— Э, пацан! Щас как руки оборву!
Угу, оборвёшь ты, как же. Да ты из машины-то выйти зассышь, это там ты, типа, в домике. Но, впрочем, по фиг, мы не агрессивные. Взрослый орёт — извинимся, отойдём...
Однако извиниться Миша не успел. Настя с нечеловеческой скоростью встала между ним и машиной. Послышался звук удара, стон.
— Эй, ты чего? — испугался Миша и шагнул в сторону, чтобы увидеть, что происходит.
Настя хладнокровно душила одной рукой водилу с расквашенным носом и что-то размеренно втолковывала ему на своём языке. Однако «Ми-ша» там точно прозвучало.
— Отпусти! — Миша вцепился в стальную руку. — Нельзя убивать людей, Терминатор, запрещаю!
Настя не то послушалась, не то изначально не собиралась убивать. Во всяком случае, водятла она отпустила. Ему тут же прилетел в зад гудок, и он, крикнув что-то матерное, вдавил педаль газа.
Миша погрозил Насте пальцем:
— Ай-яй-яй так делать! Заметут нас с тобой.
— Ай-яй-яй. Так, — кивнула она с серьёзным видом.
— Ты глянь-ка. Коммуникация налаживается. Ладно, пошли на остановку.
Он дёрнул Настю за руку. Без толку. Да блин, ну это же нереально! Сколько в ней веса? Килограмм сорок? Она что, в землю врастает?
— Что такое? — спросил Миша.
Настя подняла свободную руку и указала куда-то вперёд, через дорогу. Миша повернул голову туда, прищурился.
— Ты что, издеваешься? — спросил он.
Настя не издевалась. На лице у неё было такое выражение, будто она воочию увидела схождение Благодатного огня.
— А-ни-ме, — чётко произнесла она и кивнула. Пошла вперёд, не задумываясь. Миша не успел её остановить. Благо транспортный поток опять замер. Светофор, конечно, был метрах в пятнадцати, но ладно, блин, фиг с ним, бывает. Даже с местными бывает, а этому чуду и вовсе простительно такое пренебрежение правилами дорожного движения.
Миша побежал вслед за Настей, уверенно лавирующей среди машин, которых, будто по мановению волшебной палочки, перестала бояться. Шла, не выпуская из виду окна магазина аниме-товаров. В окне, надетый на манекен, красовался костюм японской школьницы. Чёрная коротенькая юбочка и белая блузка с тёмно-синими полосами на воротничке и рукавах. Наверное, юбка была чуть короче, чем носят в настоящей Японии. Может, и вырез блузки был поглубже, чем надо. Но Настю такие мелочи не смущали.
— Не знал, что ты из этих, — заметил Миша, когда они перешли дорогу. — Не, ты не подумай, я не против анимешников, как говорится, но пусть они занимаются этим у себя дома, за закрытыми дверями, так, чтобы мои дети этого не видели. У меня, конечно, нет детей... Я не жалуюсь, нет, это скорее даже хорошо, но... Но блин, ты что, правда хочешь затащить меня в этот задротский магазин? Настя, пожалуйста, будь человеком, а?! А если меня там кто-то знакомый увидит?! Об этом весь город узнает спустя десять секунд! Ты можешь представить, что это такое — лишиться всякой надежды на секс, на всю жизнь? Нет, ты-то, конечно, не можешь, куда тебе такое представить... А, ладно, чёрт с тобой, пошли, Красноярск — не единственный город, перееду, сменю имя, сделаю пластическую операцию. Но вообще — злая ты, Настя, вот что я тебе скажу. Я к тебе со всей душой, а ты...
Глава 3
Когда Авелла закрывала глаза, сердце её немного успокаивалось. В темноте ничего не существовало, а после нескольких циклов дыхания казалось, что и самой Авеллы не существовало тоже. Она растворялась в темноте. Или, скорее, не в темноте, а в наполнявшем её воздухе.
Проходила минута, и Авелла уже не могла бы с уверенностью сказать, кто она и где находится. Обычно кто-нибудь заходил в Святилище и что-то говорил. Тогда она открывала глаза, поднималась с колен, отдавала какие-то приказы или, наоборот, выполняла. Жизнь продолжалась. Страшная, тяжёлая жизнь, где приходилось двигаться и разговаривать, чтобы никто не заподозрил, что внутри затаилась пустота.
За минувшие месяцы многое изменилось. Сам мир изменился до неузнаваемости. Внизу, на земле, теперь царило Пламя. Оно буйствовало по ночам, как будто ему доставляло удовольствие видеть, как в темноте пляшут ненасытные языки. По ночам гибли маги — те, которых Материк не успевал спасти днём. Мелаирим, обретший всю силу Огня, кажется, уничтожал всех без разбора. Собственно, что-то такое и было сказано в самый первый день. Что пришёл конец власти магов. Но зачем, почему, ради чего? Этих ответов никто не мог дать, и вопросы старались не задавать. Просто делали всё, что могли.
Иерархия, установившаяся на Материке, была, мягко говоря, своеобразной. Технически, здесь присутствовали главы четырёх кланов, абсолютно равноправные. По факту же выходило следующее.
Госпожа Денсаоли, глава клана Воздуха, так и не взяла полностью бразды правления в свои руки. Больше того, с каждым днём всё крепло общее впечатление: ей это и не нужно. Она избегала Авеллы и старалась не расставаться с Асзаром. Больше никаких активных действий она не предпринимала, и про неё вскоре почти все позабыли. Тем более, что она и не требовала себе никаких привилегий, полагающихся главе клана.
Материком тем временем управляла госпожа Акади. Мало кто мог заподозрить в ней такие качества: вопреки ожиданиям, Акади оказалась правительницей жёсткой, решительной, справедливой и дальновидной. За месяц Материк превратился в совершенно самостоятельный мир, способный полностью себя обеспечивать в течение десятилетий. Это именно Акади наладила совместную работу магов Земли, Воды, Огня и Воздуха.
Как мать, она также управляла и своей дочерью. И как регент главы клана — тоже. Авелла ведь носила белую печать, а значит, принадлежала клану.
В то же время, после исчезновения Мортегара Авелла осталась главой клана Огня, в который входила её мать, а значит, Акади должна была подчиняться ей. Несмотря на то, что от клана Огня осталось-то... Авелла, Акади, Алмосая, Боргента, Асзар, Денсаоли, Лореотис... И Зован, который так и не открыл глаза с той страшной ночи. Клан был самым слабым и малочисленным. А с учётом того, что творила внизу их Стихия, отношение было непростым...
Дамонт и Логоамар управляли своими людьми безраздельно, однако Материком правила, по сути, Акади, так что и тут всё было непросто. Но они, взрослые, как-то умудрились сгладить острые углы. А вот с Авеллой вышло сложнее.
В первую неделю Авелла едва ли не подралась с матерью, отстаивая свою самостоятельность и автономность клана Огня. Многие с любопытством наблюдали за противостоянием, но никто, слава Стихиям, не вмешивался. Авелла понимала, что мама хочет как лучше, понимала, что управлять кланом она не умеет. Но знала одно: это её долг, и она обязана его исполнять. Мортегар создал клан. Он назначил её своей преемницей. Собственно, к этому всё и сводилось: Авелла не могла обмануть надежды Мортегара. Поэтому она и упиралась на ровном месте, не позволяя сдвинуть себя ни на миллиметр. Она не только оспаривала некоторые приказы матери. Она настаивала на том, чтобы та выполняла ЕЁ приказы.
«Мы так ни к чему не придём!» — сказала Акади под конец спора.
«Не придём, — согласилась Авелла. — Но зато сохраним свои сферы влияния».
«Это неразумно, дочка. Мир изменился. Скорее всего, нам вечно придётся жить здесь, всем вместе. Нужно стараться построить нечто новое...»
«Я не умею строить нечто новое. И вечно мы здесь жить не будем. Мортегар и Натсэ вернутся, и они скажут нам, как победить Восставшего».
В тот раз Акади смолчала. В другой раз — нашла в себе силы возразить. Никто не верил в возвращение Мортегара. А если всё же он вернётся... Что с того? Да, он — маг Пятой Стихии. Но даже он ничего не смог сделать Огненному дракону. Вернётся — ещё один нахлебник для Летающего Материка.
Шаги. Авелла никак не отреагировала, просто отметила, что кто-то идёт. Она была уже в том состоянии, когда мыслей и эмоций не существовало. Ещё чуть-чуть, и сама плоть перестанет существовать. Эту границу Авелла потихоньку нащупывала, но пока не переступала.
— Что ты тут делаешь? — раздался резкий, властный голос.
Авелла открыла глаза. Увидела статую Психеи, чашу с Воздухом перед ней и молча склонила голову, благодаря Стихию за минуты умиротворения.
— Я спрашиваю, чего ты тут добиваешься? — Голос сделался громче.
Вот ещё один человек, которому не хватало власти. С ним было тяжелее всего. Авелла привыкла угождать ему, исполнять любую прихоть, и сейчас приходилось заставлять себя быть сильной, давать отпор. Это было так тяжело, когда рядом нет Мортегара... Ради кого ей быть сильной? Ради клана... Рода...
— Я общалась со своей Стихией, папа, — сказала Авелла, поднимаясь на ноги.
Ждала возражений в духе: «Твоя Стихия — Земля», но Тарлинис её удивил:
— По-твоему, я вчера родился? Я давно за тобой наблюдаю. Я знаю магов Воздуха. Хочешь раствориться? Стать, как он? — Тарлинис, видимо, указал на чашу у ног статуи.
Авелла резко повернулась и уставилась в глаза отцу.
— Чего тебе нужно? — спросила она. — Я больше не принадлежу роду Кенса. Ты здесь — гость, я — дома. И не смей мне выговаривать, тем более в Святилище.
От неожиданности Тарлинис сделал шаг назад, поправил пенсне. Авелла ждала ответа, готовая ко всему.
— Мне нужно, чтобы ты перестала валять дурака, — сказал, наконец, Тарлинис. — Ты всё ещё моя дочь. Моя плоть и кровь. И ты сама чувствуешь, что в тебе есть это твёрдое основание. Только поэтому ты до сих пор не прогнулась под свою мать. Только благодаря мне, слышишь?! Но это — вопрос времени. Если хочешь сохранить власть над кланом, тебе нужна помощь.
— Твоя помощь мне не нужна, — ответила Авелла.
— Не сомневаюсь. Тебе нужен муж. Настоящий, а не тот, о котором ты продолжаешь фантазировать. Человек, который поможет тебе управлять кланом.
Этого она не ожидала. Должно быть, Тарлинис прочитал растерянность у неё на лице, поскольку продолжил с ещё большим воодушевлением:
— Не могу сказать, что я тобой горжусь, но мне за тебя и не стыдно. Ты достаточно сильна, чтобы выдержать давление. Однако этого мало. Глава клана должен не только выдерживать давление, он должен ещё и наносить удары. Вести клан вперёд. У тебя таких сил нет. Если попробуешь — сломаешься. Поэтому послушай меня. Отнесись к этому правильно: как к взаимовыгодной сделке, а не как к предательству. Нельзя предать того, кто уже мёртв...
— Убирайся, — тихо сказала Авелла.
— Ты знаешь, что я прав. У тебя как минимум два неплохих кандидата: Асзар и этот рыцарь. Оба смогут сделать то, что...
— Хорошо, я уйду сама. — Авелла, обойдя широким полукругом отца, двинулась к выходу. — Видимо, мужчины рода Кенса более женщин нуждаются в уступках.
Уже в дверях ей в спину прилетело:
— Твой брат пришёл в себя.
Авелла замерла. Постояла, не оборачиваясь, пару секунд, потом сорвалась в бег.
***
Смеркалось. Но сегодня закат мог длиться долго: Материк мчался на запад, к морю, надеясь спасти поселения тамошних магов Воды. Если судить по времени, которое показывало магическое сознание, было уже одиннадцать вечера, и, с учётом времени года (наступила зима), должно было быть темно. Однако зима так и не наступила. Вырвавшееся пламя непостижимым образом вернуло на землю только что ушедшее лето. На Материке это не так бросалось в глаза, здесь и без того царило вечное лето, но стоило посмотреть вниз...
Авелла выбежала из дворца, пересекла площадь и, перелетев по воздуху несколько строений, приземлилась возле лечебницы из белого камня.
— Долго бежала, — заметил Лореотис, сидевший с трубкой у входа.
— Тарлинис, вместо того, чтобы говорить по делу, нёс какую-то чушь! — выпалила Авелла; с Лореотисом только она и могла вести себя так, как ей хотелось, быть собой. — Представляешь? Он хочет, чтобы я вышла замуж!
— Ну... Политически — разумно.
— Знаю, что разумно! Но...
— Знаю, что «но». Не выпрыгивай из штанов, я тоже верю, что наш пацан вернётся. Сердце чует.
Авелла, хмурясь, прошлась туда-сюда перед Лореотисом, потом буркнула:
— Я в платье, вообще-то.
— Вот и умница. И кого он тебе сватает?
— Тебя. Или Асзара.
Лореотис закашлялся, поперхнувшись дымом.
— Меня?! Да он ополоумел!
— Вовсе нет. Он просто хочет меня раздавить. Всегда он хочет одного и того же, как я ни стараюсь! Ему нужно, чтобы меня на куски разорвало, чтобы от меня вообще ничего не осталось!
— Но-но, полегче. Мне, конечно, очень лестно, что ты так представляешь наше супружество, однако, смею заверить, на куски я пока ещё никого не порвал, у меня там всё вполне в рамках разумного.
— Тебе весело?! — остановилась Авелла напротив рыцаря.
— Нет, но это не повод перестать шутить. Ты ведь Воздушная! Улыбнись хотя бы, что ли. Твоей улыбки сейчас всем очень не хватает.
Авелла не улыбнулась.
— Трубку погаси, — сказала она. — Огонь запрещён ночью.
— Это приказ главы клана? — спросил Лореотис, спокойно попыхивая трубкой.
— Это приказ регента главы клана Воздуха. Я прекрасно понимаю, что никакого смысла в нём нет. Но пообещала следить за исполнением.
Она подошла к двери.
— Знаешь, малышка, — вздохнул Лореотис, выбивая трубку, — ни к чему хорошему всё это не приведёт. Ты либо совсем прогнёшься, либо начнётся резня. Одно из двух.
— Знаю.
— И на что мы надеемся?
— Ты знаешь.
Толкнув дверь, Авелла вошла в полутёмное помещение. Вытянув руку, зажгла на ней огонёк. Плевать на этот дурацкий запрет. Если бы дракон мог, он бы проник сюда миллионом путей. Случайная искра, солнечный свет, огонь страсти и огонь ненависти, полыхающий в душах. Но он пока не трогал Материк. И всё, что видела Авелла в запрете мамы — очередную попытку ущемить себя.
Зован лежал в палате один. Все пострадавшие в бою с лягушками, големом и драконом уже давно поправились, либо умерли, только брат Авеллы оставался без сознания. Зажили страшные раны, восстановилась обожжённая кожа, но дух не спешил пробуждаться в его теле. И вот, наконец, это случилось.
— Как... Как ты себя чувствуешь? — пролепетала Авелла, остановившись на пороге.
Зован, грустно усмехнувшись бледными губами, отвернулся.
— Могла бы завизжать, броситься на шею, плакать и смеяться. А я бы крыл тебя на чём свет стоит и отталкивал. Так бы хоть на миг показалось, будто всё по-прежнему, — прошептал он.
Голос его ещё не слушался.
— Всё не по-прежнему, — прошептала Авелла в тон ему.
— Вижу. И ты изменилась.
— Я... Не хотела.
— Никто не хотел.
Помолчали. Авелла подошла к постели брата, уселась на краешек. Он по-прежнему смотрел в сторону, и Авелла не искала его взгляда. Почему-то казалось, что он, может, плачет, и вдруг ему не хочется показывать ей свои слёзы.
— Последние дни я слышал разговоры, — вновь заговорил Зован. — И сейчас... Отец и Лореотис многое мне рассказали. Что, Акади вот-вот захватит власть в клане Огня?
— Никогда она её не захватит. Да и не хочет. Она просто заботится обо мне. А Тарлинис — ненавидит. А для меня сейчас всё одно и то же.
Сделав несколько глубоких вдохов, Авелла успокоила очередную бурю внутри себя и добавила:
— Тарлинис считает, что мне необходимо выйти замуж. И, кажется, не он один...
С замиранием сердца она ждала возмущения, она ждала поддержки. Но Зован только вздохнул и сказал:
— Ну... Наверное, разумно. Представляю, какая из тебя правительница. «Принесите мне чай. Нет, кофе. Ай, отстаньте, я пойду гулять. Ну и что, что война? Приготовьте мороженое».
Внутри как будто всё заледенело. Авелла подождала пару секунд, потом тихо встала.
— Рада, что с тобой всё в порядке, — сказала она своим новым, «мёртвым» голосом, который появился у неё с той ночи, когда мир изменился. — Как только окончательно придёшь в себя, потрудись явиться ко мне в дом, я дам тебе работу. У нас много дел...
— Белянка, — ласково сказал Зован, и она осеклась. — Прекрати. Что бы там ни думал отец... Да плевать. Тебя это убьёт. То, что ты сейчас делаешь, тебя тоже убивает.