само небо закричало, дабы приковать взгляды к тому, что приближалось.
Её воинственная, птичья форма расколола небеса в яростном крике прямоточного двигателя. Корпус из кораллов и блестящей платины мерцал в свете варпа, сверкая подобно рыбе, чья чешуя отблескивает при прыжках по поверхности глубокого океана. На остром, как бритва, клюве хищника, изящными кемосианскими письменами были начертаны сотни побед. Сонет миров, преданных огню, разбитых легионов, завоеванных славой в материальной Вселенной и за её пределами. Лишь одно имя выделялось среди гроссбухов мифических триумфов и побежденных врагов. Только одно имя повторялось снова и снова сверкающим золотом.
«Когтистая Королева»
Основное орудие звездолёта взревело. Часть воинов XII легиона испарились, вместо них остался только тлеющий кратер, усеянный обломками брони и обугленной плотью. Осколки меди и багрового керамита падали на поле битвы вперемешку с кровью, подобно редкому дождю. Потрескивающие энергетические заряды вырвались из кончиков её крыльев, расплавляя демоническую почву в радужные пятна, которые кристаллизовались над умирающими воинами, делая их похожими на насекомых в янтаре.
После того, как корабль пронзил небосвод демонического мира, оставив позади последние горящие остатки входа в атмосферу в виде тянущихся лент бледного огня, экипаж «Когтистой Королевы» выполз из отсека, чтобы повиснуть на продуваемых ветром крыльях. Они хотели ощутить, как ветер терзает их, услышать его хлещущий крик, прежде чем броситься вниз и присоединиться к кровопролитию.
Под драконий рёв двигателей, выходящих за пределы допустимых норм, «Когтистая Королева» резко развернулась и взмыла ввысь, скрывшись во тьме. Сила маневра корабля, казалось, встряхнула его крылья и, подобно хищной птице, он сбросил с себя перья. Скопление тёмных размытых фигур веером рассыпалось по небу. Они приобретали четкость, приближаясь к земле.
Крики пронзили воздух и Люций рассмеялся.
I.V
Пока воины Когорты Назики сражались с Пожирателями Миров в тени трупа «Бойцовой псины», Чезаре вёл свою собственную битву.
Битву, в которой он проигрывал еще со времён Скалатракса, со времён Гармонии, вполне возможно, что и со времён Терры. Священный акт даже в сияющие дни возвышения легиона, ныне он стал самой сакральной обязанностью апотекария в отношении его павших братьев и превратился из благоговейного ритуала в сущий ад. Еще один бесполезный гвоздь, забитый в крышку гроба Детей Императора.
Перчатка-нартеций на руке Чезаре задрожала, издавая чирикающее потрескивание насекомого из встроенного ауспекса. Уже давно перчатка перестала быть вещью чисто механической, чем вызывала раздражение у апотекария. Он слышал крики, доносящиеся из обломков и принадлежащие мертвым душам в доспехах. Вопли братьев, ставших не более чем урожаем для апотекария.
Чезаре присел на корточки рядом с трупом легионера. Доспехи мертвого были выжжены до черноты, но сохранили большую часть своей первоначальной зазубренной формы вместе с небольшими вставками яркого цвета, что позволяло опознать воина Когорты Назики. Апотекарий одним движением перевернул труп на спину. Тело упало как единое, обугленное нечто, брошенное в пыль.
Вытянув пальцы, Чезаре принялся за сбор геносемени. Пилы и виброскальпели его нартециума жужжали, разрезая обугленный керамит. Под шлемом апотекарий стиснул зубы, раздвигая бронепластины, сплавленные вместе жаром падения сквозь атмосферу. Приложив достаточно сил, ему удалось расколоть броню как почерневшую яичную скорлупу. Сунув пальцы внутрь, Чезаре раздвинул горжет павшего.
От обугленного бледного тела несло гарью и гниющим жареным мясом. Эта вонь была столь же привычна для Чезаре, что и чистый воздух. Возможно, даже более привычна. Он откинул голову умершего брата назад, прижав кончик редуктора к челюсти. На него упала тень, и апотекарий отпрянул в сторону.
Искалеченный и бормочущий что–то себе под нос в мучительном бреду Пожиратель Миров, словно пьяный, прыгнул на Чезаре. У воина XII легиона отсутствовала половина левой руки до локтя, и он подумал, что вставить в рану зазубренный кусок разбитой обшивки корпуса «Бойцовой псины», используя его как импровизированный клинок, будет весьма недурно. Кровь всё еще стекала по почерневшему от огня железу, прерывисто капая, пока рука дрожала от болезненной ярости.
Чезаре уклонился от горизонтального удара, нацеленного ему в горло, развернулся и, сделав пируэт, выполнил диагональный ответный удар. Корона из кабелей с дредами, вшитых в череп Пожирателя Миров, искрилась от неисправности, гроздья оборванных соединений свободно свисали с его висков, а из разорванных проводов капала отвратительная тёмная жидкость. Чезаре отскочил назад после очередной атаки одурманенного болью легионера и поднял свой нартеций. Противник снова атаковал.
Пожирателя Миров окутал розовый туман, и он остановился на полпути. Сын Ангрона замер на мгновение, его зрачки сокращались, а веки беспорядочно смыкались. Чезаре дал ему распыленную разновидность наркотика-амброзии, приготовленного для битвы. Несмотря на то, что чаще всего вещество использовали для кратковременного лечения, улучшения здоровья собратьев на поле боя, или, в совсем разбавленных дозах, для усмирения и опьянения рабов, облако, которое распылил Чезаре из перчатки, являлось чистым наркотиком. Для непривыкших к его действию он вполне мог оказаться смертельным.
Апотекарий смотрел, как Гвозди Мясника в голове Пожирателя Миров дымятся и извиваются, и как параллельно с этим противоречивые волны агонии и блаженства сотрясают мозг легионера.
Сломанные болевые имплантаты проигрывали всепоглощающему экстазу, созданному Чезаре. Психопатический слюнявый хохот заклокотал на губах Пожирателя Миров. Он вцепился уцелевшей рукой себе в лицо, запуская пальцы всё глубже и глубже в плоть и отдирая куски кожи толстыми полосками. Потом он провёл рукой с эрзац-клинком по доспехам, наслаждаясь диссонирующим визгом металла по ржавому керамиту. Воин упал на колени и выгнул спину дугой, дрожа от неконтролируемого ликования, граничащего с истерикой.
Смех резко оборвался — Чезаре выстрелил ему в голову, разнеся затылок с влажным хрустом расколовшейся кости. Холодное безразличие не сходило с лица апотекария. Кровь, бьющая фонтаном из Пожирателя Миров, покрывала землю мира демонов, приковав к себе взгляд Чезаре. Почва стала ярко-красной. Даже нечеловечески ярко-красной. Невероятный, ослепительно красный цвет, даже более красный, чем все то, что апотекарию приходилось видеть до этого момента.
Легионер фыркнул, вытряхнул из шлема остатки амброзии и снова склонился над своим поверженным братом. Долю секунды он не мог опознать тело — останки практически сгорели дотла, — но быстро понял, кому они принадлежат.
Любалия. Апотекарий на миг закрыл глаза. Его меча будет не хватать. Чезаре положил перчатку под челюсть трупа и активировал редуктор.
С влажным хлопком кусок розовато-серой плоти выстрелил в стеклянный цилиндр нартеция. Чезаре осмотрел орган, и его глаза расширились. Он вытянул цилиндр из латной перчатки и швырнул его на землю, разбив вдребезги.
Под прогеноидом Любалии светилась почва. Сморщенная пасть миноги распахнулась на блестящем теле органа, издавая пронзительный, захлебывающийся крик. Тонкие жгутики ветвились, медленно пробиваясь из массы прогеноида. Орган завибрировал, извиваясь на земле.
Чезаре принялся топтать геносемя своего брата, раздавив его в лепешку. Пульсирующее мерцание под его сабатоном утихло, когда наследие Любалии для легиона превратилось в раздавленное пятно, издающее тихое шипение коронных разрядов.
Апотекарий зарычал. Еще один брат с зараженным и оскверненным геносеменем. Еще один воин, которого невозможно заменить. Такова истинная цена Хтонийского Провала.
Магистр войны, да будет проклято его имя тысячу раз, легко отделался за ту катастрофу, которую организовал. Как и толпы его ублюдочных сыновей, отвергнутые III и другими легионами по пути к заключению в Оке. Наказание Сыновей Гора было легким в сравнении с участью тех, кто выжил, по примеру Чезаре. Он был вынужден наблюдать за тем, как остатки легиона увядают и превращаются в сгнившие, искаженные тени совершенства, которым они были прежде.
Мог ли апотекарий вообще вспомнить, как долго его собратья бороздили пространство внутри Ока? Как долго? Как можно измерить протяженность этого чистилища в месте, где время не имеет смысла? Чезаре мерил время смертями. Братья проигрывали битву. Проигрывали предательству. Безумию. И все меньше тех, кто, как он, оставались в живых, сражаясь за сохранение грубой пародии на своё существование.
Легионер вскинул перламутровый шлем, услышав, как спускаются на землю кричащие фигуры. Тонкая, кроткая улыбка скользнула по его губам, но глаза все так же оставались холодны. Теперь ему придется вести своё сражение усерднее.
Рипакс прибыл.
В своё время легион Детей Императора был единственным из восемнадцати легионов, одаренным Палатинской аквилой — геральдикой самого Императора.
Повелитель Человечества одарил их своим золотым орлом, и легион относился к этому с почтением, словно к подарку, которым мог обладать только истинно совершенный. Никто не почитал аквилу больше, чем Крылья Фениксийца — элитные штурмовые отряды Детей Императора.
Как только вспыхнули первые искры Хтонийского Провала, фанатичная преданность Крыльев Фениксийца скрестила мечи с зарождающимся Империумом Человечества, очистив свои ряды практически до полного уничтожения на смертоносных, пропитанных вирусом землях Исствана III. Немногие выжившие несли ту же одержимость и фанатизм, что и их убитые братья, но уже внутри своих рядов. По мере изменения легиона менялись и они, превращаясь в звероподобное, замкнутое братство, изолировавшее себя от остальных. Их призывали в бой, чтобы наводить ужас на население и сокрушать самые грозные бастионы.