***
Как-то раз молодой предприимчивый купец Алексей Петрович Калитин возвращался с одной из своих мельниц, недалеко от Осиновой мызы, под Петербургом, которую они с партнёром приобрели совсем недавно. Работа уже оказалась налаженной, в ближайшее время стоило ожидать прибыльной торговли. Настроение у Алексея было преотличным, погода тоже радовала. Путь в Петербург лежал неблизкий, через лес. Алексей и его друг ехали верхом; людей с ними было только двое: стремянный да на всякий случай — отставной солдат из бывших рекрутов, что служил им охраной.
Друг Алексея хорошо знал эти места и утверждал, что опасаться там некого, о разбойниках последние годы слыхом не слыхивали. Им попалось на пути несколько хуторов, деревенька. Путь вышел спокойным, не считая того, что вечер застиг их в дороге, и добраться до какого-либо постоялого двора, по-видимому, не стоило и надеяться.
Они остановились на ночлег на опушке леса, стреножили лошадей, развели костёр. Начало мая выдалось весьма тёплым, так что предстоящая ночёвка в лесу никого не напугала. Алексей Петрович вместе с другом, не торопясь, поужинали прихваченной в дорогу нехитрой снедью, побеседовали, выкурили по трубке. Собираясь на ночлег, Алексей приказал своему солдату стеречь их, а затем разбудить слугу — пускай тот вторую половину ночи охраняет.
В это время года ночи странны — даже ближе к полуночи ему казалось, что стоит светлый вечер. Алексей Петрович временами погружался в дремоту, но крепкого сна не было. Он лежал на разостланной полсти, укрывшись плащом; рядом похрапывал его приятель, неподалёку от них устроился слуга. Алексей лениво прислушивался к шелесту ранней листвы, шороху молодой травки, голосам ночных птиц… Как же он раньше не понимал, что нет ничего лучше, чем провести тёплую майскую ночь в лесу! Он заложил руки за голову и потянулся всем телом, чувствуя себя необыкновенно сильным, здоровым: ему даже показалось, что кровь сделалась горячее и быстрее заструилась по жилам. И вдруг неподалёку послышался женский смех — тихий, но звонкий, точно хрустальный колокольчик.
Алексей поскорее сел и настороженно прислушался. Ничего! «Задремал, должно быть, вот и приснилось», решил он и снова лёг. Покосился на приятеля — тот спал, как убитый, лакей тоже. Солдат, ровно, будто на плацу, вышагивал по полянке. Алексей Петрович поплотнее укутался в плащ, однако сон ушёл окончательно. Молодой человек ворочался с боку на бок, снова и снова прислушивался: не раздастся ли опять тот самый смех?
Но ветер шелестел в ветвях всё громче, да и небо что-то заволокло тучами. «Надо скорее засыпать!» — подумал Алексей. Как назло, солдат всё расхаживал по опушке, его шаги звучали тяжело и глухо, назойливо отдавались в ушах. Алексей приподнялся на локте.
— Осип, сядь, не маячь! — шёпотом окликнул он.
— Слушаюсь, ваше благородие! — гаркнул в ответ Осип. — Есть не маячить! Вот только по нужде дозвольте отлучиться…
Алексей махнул на него рукой, и солдат исчез за деревьями. «Буду считать, сколько раз луна сквозь тучи покажется»; Алексей Петрович успел насчитать раз пятьдесят. Тёмные облака скользили по небу всё быстрее, на поляне стало почти совсем темно…
И тут Алексей понял, что Осип уже долго не возвращается. Неужели заплутал в лесу? Но зачем бы ему отходить далеко от стоянки?
Молодой купец встал, захватил на всякий случай ружьё, оставленное солдатом у дерева, и отправился в ту сторону, куда ушёл Осип. Никаких следов в полумраке отыскать не удалось; кричать же оказалось бесполезно. Осип исчез.
Встревожившись уже по-настоящему, Алексей направился к месту ночлега. Вероятно, поспать этой ночью никому не удастся, но солдата следовало немедленно искать. Если тот и вправду заблудился, верно, далеко пока всё равно не ушёл, а коли встретился вдруг с волком или медведем — наверняка позвал бы на помощь. Да и нож с кистенём у Осипа имелись. Алексей прибавлял и прибавлял шагу: ему становилось всё более не по себе. Майская ночь уже не казалась такой волшебной и прекрасной, и неспроста — когда он достиг стоянки, оказалось, что ни его приятеля, ни слуги там не было.
Впоследствии он вспоминал, что, помимо естественного желания поскорее выяснить, что случилось со спутниками, Алексей Петрович одновременно испытывал какое-то подспудное томление и будоражащее любопытство. Притом, что он оказался в одиночестве в глухом лесу, да ещё ночью, отчего-то ему хотелось броситься в чащу, но искать там не своих товарищей, а кого-то иного. Кого? В тот миг он не смог бы ответить. Чей это звонкий смех почудился ему ранее, когда он пытался уснуть?
Алексей блуждал по лесу почти до утра, однако своих спутников так и нашел. Но, как ни странно, ужаса и отчаяния он не ощущал: казалось, всё происходит не по-настоящему, и пропавшие вот-вот вернутся. Пошатываясь от усталости, он направился обратно на поляну и решил ждать рассвета. Когда небо уже начало светлеть, Алексей Петрович вдруг услышал треск сучьев, затем неясный шум и испуганный вскрик…
Он бросился назад, раздвигая руками ветви, что нещадно хлестали его по лицу. Навстречу ему выбежала женщина, которую он не успел толком разглядеть впотьмах. Она казалась смертельно напуганной. Когда Алексей подскочил к ней, незнакомка закричала в ужасе, закрывая руками лицо, попятилась и упала прямо на траву… Он попытался её поднять; женщина же беспомощно отбивалась, загораживалась локтями, и, не слушая его увещеваний, всё старалась скрыться обратно в чащу…
Немало времени прошло, прежде чем Алексей с трудом убедил незнакомку, что не собирается её обижать. Мало-помалу она перестала всхлипывать и отталкивать его. Женщина была босой, одетой в длинную рубаху; Алексей Петрович удивился этому, но, разумеется, ни о чём спрашивать не стал. Он осторожно поднял незнакомку на руки и донёс до стоянки, где оставались лошади и его вещи. Она показалась ему тоненькой, хрупкой, точно фарфоровая статуэтка, и Алексей неволько прижал её к груди.
Только когда они очутились на опушке, он наконец-то смог разглядеть её по-настоящему. Это была совсем юная девушка: высокая, на редкость изящно сложенная, смуглая, с чёрными, миндалевидными глазами и копной блестящих тёмных волос. Алексей в смятении вглядывался в её свежее широкоскулое личико, хранившее ещё следы пережитого ужаса, и гадал про себя: как это прелестное создание оказалось ночью в лесной чаще, в полном одиночестве? И только через несколько мгновений, отвлёкшись от созерцания её лица, он с содроганием заметил брызги крови на её рубахе…
— Вы ранены, сударыня? — ему не удалось справиться с дрожью в голосе. — На вас напал зверь?
Девушка вскинула на него испуганный взор, прижала руки к груди и отрицательно покачала головой. Она выглядела такой нежной и беззащитной, что он едва не задохнулся от переполнявших его чувств.
— Ради Бога, не бойтесь меня! — заговорил Алексей. — Я не сделаю вам ничего дурного! Вы, верно, голодны и продрогли?
Он накинул собственный плащ на её узкие плечики, затем кинулся отыскивать, чем бы можно было подкрепиться… Незнакомка согласилась съесть ломоть хлеба и выпить воды; Алексей же смотрел на неё не отрываясь. Кровь вскипала в нем с каждой минутой всё больше. Временами он ловил её ответный застенчивый взгляд…
Девушка, казалось, немного успокоилась. Алексей менее всего хотел бы снова напугать её — потому он пока что не стал спрашивать, как она очутилась в лесу. Несомненно, она пережила какое-то потрясение… Уж не напали ли разбойники на её спутников? Или же это был дикий зверь?
— Не скажете ли, сударыня, как я могу называть вас? — мягко спросил он.
Девушка снова подняла глаза: бархатные, чёрные, окаймлённые длинными, точно стрелы, ресницами. Никогда и ни у кого он больше не видел таких глаз.
— Простите, но я не знаю… — прошептала она. — Я… Я ничего не помню.
Господи, как же так, неужто прекрасная незнакомка потеряла память? Алексей подумал, что такое вполне могло произойти: ночь в лесу, в полном одиночестве и правда могла повлиять губительным образом на её рассудок.
— А ваши спутники, они… — начал было спрашивать Алексей, но осёкся, увидев, как незнакомка замотала головой, плечи и руки её мелко задрожали, из глаз брызнули слёзы.
Внезапно она вскочила на ноги и бросилась было прочь — но Алексей оказался проворнее и успел её подхватить. Она тяжело дышала, колотила его кулачками по плечам, расцарапала ему лицо и руку до крови… Но он всё же не отпускал её — мысль, что она скроется в чаще, и он не сможет её найти, оказалась совершенно невыносимой… Алексей прижимал её к себе, позволяя кусаться и царапаться вволю. Кто знает, как это произошло, но вскоре они оказались вдвоём на по-прежнему расстеленной полсти… Незнакомка дышала прерывисто и впивалась ногтями в его плечи; он чувствовал на лице и шее прикосновение горячих поцелуев-укусов… «Что происходит, что же я делаю?» — мелькнула у него последняя мысль; и больше он ни о чём думать не мог…
***
Часа через два, когда горячие солнечные лучи начали заливать лесную поляну, а от птичьего щебета в ушах стоял звон, Алексей Петрович заставил себя очнуться — не оставаться же им в лесу навечно! Она лежала рядом; задравшийся подол рубахи открывал стройные смуглые ножки. От этого зрелища Алексей даже зажмурился. Девушка же лениво приоткрыла свои бархатные глаза, протянула к Алексею руки… Он стал на колени рядом с ней, будучи не в силах справиться с собой, снова заключил её в объятия…
Потом же, только когда они окончательно собрались ехать, и Алексей Петрович усадил свою незнакомку на лошадь — только тут он вспомнил наконец о пропавших товарищах. Это его весьма удивило: как же так получилось, что они начисто вылетели из его головы? В смущении он спросил незнакомку, не встретила ли она случайно в лесу кого-нибудь из них — но девушка, разумеется, покачала головой.
— Нет, я никого не встретила. Я была там совсем одна. Ты хочешь их разыскать?
— Нет, — ему было страшно неловко. — Я, признаться, искал их почти всю ночь, но потом… Потом увидел тебя.
Она улыбнулась.
— Так как же нам быть теперь?
Алексей Петрович подумал минуту.
— Мы должны добраться до ближайшего жилья и раздобыть тебе хоть какую-то одежду. А потом — я отвезу тебя домой, возьму ещё людей и…
— Домой? — переспросила она дрогнувшим голосом.
В нём не было обиды или гнева, одна лишь печаль — и всё равно Алексею захотелось упасть перед ней на колени.
— Я говорю о моём доме, — торопливо пояснил он. — В Петербурге. Тебе там обязательно понравится: у тебя будут прекрасные покои, а с балкона вид на реку…
Он рассказывал, замирая от ужаса: вдруг сейчас окажется, что она всё вспомнила, и на самом деле она замужем. А если даже и нет — отчего он решил, что она непременно согласится ехать с ним?!
Но девушка лишь улыбалась, опустив глаза. Когда она стояла перед ним вот так, Алексей еле удерживался, чтобы снова не схватить её в объятия, не покрыть поцелуями румяно-смуглое личико…
— Если не понравится моя квартира, я найму тебе другую, или даже целый дом. Всё будет, как ты захочешь, только… Только позволь мне помочь тебе! Тебе ведь совсем некуда идти!
Она качнула головой — при желании это можно было принять за согласие. Алексей подсадил её на лошадь, внутренне удивляясь, отчего его почти совсем не волнует судьба пропавших спутников, предстоящие хлопоты с их поисками — лишь бы только это прелестное создание никуда не исчезло, осталось с ним навсегда. Ведь он ничего о ней не знал, даже имени своего она так и не сказала!
***
Найти спутников Алексея Петровича или обнаружить хотя бы их следы так и не удалось. Вероятно, в тех лесах орудовали разбойники — впрочем, становому приставу об этом ничего не было известно. Про девушку Алексей ему даже и не заикнулся: он чувствовал, что должен оградить Алтын от назойливых расспросов и ужасных воспоминаний.
Он решил называть её Алтын, чтобы избежать ненужных разговоров, так как всей своей внешностью она походила на татарку. С этим же намерением он нарочно выдумал поездку якобы на Волгу, в Казань, откуда привёз «дочь татарского князя», чтобы вскоре обвенчаться с нею…
***
Петербургские товарищи и партнёры Алексея Петровича были очарованы экзотической красотой Алтын Азаматовны. Матушка же, хотя и удивилась внезапной женитьбе единственного сына, никак не возражала: она давно знала, что её Алексей молод, но разумен, самостоятелен и, если уж что забрал себе в голову, ни за что не передумает. Поэтому она благословила молодых; впрочем, Алтын держала себя со свекровью кротко, уступчиво и была безукоризненно внимательна и к ней, и к мужу. Словом, матушка Алексея во время своих визитов в Петербург не нашла ни единого повода быть недовольной невесткой.
Алексей Петрович несколько раз попытался осторожно выспросить у Алтын, что всё-таки произошло с нею тогда в лесу, каким образом она оказалась одна и отчего на её рубахе была кровь… И всякий раз расспросы заканчивались плохо: всегда весёлая и приветливая, она замыкалась в себе, переставала разговаривать, кушать, убегала в свою спальню и сидела, съёжившись, в углу по нескольку часов. А однажды такой разговор закончился бурной истерикой, так что Алексей перепугался не на шутку и более к этой опасной теме не возвращался.
А весьма скоро Алексей узнал, что его прелестная супруга весною станет матерью; счастью его не было предела.
Он больше не смел докучать Алтын вопросами, что могли навредить её состоянию, и жизнь их в ожидании радостного события протекала спокойно и безмятежно. В положенный срок, в конце апреля, Алтын произвела на свет дочурку, и та оказалась похожа на неё, как две капли воды.
***
Лишь только узнав от доктора и повитухи о рождении дочки, Алексей Петрович бросился в спальню Алтын. Он успел услышать, как супруга спросила дрожащим голосом: «У меня девочка?» и, услышав утвердительный ответ, разрыдалась тихо и безнадёжно… Её бросились успокаивать, уверять, что малышка совершенно здорова и ни о чём переживать не следует, однако Алтын всё плакала и плакала. Она продолжала лить слёзы даже тогда, когда дочь положили ей на руки и она могла сама убедиться, что та жива и чувствует себя превосходно…
Доктор объяснил слёзы молодой матери следствием пережитых страданий и обычной для всех рожениц повышенной чувствительностью. Он уверял Алексея Петровича, что скоро всё это пройдёт, и его супруга снова сделается весела и спокойна — однако сам Алексей был настроен вовсе не так благодушно. Ему отчего-то стало страшно, ибо он не мог не замечать настоящее отчаяние в глазах Алтын. Алексей велел няньке и горничной смотреть за супругой, не позволять ей вставать и чуть что — тотчас звать его и бежать за доктором. Сам он старался проводить в спальне Алтын Азаматовны как можно больше времени и развеивать её грусть… Однако всё это не помогло — в первых числах мая Алтын исчезла из дома. Исчезла, не взяв с собой одежды, денег — ни единой вещицы. С тех пор её никто никогда не видел.
***
Отец умолк и искоса глянул на Анну. Та сидела, уставившись в пол; по щеке её медленно сползла слеза.
— Но как же это возможно? — прошептала она. — Разве маменька не любила меня? И вас? Ведь она бросила нас, ушла — в то время как лишь она одна могла рассказать мне…
Анна спохватилась и, вздрогнув, замолчала. Нельзя, ни к чему обрушивать сейчас на отца ещё и свои тайны — ему и так скверно.
— Она тебя любила, — хрипло ответил отец. — Она часами не спускала тебя с рук, глаз не сводила. Я так и не смог ничего понять. Ведь я не встретил никого, кто видел бы Алтын раньше, и хоть немного был бы с ней знаком. Я ездил туда, под Осиновую мызу, расспрашивал всех, кого встречал, раздавал золото… Я готов был отдать целое состояние тому, кто смог бы сообщить о ней хотя бы что-то… Тщетно; я так ничего и не узнал.
Анна задумалась.
— Возможно, маменька всё-таки покинула наш дом не по своей воле. А вдруг некто, ранее знакомый ей, внезапно появился и… По какой-то причине она была вынуждена уйти, никому не сказавшись.
— Да ведь Алтын была моей женой! — нервно воскликнул отец. — Отчего она не обратилась ко мне, не попросила защиты?! Никому на свете я не позволил бы обидеть её! Убил бы любого, кто осмелился бы к ней хоть прикоснуться! — Он помолчал немного, затем овладел собой и сказал спокойнее: — Так вот, Аннушка, теперь ты знаешь то, что знаю я. Прости, что не смог сберечь твою маменьку — я никогда не сниму с себя этой вины.