Франко с тоскливым видом садится на рабочий стол:
— Мы и Второй Призер, мы все выросли вместе. С Мэтти, Кизбо и Томми, которые тоже не с нами.
Рентон чувствует ком в горле от упоминания этих имен. Мерцающие глаза Больного и Спада говорят ему о том, что он не одинок.
— Искусство сейчас требовательно, — объясняет Фрэнк Бегби, — так что я хотел сделать ранний автобиографический экспонат. Да, я собирался назвать его «Пять Парней», но теперь, я думаю «Главы Лита».
— Звучит, — кивает Рентон, — помнишь, раньше был шоколад «Пять Ребят»?
— Больше его не выпускают. Не видел его годами, — говорит Спад, хлюпая ртом. Вытирает слюни с подбородка рукавом.
Больной обращается к Франко впервые напрямую:
— Это надолго?
— Около часа твоего времени, — отвечает Франко. — Я знаю, что вы все очень загружены, что вы с Марком тут ненадолго и у вас, наверное, есть планы с семьей, так что я вас не задержу.
Голова Больного согласно качается, и он снова проверяет телефон:
— Больно не будет, не? — спрашивает Спад.
— Нет, — отвечает Фрэнк Бегби, давая им комбинезоны, которые они надевают и садятся на маленькие барные стулья. Он сует две трубочки Спаду в ноздри. — Просто расслабься и дыши, как обычно. Будет холодно, — объясняет он, намазывая латекс на лицо Спада.
— Да. И щекотно, — смеется Спад.
— Пытайся не разговаривать, Дэнни, я хочу, чтобы латекс сел правильно, — настаивает Фрэнк, прежде чем повторить процедуру на Рентоне и Больном. Потом он надевает пятисторонний ящик из органического стекла каждому на голову, края ящика — в дюйме от любой части лица, выравнивают торчащие трубочки через маленькие отверстия в лицевой части ящика. Сквозь нижние канавки он просовывает два регулируемых дугообразных листа. Они соединялись вместе, образуя базу с отверстием, которое плотно прилегало вокруг шеи каждого мужчины. — Это часть, где люди начинают нервничать, похоже на гильотину, — хихикает Франко, увидев три тугие улыбки. Проверив, что каждый может дышать свободно, он замазывает зазоры замазкой, открывает верхушку ящика и начинает лить приготовленный микс внутрь. — Может быть немного прохладно. Будет тяжеловато, сидите, выпрямив спину, чтобы не нагружать шею. Это всего лишь на пятнадцать минут, но если кому-то будет сложно дышать или чувствуется любой другой дискомфорт, просто поднимайте руку и я открою ящик.
Пока ящики наполняются и сместь застывает, звуки снаружи — машин на улице, радио, деятельности Франко — все пропадает из сознания Рентона, Больного и Спада. Скоро мужчины чувствуют только воздух, входящий в их легкие через трубочки, которые торчат из ящиков.
Смесь быстро затвердевает, Франко убирает каст из органического стекла и созерцает своих старых друзей: в прямом смысле, три квадратноголовых, сидящие рядом на стульях. Внезапно чувствует давление в мочевом пузыре и отправляется в туалет. На обратном пути на экране телефона отображает входящий звонок от Мартина, и он берет трубку:
— Джим, нам придется поменять место для выставки в Лондоне. Я знаю, оно тебе нравилось, но у галерей проблемы со структурой и совету нужно поработать над ним, пока пространство станет доступным для публики... — мягкий американский голос Мартина звучит гипнотизирующе после скрежета шотландцев, звенящего у него в ушах, и Франко думает о Мелани. Он замечает, что слоняется в коридоре и смотрит в грязное окно на узкие мостовые и случайных прохожих, идущих по Лит Валк и Броугтон Стрит.
БОЛЬНОЙ
Я кладу руку себе на колени, чтобы поправить растущую эрекцию. Я не хочу Бегби — латентный гомик не выйдет из шкафа, — это его искусство шокирует меня меньше, чем других — не правильно понял! В моей голове мысль вернуться к Марианне, умоляя о вечной любви, завоевать ее обратно, устроить ей еблю со страпонами с шайкой выпускников из ее альма-матер. Я скучал по ним. Эта креативность, Бегби...
РЕНТОН
Это так расслабляет... к слову, самый расслабляющий момент, который у меня был за ебаные годы! Просто пустота, позволяет мыслям медленно раскрываться и извиваться.
Вики... как не характерно для нее — быть такой тихоней, как в последние дни, ни е-мейлов, ни сообщений... будто я расстроил ее. Что я, блять, сделал? Она не настолько высокомерна, у нее уже прошли месячные, и все равно, она сбежала тем утром сразу после плана Б.
Она знает о Марианне? Узнала ли она?
Марианна наврала, что никого не трахала, она точно трахнула зятя Больного. И, очевидно, Больного. Кого еще?
Блять, тонкие струйки воздуха проходят через эти трубочки... я ничего не слышу и не вижу...
БЕГБИ!
Я в его милости! Он может просто отрезать мне доступ к потоку воздуха сейчас! Какого хуя... спокойствие...
Как они говорят в фильмах: если мудила хотел бы меня убить, я бы был уже давно мертв...
Успокойся, блять.
Ебаный хер чешется, но я не могу его почесать, потому что я не знаю, кто может это увидеть...
СПАД
Смешно, но то, что начиналось клево, теперь испорчено, потому что одна из моих ноздрей наглухо забивается, чисто забита, всем тем коксом и соплями... ох, мужик... вторая... я поднял свои руки вверх... я не могу дышать!
Помоги мне, Франко!
Я не могу дыыыыышать...
Фрэнк Бегби все еще на телефоне с Мартином. Он переводит дискуссию с места для выставки в Лондоне на личную тему:
— Если Аксель Роуз увидел бы этот ебанный каталог, он был бы прямо перед Слэшем. Просто дай каталог его людям.
— Хорошо, я отправлю каталог его менеджеру и звукозаписывающей студии.
— Позвони Лиаму Галлахеру и Ноэлу Галлахеру. И этим ребятам из Kinks, братьям Дэйвидам. У нас есть серьезный музыкальный бизнес, в который мы еще не вошли.
— Я все сделаю. Но, Джим, я волнуюсь за твое время, и за комиссионные.
— У меня полно времени.
В мастерской Дэнни Мерфи вслепую просит помощи, глухой и бездыханный, поднимается со стула в ужасе, разрывая застывший блок у него на голове, в который заключено его лицо. Он натыкается на Марка Рентона. Встревоженный весом на нем, ощущением опрокидывания стула и падением на пол, Рентон рефлекторно хватается и бьет куда-то. Чувствуя мощный удар со стороны лица, Саймон Уильямсон в панике поднимает свои руки вверх, пытаясь снять тяжелый объект с лица.
Фрэнк Бегби слышит грохот и резко завершает звонок. По возвращении он видит хаос. Спад, руками и ногами растянулся на упавшем Марке Рентоне, а Больной рухнул через тележку. Франко берет большие стальные резаки и режет вверх от шеи по стороне лица Больного, открывая блок и раскрывая его благодарное лицо, в то время, как его легкие наполняются .
— Блять... еб твою мать... что случилось?
— Какой-то уебок довыебывался, — говорит Фрэнк голосом, вселяющим ужас в Больного. Почти указывая на возвращение того, кого очень боятся; чье присутствие намечено, но еще не подтверждено. Больной видит это в его глазах, которые проверяют слепок. — Хорошо... — Франко Бегби мурчит, делая вдох; похоже, вернувшись в режим Джима Фрэнсиса.
Франко поднимает почти невесомое тело Спада с Марка Рентона. Он падает на колени, и делает ту же процедуру, что и Больному.
— Могу ли я снять это с него? — спрашивает Больной и тянется к блоку, который покрывает лицо Спада Мерфи.
— Оставь его! — грозит кулаком Франко, а потом более мягко добавляет, — я сам сделаю... — и срывает форму с головы Рентона.
Вздыхающий, трясущийся Рентон наконец-то может дышать, дышать и видеть свет. Фрэнк Бегби кидается на него с индустриальным резаком.
— ФРЭНК, НЕТ!
— Заткнись, я снимаю форму с твоего лица!
— Ага, окей... спасибо, Фрэнк... — благодарственно пищит Рентон, — какой-то пиздюк упал на меня, — стонет он, пока Фрэнк Бегби делает манипуляции с его лицом. Потом Франко встает возле Спада Мерфи — тонкого, обездвиженного тела, торчащего из затвердевшего блока.
— Какой-то ублюдок ударил меня, — говорит Больной.
— Это был не я... Спад, блять, упал на меня! Что он делал? — Рентон поднимается и смотрит на неподвижное тело на полу. — Блять... он в норме?
Фрэнк Бегби игнорирует их, разрезает блок и срывает его с головы Спада. Срывает маску из латекса. Спад не отвечает на смачную пощечину, поэтому Бегби зажимает его нос и начинает делать искусственное дыхание рот в рот. Больной и Рентон беспокойно переглядываются.
Фрэнк отшатывается, когда легкие Спада наполняются жизнью и рвотой, залившей весь пол, а затем струящейся из его рта после того, как Франко переворачивает его на бок.
— Он в норме, — заявляет Фрэнк, прежде чем помочь Спаду сесть, облокотив его на стену.
Спад жадно вдыхает воздух.
— Что случилось?..
— Прости, дружище, моя вина. Ебаный телефон, — Франко качает головой, — потерял счет времени.
Внезапно из Рентона вылетает смешок. Сначала Больной смотрит на него, потом — Спад и Франко и спрашивают его:
— Какая твоя работа была самой ужасной?
Громкий смех, как топот копыт диких жеребцов, разбивает напряжение. Даже Спад, продравшись через кашель, присоединяется к ним. Потом, когда все утихают, Больной смотрит на телефон и поворачивается к Бегби:
— Мы закончили?
— Да, спасибо за твою помощь. Если тебе надо уходить, ты свободен, — кивает Франко и поворачивается к остальным: — Марк, Дэнни, мне пригодится помощь.
— Что мы можем сделать? — спрашивает Рентон.
— Помочь сделать это для моей головы.
Услышав это, Больной решает задержаться и посмотреть, как они будут накладывать на него латексную маску, как он на них. Потом, как и он, они надевают на него коробку из органического стекла, и заливают быстро застывающую смесь. Таймер на часах установлен. Пока блок застывает, Больной показывает ему два средних пальца, повеселив этим Спада и Рентона. По опыту они знают, что он ничего не услышит, но они все равно решают оставаться в тишине.
В обозначенное время они снимают форму. Освобожденный художник спокойно инспектирует отпечаток своего лица в застывшей форме:
— Хорошая работа парни, идеально, — и он моментально начинает создавать их головы из отпечатков лиц, наполняя их глиной. Объясняет, что когда они будут обожжены, глаза сделает вручную, с фотографий их всех. Потом он отнесет пресс-формы в специальную кузницу, где выльет их из бронзы.
Больной заинтересован и не спешит уходить. Они все еще беседуют, а когда головы наконец-то выходят из печи, трое из них шокированы — не от вида своих голов, а от вида головы Фрэнка Бегби. Что-то в нем есть такое, изможденное и напряженное, даже учитывая пустые глаза, которые он сделает позже. Это не отражение человека, который сейчас с ними. Голова похожа на того, каким он был раньше; наполненный психопатской злостью и намерением убивать — и это до того, как он заполнит пустые глазницы. Рот, скрученный знакомой холодной насмешкой, которую они еще не видели в Джиме Фрэнсисе. Холодок пробегает по костям каждого.
Художник улавливает атмосферу в комнате, но не может уловить причину:
— Что такое, ребята?
— Они выглядят отлично, друг, — с трудом выдавливает Рентон, — очень достоверно. Просто сносит крышу от того, как реалистично они выглядят даже без глаз.
— Хорошо, — Фрэнк Бегби улыбается, — а теперь, в качестве моей благодарности, я заказал на нас столик в ресторане. Я угощаю. — Он смотрит на Больного: — Все еще спешишь уйти?
— Было бы неплохо наверстать упущенное, — признает Саймон Уильямсон, — при условии, что Рентон уберет свой ебаный телефон хоть на десять минут. Я думал, что это у меня проблемы, но тебе надо сохранить хоть какие-то социальные навыки в век технологий.
— Дела, — защищается Рентон, — без передышки.
— Дела с Вики, готов поспорить, — поддразнивает Фрэнк Бегби.
Коварная улыбка Больного скользит по Франко и Рентону, ловкая, как пальцы карманника:
— Так значит, у него есть настоящая девушка, о которой он промолчал! Он все еще ведет себя как семнадцатилетний в такие моменты!
— Ага, точно, — говорит Рентон, держа потную руку на девайсе в кармане.
— И если мы говорим о делах, то если вы, джентльмены, когда-нибудь будете в Лондоне и вам понадобятся эскорт-услуги, — и он раздает рельефные визитки «Коллег». — Теперь, — он улыбается Франко, — пойдемте есть!
9. Больной — расширение / найм
Карлотта все названивает, хотя я вернулся в Лондон и мало, чем могу ей помочь в поисках тайско-блядствующего мужа. Она, блять, беспощадна. Я держу путь от станции метро Кинг Кросс в мой офис. Не могу оставить «Коллег» надолго. Лишь немногое можно сделать онлайн, не находясь на месте. Девочки формируют собственные связи с клиентами, потом сговариваются отрезать тебя, проводят личные сделки. Тут ты ничего не можешь поделать. Потом они тебя кинут или поругаются с клиентом, которые потом вернутся, как ни в чем не бывало, чтобы снова воспользоваться моими услугами. Так что ты регулярно увольняешь и нанимаешь. И это — за жалкие гроши. Настоящие деньги делают они.
Но Карлотту не ебет мой бизнес, пока я готов слушать ее нытье:
— Это убивает меня, Сай-мии...
Это, блять, убивает меня: я увертываюсь от плебея с открытым ртом, жду зеленого света, перескакивая с Йорк Вэй на Калей Роуд. В этот раз моя сестренка сама по себе и растеряна. Я осматриваю разбитую улицу, едва в состоянии понять, что же сталось с букмекерскими конторами и шотландскими пабами — этими некогда грозными центрами блядства и наркомании, которые являлись основой моей личной жизни. Темные дни. Карра еле может разговаривать; к счастью, Луиза помогает:
— Она разбита. Все еще не слышно ни единого слова от Юэна после того, как он улетел в Таиланд.
Грязный ублюдок. Пресвитерианская, ебущая в жопу шлюх, пизда...
— Кто нибудь смог понять, насколько он уехал?
Луиза пытается казаться возмущенной, но она не в состоянии скрыть злорадные нотки в голосе. Никто бы не верил в сестринскую любовь, если бы у них были бы такие же сестры, как у меня:
— Только то, что он взял билет в кругосветку сразу после того, как взял на работе творческий отпуск. Конечно же, Бангкок будет только первым пунктом назначения!
— Что за хуйня, — шиплю я, проходя мимо старого зала для снукера, а теперь — всратого клуба, собирающего все выхлопные газы. Одинокий алкаш протягивает стаканчик, потряхивая им с надеждой. Его лицо искажается горькой усмешкой, когда он видит только медь. — Он должен был сказать о своих планах или о возвращении.
— Он рассказал ей все это в одном е-мейле, — бесстрастно говорит Луи, — а потом закрыл свою страницу в «Фейсбуке». Он даже выключил свой телефон, он! У нее нет даже возможности связаться с ним!
Офис находится на задней улице позади Пентонвилл Роуд, на стороне, которая избежала реконструкции. Это старое ветхое здание над мини-офисами и ларьком с донером, его дни сочтены в связи с широким пост-евростаровским облагораживанием территории. Я захожу внутрь и чувствую, как ноги прилипают к ковру, пока я поднимаюсь по настолько узкой лестнице, что она бы уместилась в подвального типа квартире Рентона в Амстердаме.
В этот момент Луиза возвращает телефон обратно Карлотте. Конечно же, они с Россом ничего не сказали старой мамочке Юэна из маленькой независимой шотландско-коровьей деревне; она бы сильно разволновалась. И эта наглая, самодовольная, буржуйская драма-квин на менопаузе, рассказывает мне, что это Я не знаю, как себя вести с женщинами!
Волна теплого воздуха ударяет меня, когда я открываю дверь в офис. Я оставил ебаный радиатор включенным, плата за отопление будет немереной. Спасибо, Боже, за деньги Рентона. Я говорю Карлотте успокоиться и уверяю, что приеду на следующей неделе. Спрашиваю, не мог ли Юэн связаться с кем-нибудь еще, но она спросила всех его коллег — их он тоже обрезал. Еблан реально одичал. Никогда не думал, что у него есть яйца для такого.