Прошлой ночью, когда я сбегал из своих же апартаментов, перебираясь по общим балконам до земли, мои руки еще неплохо себя чувствовали. Я вполне нормально мог подтянуться и повиснуть на них. Кто ж знал, что на утро все станет так плохо? Уходя в глубокое залегание, я захватил с собой только заранее подготовленный тревожный рюкзак, да удобную непримечательную одежду, которая не стесняла движений. Даже завалящей ватки с собой не было. И уже тут, на своей конспирационной квартире, я обнаружил перекись и немного бинтов.
Сейчас же было очевидно, что само собой это не пройдет, и если что-то срочно с этим не делать, то станет хуже. Смогу ли я вообще пистолет в руках держать, не говоря уже о том, чтобы засветить недоброжелателям в чердак кулаком?
Но если я боюсь обращаться за помощью открыто, может, мне сумеет помочь кто-нибудь из знакомых?
Сейчас новый телефон с «левой» симкой лежал рядом со мной и уже заканчивал резервное копирование данных из облачного хранилища. Возношу хвалу светлым головам, кто додумался до такого, ведь все нужные мне номера остались в моем смартфоне, который бесследно пропал во время моего похищения.
Наконец, аппарат был готов к использованию. Я ухватил его одной рукой и выругался, когда из-за плохо слушавшегося большого пальца чуть не выронил смартфон на пол. Пришлось использовать обе руки, чтобы с трудом натыкать в поиске имя контакта. Гудки.
— Алло? — В трубке раздался вопросительно-настороженный голос. В наше неспокойное время с незнакомых номеров звонят только мошенники, либо спамеры.
— Надежда Васильевна, здравствуйте! Это Секирин. Не уделите мне пару минут?
— А, Сергей Анатольевич, — голос сразу потеплел на десяток градусов, — конечно! Для вас в любое время! Вы номер сменили?
— Вроде того… и возможно в течение ближайшего времени еще не раз сменю.
— У вас что-то случилось? — Тон главврача одного из моих дружественных, так сказать, хосписов прозвучал не на шутку встревожено. Она была умной женщиной, и часто умела делать выводы, владея минимумом информации.
— И снова вы правы. Мне нужна некоторого рода помощь, скорее всего хирургическая.
— Боже мой, Сергей! — Я будто наяву увидел, как Надежда Васильевна прижимает ладонью к лицу. — Я готова оказать вам любую помощь и поддержку! У меня есть хорошие знакомства в этой области, вы только скажите, что именно вам нужно, и я организую вам прием вне очереди!
— Нет-нет, не переживайте! Ситуация не настолько серьезная, чтобы привлекать именитых специалистов. Просто скажите, вы же одно время практиковали в травматологии?
— Ну да… только прошло с тех пор уже лет, наверное, пятнадцать.
— Отлично. А скажите, сшить сухожилия вы сможете?
— Ой, даже и не знаю… Сергей Анатольевич, тенорафия бывает различной сложности. Если в одном случае провести ее будет не труднее, чем зашить порванный шнурок, то в другом потребует ювелирной точности, поэтому не могу вам ответить однозначно.
— И все же, вы не могли бы мне оказать услугу и подъехать с инструментами?
— Сергей, вы меня пугаете! Что с вами стряслось? Почему вы не обратитесь за помощью в больницу?
— Я опасаюсь за свою жизнь, Надежда Васильевна. Извините за прямоту, но я не думаю, что мне можно появляться в больницах. Поэтому я и звоню вам. Если вы согласны мне помочь, то я очень прошу приехать по адресу, который я скину вам в СМС.
— Конечно, Сергей, я приеду! Я не могу отказать вам после всего того, что вы сделали для нашего хосписа. Я немедленно выезжаю!
— Спасибо большое, я у вас в неоплатном долгу.
— Бросьте! Я еще ничем не помогла. Да и как я могу остаться в стороне, когда хороший человек попал в беду? Жду адрес, Сергей Анатольевич.
Связь прервалась. Хороший, все-таки, она человек. Я рад, что не ошибся в ней. Из всех главврачей, с которыми у меня установились деловые отношения, она единственная врач по призванию, а не по названию. Остальные просто эффективные менеджеры с корочками медицинских университетов, чья работа направлена на оптимизацию и увеличение прибыли. А вот Надежда Васильевна не такая. Она единственная искренне радеет и переживает за свое дело, за своих пациентов и за своих работников. Наверное, именно поэтому я чаще остальных посещаю ее хоспис и охотнее чем кому бы то ни было оказываю материальную помощь…
Скинув адрес торгового центра, находящегося буквально в сотне метров от меня, я решил сделать еще один звонок. Все-таки, если криминал начинает борзеть, а именно это вчера и произошло, то нужно подключать тех, кто должен с ними бороться. Поэтому, естественно, я позвонил Галиуллину. К моему удивлению, трубку он взял после первого же длинного гудка.
— Да, слушаю?
— Дамир, привет.
— Серёга?! — В голосе моего товарища послышалось невероятное облегчение, — слава богу! Ты живой! У-у-уф, мать твою, Секирин! Ну ты и горазд в истории влипать!
— Погоди, в какие истории? — Насторожился я.
— Ну как о чем?! О том, что я тебе наяриваю на телефон с самого утра, а ты не абонент. Как думаешь, какие мысли у меня будут в голове, да еще и после твоего этого похищения?
Мои брови непроизвольно сошлись на переносице, а здоровые пальцы начали выбивать нервную дробь по обивке дивана. Откуда он знает про похищение? А если управлению по социально-значимым преступлениям известно об этом, о чем они еще могут знать? О Вагоне, например?
— Погоди, дружище, — мой тон подействовал на Дамира, заставив притихнуть, — ты о каком похищении говоришь?
— Э-э-э-э… ну как это, о каком? О вчерашнем, когда тебя с паркинга какой-то ловкач утащил.
— Кто тебе об этом рассказал?
— Кто-кто… да все Управление в курсе, Сухов всех сношает насухую с самого утра, даже мне перепало. Мне дал персональное поручение тебя разыскать, а то там твою квартирку ломануть уже хотели, думали, ты на унитазе сидя окочурился.
— Подожди… так зачем ломать мою квартиру, если меня похитили?
— Не знаю, Серый, вроде поговаривают, что ты весь чумазый ночью домой вернулся, и там пропал.
Не понял… я что, у них под колпаком был?! За мной вели наблюдение? Почему тогда позволили меня похитить?! Неужели, Сухов заодно со Штырёвым? Черт! Не знаю, что и думать…
— Дамир, не ищите меня, конец связи.
— Пого…
Я не стал дослушивать и просто бросил трубку. Эту симку вытащил, согнул, положив на угол стола, и смыл в унитаз.
Кто бы сомневался, что старый интриган засветится в моей жизни еще не один раз, и даже не два. Теперь главный вопрос, какую роль он сыграл во всем этом?
В голове роились десятки мыслей, одна другой бредовей. Но одно я понял точно — Дамиру я пока не могу доверять. Не потому что он ненадежный человек, нет, вовсе не поэтому. А потому что он слишком наивный и внушаемый. Как минимум раз он уже сплясал под дудочку Сухова, втянув меня в невероятно мутное дело с покойным замом председателя следственного комитета, так что второй раз я рисковать точно не стану.
Открытым остается вопрос, какой интерес генерала во всей этой ситуации со Штырём? Знал ли старик о случившемся недоразумении между мной и людьми Штырева на парковке «Воина»? Определенно. Если уж Саныч опознал в них вассалов одного из криминальных лидеров столицы, то уж хронический мент одним взглядом способен их просветить, как рентгеном. И вероятность того, что вся шумиха в прессе об этом происшествии не попала в его поле зрения просто минимальная.
И если он знает о похищении уже сейчас, значит, напрашивается только один вывод: меня пасли. Почему тогда не вмешалась полиция? Не успели или не собирались изначально? Хрен знает… слишком мало информации, чтобы делать какие-либо выводы. Но одно я могу сказать с уверенностью, какой бы он интерес не имел, лично мне это не сулит ничего хорошего.
За размышлениями и прикидками я даже не заметил, как пролетели полчаса. Позвонив Надежде Васильевне с нового номера, узнал, что она почти подъехала. Пора было идти встречать. Даже в такой малости я перестраховывался, не рискуя называть свой адрес по телефону.
Встречая ее старенький Рендж Ровер в условленном месте на парковке перед торговым центром, с замиранием сердца отметил, что с главврачом в машине сидит какой-то мужчина. Я немного успокоился, когда Надежда Васильевна беспрепятственно вышла из салона, хоть и немного взволнованная. Будь она заложницей, вряд ли ее так просто бы выпустили…
По мере ее приближения, я ощущал, как ее волнение утихает. Она увидела меня, заметила, что все мои конечности находятся в целости и сохранности, отметила естественную позу, нехарактерную для тяжелораненного, даже кровавых луж вокруг меня не наблюдалось.
— Сергей Анатольевич, как я рада вас видеть! Вы не представляете, чего я себе напридумывала, пока ехала! И… кхм… — она окинула взглядом мой прикид, состоящий из легких кроссовок, фиолетовой олимпийки с глубоким капюшоном и штанов защитного цвета, — вам идет спортивный стиль. Раньше я имела удовольствие лицезреть вас исключительно в строгих костюмах.
— Спасибо, Надежда Васильевна, я польщен. — Я не был сейчас расположен разводить политесы. — Но скажите, кто этот человек, что приехал с вами?
— Ах, это… не беспокойтесь! Это наш штатный хирург. Я ему доверяю, как самой себе. Просто я побоялась, что не смогу вам помочь в вашем… вопросе, поэтому пригласила его. У него в прошлом, до того как перешел работать к нам в хоспис, была очень богатая практика по восстановительной хирургии. — Она для пущей убедительности рубанула ладонью по воздуху. — Он точно сумеет вам помочь. Если вы, конечно не возражаете.
Я, в принципе, не возражал. На этой квартире я не планировал больше появляться, так что засветить ее еще и перед этим хирургом для меня не было чем-то критичным.
Получив мое согласие, главврач кивнула и вернулась за своим коллегой. Он вышел из автомобиля, неся в руках небольшой чемоданчик.
Вскоре, буквально через минуту, мы в полном составе уже располагались в моем временном пристанище. Подготовив к предстоящему вмешательству место, я уселся в глубокое кресло и положил обе руки на высокий стол.
Закатав рукава моей спортивной кофты, хирург, имеющий типично чеховскую внешность, осуждающе поцокал языком.
— Зачем же вы так запустили? Ждали, что само зарастет?
— О чем вы? Я получил эти отметины только вчерашним вечером.
Мужчина осуждающе взглянул на меня, а затем обменялся многозначительными взглядами с Надеждой Васильевной.
— Знаете, я здесь только потому что Надежда меня очень просила вам помочь. Я все понимаю, мы незнакомы с вами, и вы не обязаны быть со мной откровенным, но держать меня за дурака не нужно. Я достаточно давно практикую в хирургии, чтобы уметь отличить свежие раны, от недельной давности.
— Недельной давности? — Я ошарашено перевел взгляд на главврача, пытаясь понять, кого она с собой привела, своего коллегу или юмориста. Но в эмоциональном фоне этих людей царила поразительная уверенность, так что подвергать сомнению утверждение врача у меня не было резона.
— А то и больше! На ранах уже успела нарасти толстая короста, а по краям начался небольшой некроз. Уж поверьте мне, я некрэктомию в хосписе делаю чаще других операций, мертвую ткань от живой отличать умею. За одну ночь этого произойти ну никак не могло.
— Кхм… как скажете, — отрицать и что-либо доказывать я не стал, но небольшую неловкость от того, что меня посчитали лжецом все же испытал, — давайте лучше о насущном. Как мне вернуть подвижность пальцев?
— Та-а-ак-с… — хирург стал задумчиво осматривать мои руки, бросив мимолетный взгляд на россыпь небольших шрамов на левом предплечье, отметин от моих экспериментов, но так ничего о них и не спросил, — кистью повращайте. Теперь второй. Угу… понятно… растопырьте пальцы, сожмите кулаки… М-да. Нужно шить, причем, чем скорее, тем лучше. И не здесь, в дореволюционных условиях, а в хорошей клинике. А потом еще наблюдать за процессом восстановления, а при необходимости корректировать.
— Простите, я ни в коей мере не сомневаюсь в вашем профессиональном совете, но вы можете мне помочь сейчас? — Последнее слово я произнес с таким нажимом, что не сумел удержать в узде свою Силу, и ее капля сейчас растворялась в воздухе, вызывая у врачей необъяснимый для них нервоз.
— Хм-м-м… нет, конечно, некоторый минимум я могу сделать здесь и сейчас, — хирург суетливо начал теребить душку очков, не находя причин для внезапно накатившего волнения, — но это не умаляет того факта, что вам необходимо будет получить в дальнейшем высокотехнологичную помощь. В противном случае, я не могу с уверенностью гарантировать, что подвижность вообще восстановится.
— Я вас понял, док, и заранее благодарен за помощь.
Нахмурившись, хирург поправил свои очки, и начал выкладывать на стол разнокалиберные инструменты, бинты, ватные тампоны и прочее добро. Достав упакованные стерильные перчатки, он протянул мне блистер каких-то таблеток.
— Вот, выпейте сразу две. Это самый мощный препарат из ненаркотических средств, по которому не ведется строгого учета. С ним будет не так больно.
— А побочные эффекты? Сонливость, заторможенность и прочие?
— Определенно, все это будет, и не только это. Эффект продлится часов шесть, не больше.
— Тогда я вынужден отказаться.
— Что?! Вы не понимаете, я буду шить и резать по живому, уверяю вас, это не те ощущения, которые можно легко перетерпеть. Это вам не занозу удалить.
— И все же… — в воображении возникли сцены, как я неадекватный от таблеток совершаю какую-нибудь глупость, и меня снова ловят Штырёв со своими прихвостнями, — я не могу рисковать. И уж тем более, у меня нет столько времени, чтобы батониться где-то под воздействием препаратов. Может, есть какое-нибудь местное обезболивающее?
— Есть-то оно есть, но дело в том, что в вашем запущенном случае, я не могу его применять. Вам периодически нужно будет шевелить пальцами, под местной анестезией эффект будет очень смазанный, что неизменно ухудшит качество моей работы.
— Тогда у меня нет выбора.
— Как знаете, мое дело предупредить…
Хирург многозначительным движением пододвинул мне блистер, как бы намекая, что я все равно захочу им воспользоваться, не сейчас, так через десять минут. И началась операция.
Следующие полчаса прошли под громкий скрежет моих зубов и сдавленные ругательства. Врач срезал отмершие ткани, аккуратно сшивал поврежденные сухожилия, срывал наросшую коросту там, где она мешала, делал надрезы, чтобы обеспечить доступ инструментов, вскрывал гнойные нарывы… в общем, работы от, казалось бы, такого плевого повреждения было предостаточно.
Первые минуты он снисходительно посматривал на меня, выражая своим видом всего лишь одну мысль: «Ну что же ты, голубчик, упорствуешь? Скушай таблеточку, полегчает!» Но я оставался непреклонен. Руки мои твердо лежали на столе, не дрожали и даже ни разу не дернулись. Минут пять я даже попытался погрузиться в себя и поймать это чувство боли, как ловлю чужое, но все-таки не продержался долго. Шипение и матершина себе под нос помогали гораздо лучше, чем бесплодные попытки подчинить свои чувства.
Вскоре уже оба врача смотрели на покрытого испариной меня с плохо скрываемым удивлением и даже каким-то уважением.
Но всему приходит конец, закончилось и это. С нескрываемым облегчением я наблюдал за тем, как хирург бинтует мои руки, давая советы и наставления.
Сзади ко мне подошла Надежда Васильевна и тронула меня за плечо.
— Сергей, вы очень хорошо держались. — Она тепло мне улыбнулась, окатив легким беспокойством.
— Спасибо, Надежда Васильевна, старался.
— Мы, пожалуй, поедем. Рада, что смогли вам помочь. И, Сергей, что бы ни происходило в вашей жизни, я искренне желаю вам все преодолеть. До свидания!
Поблагодарив за оказанную помощь, я распрощался с врачами, а еще через четверть часа и сам покинул квартиру. Здесь я уже больше не планировал появляться. И вовсе не потому, что не доверял Надежде, а просто из осторожности.
Глава 9
Сидя за рулем бюджетного и неприхотливого Рено, я рулил к своему следующему убежищу, параллельно размышляя и планируя свои дальнейшие шаги. Выстраивая в голове наметки плана, я снова воскресил в памяти слова так и оставшегося для меня безымянным хирурга. Как же так, квалифицированный профессионал спутал вчерашнее повреждение с недельным? Или все-таки не спутал? О чем это мне говорит? Может ли быть такое, что выброс темной энергии от умерщвлённого мной не самым гуманным способом Вагона возымел на меня такой эффект? Или Сила всегда оказывает такое воздействие на мой организм, просто раньше не было особого повода, чтоб я заметил? Вроде заживало на мне все всегда быстро, как на собаке. Особенность организма или побочный эффект дара?