С салфеткой и корзинкой с хлебом к его столику пришел официант в сиреневом жилете, с серьгой в ухе, выразил пожелание, что Искину понравится заказанный бифштекс, и взял десять марок.
— Наличные?
— Да.
— Я посмотрю размен.
— Будьте добры.
— Бифштекс будет готов через десять минут.
— Очень хорошо.
Официант был пожилой и слегка прихрамывал. Затылок у него был пострижен скобкой.
В период ожидания Искин успел осмотреть аллею и дома напротив, приметил фонтанчик, с удивлением проводил взглядом прогарцевавшего на светлой кобыле всадника в бриджах и в старинном мундире с эполетами.
Две женщины, прихватывая друг дружку под локоть, направились в пошивочное ателье. Из пансиона на крыльцо вышел мужчина со скучным усатым лицом и долго, остервенело смолил сигару. Несколько мальчишек прокатили тележку с самодельным чучелом, которое умудрялось двигать руками-палками. По воздуху проплыл тягучий колокольный звон.
Бом-м!
Искин стал размышлять, что, должно быть, незаметно переместился в прошлое. Лет на сорок-пятьдесят назад. Удивительно, что попадаются такие кварталы, тихие, казалось бы, законсервированные во времени. Он неплохо знал город. По крайней мере, районы порта, окраин и подкарантинной зоны, в силу обстоятельств, были им изучены хорошо. Центр, пусть и из омнибуса, в последние годы он тоже наблюдал довольно часто. И что видел? Урбанизированного, современного монстра, растущего вширь и вверх, пухнущего трущобами и отражающегося в зеркальных фасадах небоскребов. Монстр был, конечно, уродом, но все же следовал тенденциям — перестраивался и перекрашивался, скинув старую шкуру из брусчатки, рыжих черепичных крыш, телег, оград и невысоких, заросших мхом домов.
И вдруг — такое. Причем, рядом, в двухстах метрах от складок новой шкуры из стекла, бетона, стали.
Искин хмыкнул. Мысль его зацепилась за эклектику, за смешение пластов, и он задумался о технологиях и их распространении. Странно ведь, что какие-то исследования вдруг выдают технические решения, которые тут же находят мгновенное применение и проникают в приборы, продукты, повседневную жизнь, как те же виссеры, как та же магнитонная терапия. А микроника с фотоникой топчутся на месте, обещая дивиденды когда-то в будущем, и робототехника застряла на уровне манипулятора с ограниченными степенями свободы. Ах-ах, юнит-индустрия в Фольдланде! А кроме нее было ли что-то? Реактивные двигатели — в зачаточном состоянии, элементная база — контрабандная, микросхемы — мелкой серией, ускоритель частиц обещают в следующем году.
Грозный Фольдланд!
Тех же электрических планшетов в Фольдланде не было. А здесь есть, пожалуйста, в кафе. В древнем квартале. Это ведь, кстати, тоже технология, но, получается, никому не нужная, не востребованная. Удобно, конечно, но смысл? Искин пошевелил планшет с меню. Отнесешь подальше от магнитной базы, схлопочешь статью за воровство.
Драгоценность.
— Ваш бифштекс.
Официант снял тарелку с подноса, поставил перед посетителем, жестом фокусника убрал с тарелки стальной колпак, призывая обратить внимание на легкий парок блюда, подвинул приборы.
— Приятного аппетита.
— Спасибо, — сказал Искин, заправляя салфетку под горло.
Официант скрупулезно отсчитал мелочь.
— Ваша сдача. Сейчас принесу кофе.
— Будьте добры.
Искин вооружился ножом и вилкой.
— Извините, — остановил он уже шагнувшего от столика официанта, — а вот ваши планшеты с меню…
Мужчина развернулся. На лице его шевельнулись брови.
— Что вы хотели бы узнать?
— Чья это идея?
— Прежнего владельца. Оставили, потому что дорого.
— И что вы о них думаете?
Официант бросил взгляд на планшет.
— Ерунда. Наподобие дверного звонка. Вы звоните, у нас загорается лампочка под блюдом.
— А виссер?
— Домашний телефон обходится мне дешевле.
— Спасибо, — сказал Искин, отпуская официанта.
Тот коротко кивнул и удалился, пропустив под тент семью — упитанного мужчину, его высокую жену и двух детей лет шести-восьми, мальчика и девочку.
Искин склонился над бифштексом. Мясо пахло замечательно. Мелкий свежий картофель дышал жаром.
Несколько минут Искин с аппетитом ел, изгнав из головы все посторонние мысли. Кинбауэр говорил, что за едой надо думать исключительно о еде, только так формируется залог здорового пищеварения, которое есть путь к долгой и не изнурённой болезнями жизни. Для разговоров, говорил он, для размышлений и прочего существует уйма другого времени. Вы можете заниматься своими делами даже во сне. Так извольте хотя бы полчаса поработать на собственный организм, не принуждая его к несварению и прочим проявлениям вашей несдержанности.
Кинбауэру, впрочем, это не помогло.
Искин мотнул головой, запрещая себе переключаться с бифштекса на мертвеца. Прекрасное, хорошо прожаренное мясо. Волоконца — одно к одному. Режется, как масло. Он кивнул появившимся на столе чашечке кофе и куску штруделя на блюдце. Очень кстати.
Как-то само собой пришло воспоминание-картинка с утренней бумажной тарелкой от Франца Бюхеля с рисовой кашей от господина Пфальца, которую Стеф сложила пополам, и Искина передернуло. Так и аппетит испортить недолго. Ощущая мясо, картофель, горошек, масло, образовавшие во рту изысканный вкусовой букет, он даже зажмурился, а когда снова открыл глаза, обнаружил севшего напротив мужчину лет сорока пяти в светло-коричневом пиджаке и светлой шляпе.
Лицо у мужчины было обычное, челюсть тяжеловата, глаза расположены близко к переносице, над верхней губой пробивались короткие светлые усы. Особой приметой, наверное, можно было считать родинку, приклеившуюся в уголке глаза. Бутафорская слеза и только, обозначающая амплуа.
Плаща при мужчине не было.
— Здравствуйте, — сказал незнакомец, слегка приподняв шляпу.
— Здравствуйте, — сказал Искин.
— Я смотрю, вы пообедали, — мужчина показал глазами на опустевшую тарелку. — Не против поговорить?
— О чем? — спросил Искин.
Холодок прополз ему за шиворот, юниты под кожей зашевелились, воспринимая неосознанную тревогу.
— Вас зовут Георг Шлехтер? — спросил мужчина.
Когда-то Искина действительно звали так. В самый первый год после побега из Киле близ Шмиц-Эрхаузена.
— Вы, должно быть, ошиблись, — улыбнулся он. — Меня зовут Леммер Искин.
Незнакомец улыбнулся в ответ. Так же скупо, едва показывая кромки зубов, словно копируя чужую мимику.
— Пусть так. В свою очередь…
Мужчина достал из кармана пиджака и показал Искину прямоугольник идентификатора с вытисненным на нем орлом.
— …представлюсь и я. Август Мессер, служба безопасности. Чтобы не портить вам обед, я дождался, когда вы расправитесь с бифштексом.
Родинка в виде слезы наполняла любые его слова иронией.
— Ничего, — сказал Искин. — У меня крепкий желудок. Но за заботу, конечно, благодарю.
— Тем более, сытые люди более расположены к разговору, — добавил «безопасник».
— У нас пока просто разговор?
— Да.
Искин взял штрудель.
— Но отказаться я не могу?
— Вам совершенно не выгодно отказывать нам в беседе.
— Я тоже так думаю.
Искин впился в штрудель зубами. Мессер с улыбкой посмотрел на него, снял шляпу и поднял палец, призывая официанта.
— Кофе, — заказал он, когда тот появился. — И, пожалуйста, большую кружку. И сладкий, будьте добры.
— Конечно.
Официант удалился, а Искин неторопливо дожевал штрудель, в конце промокнув салфеткой сладкие черничные губы.
— Не волнуетесь? — спросил Мессер.
— Нет.
Искин глотнул горечи из крохотной чашечки.
— Мы знаем, что вы работали в Киле, — сказал Мессер.
— Это не верно.
— Почему?
— Я был зэк. Подопытный.
— По нашей информации, вы числились среди персонала фабрики.
Искин кивнул.
— Как все зэки.
Перед Мессером поставили большую белую кружку кофе.
— Сколько? — спросил он.
— Марка, — ответил официант.
Мессер достал портмоне из внутреннего кармана добротного, в полоску, пиджака.
— Пожалуйста.
Он вложил в ладонь официанта истертую банкноту.
— Благодарю, — сказал тот.
Мессер принялся размешивать сахар в кружке. Ложка едва слышно скребла по дну и не касалась стенок.
— Что еще вам интересно? — спросил Искин.
Мессер вздохнул.
— Вы куда-то торопитесь?
— Пока нет.
— Хорошо, — Мессер отхлебнул кофе. — Здесь тихое место. Есть, конечно, места потише, но они не настолько уютны.
Искин выпрямил спину.
— Господин Мессер, если это угроза…
— То что?
«Безопасник» сделал новый глоток, глядя на Искина поверх кружки. Ответа не последовало. Мессер достал из кружки ложку, аккуратно, видимо, по давней привычке, протер ее салфеткой и отложил в сторону.
— Вы правильно замолчали, — сказал он. — В вашем шатком положении строить из себя поборника прав и свобод было бы опрометчиво. Но я, на самом деле, далек от каких-либо угроз в ваш адрес. Мы просто разговариваем. В какой-то мере обмениваемся информацией. Я — вам, вы — мне.
— А что вы можете — мне? — спросил Искин.
В серых глазах собеседника мелькнуло удовлетворение.
— Легализацию, окончательную, — сказал Мессер. — Гражданство. Вам разве это не интересно? Документы, с которыми вы сможете уехать на юг Европы или в Америку. Подальше от Фольланда и от нас.
Искин помолчал, глядя на каплю черничного варенья на кромке блюдца.
— Я мало что помню.
— Не важно. Разрешите?
Мессер достал диктофон с миниатюрной кассетой. Искин пожал плечами. Возражать смысла не было. Диктофон лег между ними на стол. Мессер нажал кнопку, закрутились видимые через стекло крохотные катушки.
— Так что вы делали в Киле? — спросил он.
— Был подопытным, — сказал Искин.
— В лаборатории А или лаборатории Б?
— В Киле не было деления на лаборатории.
— Конечно, — кивнул Мессер. — Простите, небольшая проверка. Хотел убедиться. Насколько я знаю, там были испытательные зоны.
— Испытательные зоны были на самой фабрике, а мы занимали отдельный корпус, связанный с фабрикой подземным коридором, палаты с первой по двадцать вторую. Кинбауэр называл нас «Arbeitsgruppe».
— «Arbeitsgruppe»… То есть, вы напрямую работали с Кинбауэром?
Искин накрыл блюдце сдернутой с шеи салфеткой.
— Я вижу, вы хотите выставить меня пособником, — он посмотрел на мужчину напротив. — Мы не работали с Кинбауэром, Кинбауэр работал с нами. Как с расходным материалом. Это не добровольное сотрудничество. Так, извините, можно договориться до того, что преступник и его жертва совместно работали над убийством.
— Возможно, я был не совсем корректен, — сказал Мессер, сложив лицо в мимолетную гримасу. — Прошу прощения, если мои слова вас задели. Мы ищем тех, кто был хотя бы частично в курсе работ доктора Кинбауэра.
— Никто, — сказал Искин.
— Категоричное утверждение. У него не было учеников?
— Нет. Было четыре помощника и восемь санитаров. Но санитары не работали с аппаратурой, они присматривали за нами.
— Хорошо, а эти помощники?
Диктофон чуть слышно шелестел пленкой.
— Я знал их только по именам, — сказал Искин. — Ральф, Марк, Вальтер и Эрих.
— Ни фамилий, ни отличительных примет их вы не знаете?
— Нет.
— То есть, просто Ральф, Марк, Вальтер и Эрих?
— Ральф был рыжий, а Эрих косил на левый глаз. Это вам как-то поможет?
Мессер поджал губы.
— Не знаю. Но нам пригодились бы любые мелочи.
— Собственно, шесть лет назад я все рассказал вашим коллегам и вряд ли смогу припомнить что-то еще. Наоборот, мне бы хотелось забыть все, что связано с Киле и Шмиц-Эрхаузеном. Это не слишком светлые страницы моей жизни. И ваши коллеги, кстати, обещали, что больше меня не потревожат.
— Обстоятельства, господин Искин, — сказал Мессер. — Я читал стенограммы ваших бесед. Вас, кажется, даже проверяли магнитоном?
— Тогда все проходили через магнитон, — сказал Искин.
— Да-да, Сальская область, паника, я помню. Вас, кстати, признали чистым, ни одного юнита не нашли.
— Это плохо?
Мессер улыбнулся.
— Это подозрительно. Заключенный, на котором испытывали юнит-колонии, вдруг оказывается совершенно чист.
— Даже нынешние магнитонные аппараты не выявляют одиночных юнитов, — сказал Искин. — К тому же я был три месяца в бегах. За этот срок все вышло со шлаками, с потом и мочой. Здесь нет ничего удивительного.
— Да, но в городе вы не встали на учет.
— Вы все же хотите видеть меня помощником Кинбауэра.
Мессер промолчал.
Порыв ветра потрепал тент, по дорожке протарахтел дряхлый автомобиль, за ним, хватаясь за вычурные крылья и блестящий, никелированный бампер, пробежали дети. На скамейке читал газету мужчина в плаще. Стройная женщина в светлом жакете и темных чулках выгуливала среди буков лохматую псину. Искин задумался, те ли они, за кого себя выдают. Группа поддержки? Август Мессер не любит ходить в одиночку?
— Вас не пытали электричеством, господин Мессер? — спросил Искин.
— Нет.
— В Шмиц-Эрхаузене была такая программа. Называлась: «Через электричество — в люди». Доктор Эльс Пауферн сделал на этом карьеру. Знаете, какое у него было прозвище среди зэков? Электрический папа. Он все время ходил в прорезиненном фартуке и в черных резиновых перчатках. Считалось, что электричество просветляет наши неблагонадежные мозги, выбивает из них дурь. — Искин подался к собеседнику. — И в какой-то мере это было правдой. Дурь действительно вышибало напрочь. Только вместе с мозгами. Наш блок-12 в Эрхаузене познал просветление одним из первых. В месяц к электрической кровати меня подключали четырнадцать раз. Иногда я забывал, кто я и где я. Иногда мочился в штаны. Нам накладывали кожаные шоры, а в зубы давали железную скобу, обмотанную изолирующей лентой…
— Благодарю, мне понятно, — кисло сказал Мессер.
— Поэтому когда объявили набор добровольцев в Киле, — продолжил Искин, — я вызвался, не задумываясь. Половина блок-12, те, кто еще могли что-то соображать, тоже изъявили желание участвовать. Не важно, насколько это было опасно, все, чего нам хотелось, так это оказаться подальше от доктора Пауферна и его электрических кроватей.
— Вам еще дали выбор, — сказал «безопасник». — Не у всех он есть даже здесь.
Искин пожал плечами.
— Фольдланд — демократическая страна. Во всяком случае, в границах Шмиц-Эрхаузена.
Мессер впервые посмотрел на Искина с симпатией.
— Хорошо, — сказал он, — я буду откровенен. В городе — целый вал происшествий, виновниками которых оказались местные парни и девчонки от пятнадцати до двадцати двух лет. Все они, большинство, имели развитые, укоренившиеся колонии юнитов. Мы полагаем, что они находятся под управлением инициированных программ.
— Я знаю, — сказал Искин.
Глаза Мессера стали острыми.
— Откуда?
— Сегодня из клиники, где я работаю, санитарная служба забрала одну из таких девчонок. Третья стадия.
— Имя девочки?
Искин потер висок, вспоминая. С усмешкой подумалось, что сейчас очень помог бы электрический разряд.
— Паулина! Кажется, Паулина. Фамилии я не знаю. Но, думаю, она есть в регистрационной карточке. А о грабежах я узнал от санитарного инспектора Бозена. От него же я узнал о том, что Фольдланд закрыл юнит-исследования и скоро об этом объявит.
Раздался щелчок, запись остановилась. Мессер открыл окошко, перевернул кассету, но включать диктофон вновь не стал, убрал в карман.
— Беда с этими инспекторами, — сказал он. — Оперативной информацией разбрасываются направо и налево. Хорошо, господин Искин, этот ваш инспектор Бозен прав. Мы сейчас работаем по всему контингенту, что может быть связан с фольдландской технологией. Случившееся насторожило не только нас, но и прочие европейские специальные службы. Поэтому все каналы, которые могут иметь какую-либо информацию, запрашиваются по-новой. В связи с этим я хочу спросить вас: вы имеете отношение к нынешней ситуации с юнит-заражением?