Хрущев недовольно хмурится и строго грозит мне пальцем:
– Алексей, самая передовая часть советской молодежи – это рабочий класс. Твердо запомни это! А то взяли моду превозносить интеллигенцию. Забыли паршивцы, на чьих плечах стоит государство, и кто вас кормит!
– Согласен. Но разве наша рабочая молодежь не поступает в ВУЗы и техникумы? Кто же тогда учится на вечерних и заочных отделениях институтов и техникумов? Да и на дневные отделения многие студенты приходят от станка или как я после армии.
– Ну, не знаю…
И тут совершенно неожиданно на помощь мне приходит Иван Георгиевич.
– А я поддержу Алексея в том, что если мы придем к варианту с журналом, он должен быть новым. Потому что для нас крайне нежелательно каждый раз объясняться с кем-то из нынешних влиятельных главных редакторов и озвучивать им причины внезапных командировок их молодого сотрудника.
– Но открытие нового журнала дело муторное и долгое. Его придется проводить решением ЦК.
Я торжествующе улыбаюсь и привожу Хрущеву свой решающий аргумент:
– Нам не придется открывать новый журнал, мы просто сменим формат одного старого издания. У него богатая история, но сейчас он влачит скромное существование в качестве ежегодного альманаха. Называется журнал «Советское студенчество». Я же предлагаю сразу переименовать его во что-нибудь вроде «Студенческий меридиан» и передать из прямого подчинения ЦК ВЛКСМ, с которого хватит «Смены» и «Ровесника», под крыло газеты «Известия», чтобы издание стало ее ежемесячным приложением для молодежи.
Хрущев хмыкнул и, хитро прищурившись, покрутил пальцами на животе.
– Да уж, с Алексеем Ивановичем мы всегда по-семейному договоримся. И ты Аджубею понравился, Рада говорит, он тепло о тебе отзывался. Но ты нам, Русин, объясни, чем журнал будет отличаться от других? Для таких пертурбаций должна быть озвучена уважительная причина.
– Своим содержанием. Мы не будем дублировать другие издания, наш журнал будет подробно освещать жизнь советских студентов и их сверстников за рубежом. Скажем, в отдельном разделе «Студент в мире». А эта интересная тема как раз и предполагает обширные международные контакты с ВУЗами и соответственно, мои постоянные поездки по миру. Да и музыкальную тему можем затронуть. Например, запустить свой рейтинг вокально-инструментальных ансамблей…
Что такой журнал принесет немалую пользу, кажется, никто из них не сомневался. Иван Григорьевич и вовсе одобрительно кивнул мне. Понятно, что под таким прикрытием наладить контакты и обмен информацией будет гораздо легче. Скромный молодой журналист из студенческого издания вряд ли привлечет такое пристальное внимание, как советский ВИА. А университеты и институты есть практически во всех крупных городах Европы и США, так что повод для командировки всегда найдется.
– Нет, ну литературу мы, конечно, тоже будем печатать, но в основном рассказы и стихотворения молодых начинающих авторов. А в целом, это будет яркий общественно-политический и даже научно-популярный журнал. С рубриками, освещающими даже студенческое изобретательство. Заодно возьмем под крыло студенческую самодеятельность.
А вот теперь пряник, от которого Хрущев точно не откажется.
– Никита Сергеевич, и давайте уже расскажем советским ребятам и девчатам, во что обходится получение высшего образования на Западе. Озвучим эти безжалостные цифры. Пусть наша молодежь узнает из первых уст, каково это вообще – быть студентом в капиталистической стране. В какую кабалу приходится залезать, чтобы получить нормальное образование!
– Вот это правильно, Алексей! Давно пора. А то послушать всяких брехунов с вражеских радиостанций, так там у них просто райские кущи. А копнешь поглубже – навоз один!
Мезенцев и Иванов согласно кивают. Кому как не спецслужбам знать, что советская пропаганда работает зачастую топорно, не удосуживаясь придать некоторым своим «перлам» даже видимость правдоподобности. И в этом она сильно проигрывает западным «коллегам», которые действуют по-иезуитски, намного тоньше и продуманнее.
Предлагая свой вариант с журналом, я не открывал для них Америки. Нынешняя власть может и не гениальна, но она давно додумалась использовать деятелей культуры в качестве политических эмиссаров и послов доброй воли. Там где не могут, открыто действовать дипломаты и профессиональные разведчики, с успехом справляются советские музыканты, писатели и поэты. Связи между интеллигенцией СССР и Запада всегда были сильны, а использовать их в интересах государства – давняя традиция, заложенная еще при Ленине. И именно интеллигенция помогала советским властям наводить мосты с Западом в эпоху жесточайшего противостояния двух систем. Вот, например, Женя Евтушенко тоже был таким эмиссаром и не стеснялся это признавать.
– Ладно, Алексей. Иди-ка, погуляй и пообщайся с музыкантами – Зря, что ли парни ехали в такую даль. А мы здесь пока по-стариковски поболтаем, обсудим твою идею. Предложение интересное, но и с журналом будет не все так просто, как тебе кажется.
* * *
От крымских воспоминаний меня отвлекает суета и топот в соседнем помещении. Выглядываю в окно – автомобилей во дворе отделения прибавилось. И все машины солидные черные, да милицейские Волги. Понятно, прибыл десант из Москвы. Но меня никто не трогает и не дергает. Даже странно.
Сижу в красном уголке уже пару часов. Портреты Ленина и Хрущева на стене от скуки изучил до последней черты. Хрущев на фотографии солиден и благообразен – просто акадЭмик! А вот портрет Ленина чуть пожелтел от времени, и бумага немного скукожилась, отчего левый глаз Вождя приобрел несколько хулиганский прищур. Но милиционеры у нас люди занятые, им портреты рассматривать некогда, они с преступностью борются.
Пока разглядываю красный вымпел ударников труда, в голову пришла неожиданная мысль: в этом мире я чуть больше 3-х месяцев, а в скольких драках я уже успел побывать? Это же ненормально! Все началось с драки со стилягами, потом Петров вызверился. И с грузинами я сцепился, и с армянами смертным боем бился. Теперь вот вообще до урок с поножовщиной докатился. Впрочем, с урками я тоже уже сталкивался, когда спасал скрипку Когана младшего. А количество мелких стычек и счету не поддается. Но почему так? Влияние Хаоса? Или меня так здешняя реальность отторгает?
Ведь в прошлой жизни я был мирным, спокойным и уравновешенным парнем, да и Русин, судя по его воспоминаниям, не был задирой. А теперь жизнь вокруг меня кипит как в гейзере, только успевай уворачиваться. Неужели я действительно сам провоцирую все это? Это же на мне так скоро живого места не останется!
Вот в процессе тяжелых раздумий о нелегкой моей новой жизни меня как раз и прервали. Открылась дверь и в красный уголок царственной походкой вошла сама Любовь Орлова.
– А вот и мой спаситель! – таким знакомым с детства голосом произносит женщина, ставшая кумиром миллионов.
Черты лица ее лишь угадываются под вуалью полупрозрачного шарфа. Почти половину лица скрывают большие темные очки, которые только входят в моду на Западе. Под светлым плащом скромное, но явно дорогое платье, на ногах туфли на каблуке, в руке изящная дамская сумочка. Настоящая Звезда – она и на даче выглядит как Звезда, и в отделении милиции – никаких послаблений на ночное время суток или послеоперационный период!
Я тут же вскакиваю и на автомате подношу к губам протянутую мне ухоженную ручку. Потому что такие женские руки, извините, не пожимают по пролетарски, а только уважительно целуют. И никак иначе.
– Любовь Петровна Орлова – сдержанно улыбаясь, представляется мне кинодива.
Остается только догадываться, чего стоят ей сейчас все улыбки и разговоры. Ботокс еще не изобретен, и что там сейчас вкалывают женщинам под кожу лица косметологи неизвестно. Но то, что процедуры эти крайне болезненные – к бабке не ходи. А она еще и пытается улыбаться. Господи, на что только не идут женщины ради поддержания увядающей красоты!
– Алексей Русин. Ваш новый сосед, студент МГУ.
Из-за спины Орловой выступает высокий импозантный мужчина с густой седой шевелюрой и темными широкими бровями, тоже протягивает мне руку.
– Алексей, не прибедняйтесь! Мы вас видели в Огоньке. Ах, да…Григорий Васильевич Александров.
А вот и ее известный муж – режиссер, лауреат Госпремий и пр., пр., пр. Если Орлова одета подобающе случаю дорого, но скромно, то Александров при полном параде, словно на дворе у нас день. Шикарный светло-серый костюм-тройка с галстуком, украшенным золотой булавкой с бриллиантом, такие же запонки. И шлейф дорогого мужского одеколона. Словно Александров с какого приема явился. А может, так оно и есть, мало ли откуда человека поздно вечером выдернули.
Жмем друг другу руки. В комнату за ними пытаются протиснуться какие-то мужики в штатском, но Орлова культурно осаживает их.
– Товарищи, ну дайте же нам поговорить с молодым человеком! Мало того, что вы держите его здесь ночью, так еще и не даете поблагодарить за спасение. Григорий Васильевич, ну хоть вы им скажите!
– Товарищи, товарищи… Любовь Петровна права! Ну, нельзя же так. Если с Алексеем уже разобрались, то нужно отпустить его домой выспаться и привести себя в порядок. Все остальное можно будет сделать и утром.
Перечить небожителям никто не решился, и нас оставили одних.
– А что у вас с лицом, Алексей?! – Орлова встревожено касается рукой моего подбородка, где еще недавно была борода. Но вчера днем я ее сбрил, следуя указаниям вышестоящих товарищей, и теперь разница между загорелыми и бледными участками кожи здорово бросается в глаза.
– Любовь Петровна, это я бороду сбрил после юга, ничего страшного.
– Бороду… – задумчиво рассматривает меня Александров – Так вы не только поэт, но и писатель. Любочка, это тот самый Русин, который автор «Город не должен умереть»! Мы в Новом мире читали.
Я скромно киваю.
– Так что же вы милиционерам сразу не сказали, что вы писатель?
– Постеснялся как-то… – не объяснять же мне, что я светиться не хотел. Мезенцев опять бухтеть будет, а так может и пронесет еще.
– Алексей, стеснение не всегда к месту. А с загаром вот что… – Орлова достает из сумочки листок и карандаш – Я вам сейчас напишу простой, но действенный рецепт для быстрого отбеливания кожи. Там ничего сложного нет, и через два-три дня вы этой разницы даже сами не заметите.
– И давайте обязательно встретимся чуть позже, чтобы продолжить наше знакомство и поговорить в более подходящей обстановке – добавляет Александров – Скажем, через неделю-другую, когда Любовь Петровна выздоровеет и немного придет в себя.
Орлова протягивает мне листок, исписанный мелким аккуратным почерком, а Александров визитку. Да, да – самую настоящую визитку с фамилией, перечислением званий и двумя телефонами внизу! Для Союза это экзотика. Но для двух советских небожителей визитка – обычное дело. Для них и границ-то не существует. Читал, что Орлова в Париж ездила, как к себе домой.
Они еще раз благодарят меня, и мы тепло прощаемся. Их желание познакомится поближе вполне искреннее, а я тем более от такого знакомства не откажусь. И уже в дверях, чтобы это слышало все отделение милиции, Орлова громко произносит:
– И обязательно звоните, если что-то пойдет не так. Я завтра же поговорю с министром, чтобы ваше имя, Алексей, вообще по возможности убрали из протокола. Достаточно того, что вы жизнью своей рисковали, задерживая опасных преступников!
Понятно, что после таких завуалированных угроз кинозвезды меня хотят тут же отпустить домой. Но не тут то было!
Глава 2
Хотя еще Творца не знаю лично,
но верю я, что есть и был такой:
все сделать так смешно и так трагично
возможно лишь божественной рукой.
Встав с утра и приняв водные процедуры, я занимаюсь гимнастикой. С удовольствием тягаю гирю Димона, а заодно размышляю, где мои друзья. На дворе 26-е августа. Осталось меньше недели до начала учебного года. Ребятам пора бы и вернуться.
На ловца и зверь бежит. На вахте общежития меня ловит дежурная.
– Русин! Тебе телеграмма.
Разворачиваю, смотрю на слегка кривые печатные строчки. Вика прислала телеграмму, что они уже выехали в Москву. Значит, приедут в лучшем случае завтра к вечеру. Отлично! А то я уже успел соскучиться.
Адрес, по которому мне велел явиться Иванов, находится в Замоскворечье, недалеко от станции метро Новокузнецкая. Старинный двухэтажный дом вытянулся вдоль Климентовского переулка и смотрит своими многочисленными окнами еще на две улицы – на Пятницкую и на Садовнический проезд. В той части, которая выходит на оживленную Пятницкую, располагается магазин тканей, весь остальной дом, судя по вывескам, раньше занимали какие-то мелкие конторы и учреждения. Но почему-то все подъезды были наглухо закрыты, видимо обитателей дома недавно отселили и теперь его готовили к ремонту. Я основательно помучился, прежде чем нашел тот подъезд, что мне нужен – по закону подлости он оказался самым последним. Я глубоко вдохнул летний московский воздух и шагнул внутрь.
Обычный такой обшарпанный подъезд и ничем не приметная дверь на втором этаже с потертой бронзовой табличкой, надпись на которой и прочитать уже невозможно.
Сразу после входа – невзрачный тамбур. За стеклянным окном сидит суровый мужчина с оттопыренным подмышкой пиджаком. Внимательно на меня смотрит.
– Я к товарищу Иванову – протягиваю в окошко паспорт. Документ внимательно изучают. Щелкает вторая дверь.
А вот за ней оказалась уже совсем другая жизнь, и первым, кого я встречаю – мой новый начальник. Иванов протирает лысину платком и лучится от удовольствия.
– Привет, Алексей! Нашел нас?!
– С большим трудом, Георгий Иванович.
– С трудом – это хорошо! – смеется начальник – Так и должно быть. Легко – это не про нас!
Смешно ему… а я как дурак во все закрытые двери ломился. Хотя конечно мог бы сразу догадаться, что пятый подъезд будет в самом конце дома. Только кто бы еще таблички с номерами этих подъездов над входными дверями оставил, вывески контор – и те половина разбитые.
– Ладно, не расстраивайся. Это был небольшой тест на сообразительность. Но ты в контрольное время уложился и явился ровно к назначенному часу. Пойдем, познакомлю тебя с сотрудниками. Их здесь пока мало, но кое-кто уже приступил к работе.
Идем по отремонтированному коридору, застеленному новой ковровой дорожкой. Сразу за дверями еще один пост охраны – что-то типа стойки ресепшена как в гостиницах. За ней стоит немолодой мужчина с седым ершиком волос – мне его представляют как Николая Демидовича. Потом идем мимо одинаковых дверей без каких-либо табличек, в воздухе витает приятный запах новой мебели и свежего ремонта.
– А здесь я обитаю – Георгий Иванович распахивает одну из дверей, и мы попадаем в приемную, за столом которой я вижу… Асю Федоровну.
Здороваемся и обнимаемся с ней, как родные. Видеть ее здесь мне очень приятно, и выглядит она не в пример лучше, чем в нашу последнюю встречу. Бежевая блузка с мягким бантом на шее и строгая черная юбка совершенно преобразили женщину, и сейчас мне стало окончательно понятно, что ей от силы лет сорок. Ну, может сорок с небольшим. Но пообщаться нам толком не удается, Григорий Иванович торопит:
– Ладно, ладно у вас еще будет время поговорить. Ася теперь мой секретарь, и тебе, Алексей, придется постоянно с ней общаться. Мой рабочий кабинет – толкает он следующую дверь – заходи.
Оглядываюсь. То ли потому что кабинет совсем новый после ремонта, то ли это специально так задумано, но он какой-то безликий. Отпечатка личности своего хозяина это помещение не носит. Обычное рабочее место обычного советского чиновника. О ранге его хозяина говорит лишь вертушка правительственной связи на приставном столике справа. Да подробная карта мира на стене.