— Да ладно, Ди, правда что ли, с милым? Я надеюсь, это деловой ужин?
— Как раз нет, Фил, это свидание.
— Эх, детка, я как знал, что тебя нельзя отпускать в эту опасную страну свирепых мужиков и гризли.
— Эй, вы что, сговорились с Реми? Он мне тут тоже про медведей заливал.
— Вот мы с ним поговорили и пришли к выводу, что тебя надо спасать. Я возьму творческий отпуск и примчусь к тебе. Ты будешь рада?
— Творческий отпуск, серьёзно? Знаешь, чтобы ты не творил, я рада тебе всегда. А сейчас, дорогой, мой спутник очень скучает без моего внимания, а это не очень удобно. Созвонимся позднее, пока.
— Какое пока? Я должен знать, с кем ты ужинаешь, Ди! А вдруг он маньяк? Ты вообще знаешь, сколько в России маньяков?
— А ты знаешь, Фил? Расскажешь об этом через пару часов, хорошо? Всё, целую!
— Ди, ты не…
Но я уже нажала отбой и тут же отправила Феликсу сообщение о том, что прошу меня простить и перезвоню.
Пока говорила по телефону, на лице Юрия было столько эмоций: удивление, восхищение, ревность. А теперь он молча буравил меня тяжёлым взглядом и мне это очень не нравилось. Терпеть не могу, когда мужчина пытается влиять на моё настроение.
— Прости, я не могла не ответить, — покаялась я перед Рыжиком, впрочем, совершенно не раскаиваясь.
— Да всё нормально, мне нравится слушать твой голос, — и парень расплылся в обезоруживающей улыбке.
Молодец, умный мальчик, и улавливает правила.
— Диан, это был испанский, я правильно понял?
— Да, испанский.
— Ты полна сюрпризов, а какие ещё языки ты знаешь? Ну, кроме французского, испанского и русского, конечно.
— Ещё английский, немецкий и китайский. И совсем немного итальянский.
Юрины глаза от удивления расширились.
— Но как? Это же… ты полиглот, значит?
— Ну, как-то так. На самом деле это не очень сложно, учитывая мою способность к языкам и то, что я подолгу жила в тех странах, чей язык осваивала. Я знаю многих людей, владеющих несколькими языками.
— Ничего себе! — восхитился Рыжик. — А в Китае ты тоже жила?
— Три года, — пробормотала я, мыслями уносясь в прошлое.
Когда-то мне было тяжело вспоминать о годах, прожитых в этой стране. Теперь я вспоминаю их с гордостью за себя и с благодарностью… Да, старый Демон, ты оказался прав. Но смогу ли я тебя простить когда-нибудь?
— Неприятные воспоминания? — Юра с беспокойством заглянул мне в глаза.
— Разные воспоминания, но мы же не будем впадать в меланхолию, — я выдавила из себя почти жизнерадостную улыбку.
— Прости, Диана, если какие-то темы тебе неприятны, ты переключай меня сразу, хорошо? Ты говоришь, что много объездила стран, ты путешествовала с родителями?
— У меня нет родителей. Мама умерла, когда мне было двенадцать лет, а отца я ни разу не видела. Знаю, что он тоже умер. Отец был французом, а мама переводчицей — история стара, как мир.
— Прости, ради бога, мне очень жаль, — Юра был смущён и растерян.
— Да перестань, это было слишком давно, и говорить об этом уже не больно, — я ободряюще улыбнулась парню и была почти искренна. Почти.
— Вы с мамой жили во Франции? Просто я удивлён — у тебя идеальный русский и нет акцента.
— До тринадцати лет я жила в России.
— О-о, тогда это всё объясняет. А как же ты стала француженкой?
— Мне повезло, — мой короткий сухой ответ ясно дал понять собеседнику, что тема исчерпана. Спутник мой дураком не был и кивнул, принимая такое краткое объяснение.
— Диана, а у тебя есть парень? — Юра мгновенно соскочил с неудобной темы и влез в другую неудобную, задав вопрос, который, вероятно, не давал ему покоя. Надо бы уже расставить все точки над i.
— Скоро я выхожу замуж, Юра, — спокойно ответила я, а он не смог совладать с мимикой, чтобы скрыть разочарование.
— Вот, чёрт, извини, — хмуро произнёс парень.
— За что? Ты ничем меня не обидел.
Он посмотрел мне в глаза долгим тоскливым взглядом и произнёс:
— Думаю, если бы ты была моей невестой, я бы не позволил тебе вот так одной путешествовать.
— Вот поэтому, Юра, я не твоя невеста, — парировала я.
— Если только поэтому, то я готов пересмотреть свои взгляды, — мгновенно сориентировался Юрий, чем развеселил меня. — И ещё мне кажется, что тебе рано выходить замуж. Нет, это не моё собачье дело, конечно, но просто ты такая… Короче, такую красоту нельзя прятать в клетку лет до тридцати, или около того, в смысле, около тридцатника. Но всё равно, на мой взгляд, это слишком рано. Ты должна блистать, а не сковородки чистить. — Парень отчего-то нервничал.
— К акое-то у тебя странное понятие о браке, при чём здесь сковородки? И вообще, если следовать твоим критериям, то я уже вполне себе выдержанная для сковородок — мне как раз двадцать восемь, а это около того самого тридцатника.
— Сколько? — искреннее недоверие Рыжика было приятным, хотя я и сама знаю, как выгляжу. — Да ладно!?
— А смысл мне врать, — я пожала плечами.
— Ну, это да, конечно. Слушай, когда я тебя увидел, то думал, что тебе максимум лет двадцать. Ох, ты и бомба, Диана.
— Да, Юрочка, внешность порой бывает так обманчива… — с шутливым кокетством произнесла я.
— Точно! — рассмеялся Рыжик, вероятно вспомнив утреннюю встречу, что тут же и подтвердил: — А ты действительно смогла бы опрокинуть на Серёгу тарелку с кашей?
— Конечно, и сделала бы это.
— А если бы он… Нет, мы бы конечно не позволили, но ведь могли бы быть другие, и тогда…
— Юрик, — прервала я парня, не посмевшего озвучить вероятность физической расправы надо мной. Склонившись над столом к нему ближе, я доверительно сообщила: — Я могу вырубить даже быка.
Рыжик смотрел на меня со смесью недоверия и ужаса, а я с трудом сдерживала смех. Надеюсь, он не попытается устроить мне проверку.
— А что ты ещё можешь? — тихо спросил он. Поверил. Но это даже к лучшему.
— Очень много всего, Юра, чего не умеешь ты и ни один из твоих друзей. — Тут я и не лукавила.
Парень выглядел растерянным и, думаю, оскорблённым. Ну и зачем я так с ним? Он сделал позитивным мой день, а я включила борзую, самодовольную стерву — привычная защитная реакция. А разве рядом с ним мне есть чего опасаться? Точно нет — интуиция никогда меня не подводит.
— Юр, — я накрыла его руки своими, — а давай десерт закажем?
Рыжик как-то сразу выдохнул и закрутил головой в поисках официанта. Да ты ж мой хороший, добрый мальчик. Сейчас зажигал бы со своими друзьями, склеил бы какую-нибудь красотку, а вместо этого выгуливаешь абсолютно бесперспективный кадр.
Официант нашёлся сразу и, приняв заказ на два кофе и пирожное, рванул исполнять. Юрик притих, приложился к кислому вину и задумчиво уставился в вырез моего платья. Я решила его отвлечь:
— Юр, а в чём загвоздка с твоим бизнесом, можно поконкретнее?
— Да вот нашёл хорошего поставщика здесь, в Москве, но он под реализацию никак не ведётся.
И Юра охотно посвятил меня в свои планы, идеи, перспективы и неудачи.
— Но Питер — продвинутый город, там не пытался найти поставщика?
— Да всё перерыл уже, но у нас очень дорого. Я всё подсчитал, даже с учётом стоимости доставки, из Москвы получится намного дешевле. Думал, пока буду тут, улажу вопрос, но ничего не выходит. — Юра развёл руками и криво улыбнулся.
— А ты знаешь, Юр, принеси-ка мне свой бизнес-план, я его посмотрю. И, возможно, у меня есть идея.
У меня действительно появилось желание помочь парню, а также шальная мысль — попробовать перекроить его скромное дело в более масштабное, а заодно и себя в него внедрить. А что, Санкт Петербург — шикарный город и в него тоже не мешало бы запустить свои щупальца.
— Что за идея? — осторожно поинтересовался Юра.
— А давай я сначала почитаю твои перлы, а потом озвучу. И если ты будешь не против, возможно, я внесу свои поправки.
— Девушка-загадка. — Теперь он смотрел на мои губы. — Диан, конечно, я не против, твори, что хочешь, особенно если это поможет мне чаще тебя видеть.
— Парниша, немедленно прекрати так нагло пялиться на мою грудь и мои губы, иначе тебе ничего не поможет.
Остаток вечера в компании зеленоглазого рыжего обаяшки прошёл легко и непринуждённо. Дождь закончился и, покинув ресторан, мы долго гуляли по городу пешком. К поздней ночи, замёрзшие и уставшие, мы вернулись в гостиницу на такси. Юрий оставил мне свою визитку, и я пообещала перезвонить на следующий день, как только буду свободна. Проводив меня до номера, парень взял мою руку, поднёс к своим губам и поцеловал внутреннюю сторону запястья. Табун мурашек пронёсся по телу.
Я пожелала провожатому спокойной ночи, на что он невесело ухмыльнулся, а я поспешила скрыться в своём номере. Не включая свет, прижалась спиной к закрытой двери, успокаивая сбившееся дыхание. Слишком давно у меня не было мужчины, но Рыжика трогать не стоит. Он не заслужил быть раздавленным бездушной, расчётливой машиной в соблазнительной, но такой обманчивой оболочке.
Глава 10
2003
2003 год
Эльвира уже давно уехала из тёткиной квартиры, а я сидела в просторном зале, на краю дивана рядом с неразобранной сумкой и рассматривала интерьер. Мебель и мягкий уголок были тёмно-серого цвета, пол светлый, а вот обои были синие. Может, я ничего не смыслю в этом, но с обоями явный перебор. Шторы тяжёлые, с ламбрекенами и массой каких-то верёвок с крупными кистями. Но самой нелепой была люстра. Кажется, подобное «великолепие» висит в нашем дворце культуры. Я сижу в одиночестве уже давно и, по-моему, обо мне все забыли. Значит, пора уже напомнить о себе, а не изображать полумёртвую, сиротливую овцу — «с волками жить…», как говорится.
Тётку я обнаружила в кухне, где она, приложив телефонную трубку к уху, рассказывала некой Аллусику, в какой невыносимой атмосфере ей теперь приходится жить, приняв на попечение невежественную, необразованную дворняжку.
Это она обо мне, что ли? Ну, что же, не буду её разубеждать. Я прошла к столу и плюхнулась на стул, создавая как можно больше шума. Тётка заткнулась на полуслове и оторопело уставилась на меня — ну, истинная горгулья. Я подарила ей очаровательную улыбку, мол, вы говорите, не отвлекайтесь.
— Аллусик, я тебе позже перезвоню. — Тётка отложила трубку и свирепо рявкнула: — Ты что тут подслушиваешь, тебя стучать не учили?
— Во-первых, тётя Надя, дверь была открыта, а во-вторых, Вы забыли мне показать, где я могу разложить свои вещи, и они до сих пор мнутся в дорожной сумке.
— Да ты, соплячка, как со мной разговариваешь? Какая я тебе тётя Надя? А для твоих обносков у меня нет свободного места. — Тётка аж вся покраснела от злости, а я невозмутимо ответила:
— А у Вас, тётушка, и для меня места нет, тогда зачем я здесь? Если кому-то это нужно, то уж точно не мне. Ну, а раз уж я тут, то будьте добры, покажите куда сложить и развесить мои немногочисленные обноски, а я, так уж и быть, избавлю Вас от общества необразованной дворняжки.
Я смотрела на тётку невинными глазами, а у самой дрожали внутренности от гнева и ненависти к этой бессердечной гадине. Горгулья, совсем не ожидавшая такой наглости от ранее тихой сиротки, явно опешила.
— Да я тебя, паршивка, сдам в детский дом, там и будешь права качать, — заверещала она, и искажённое злобой лицо пошло пятнами.
— Да, сделайте мне, пожалуйста, такое одолжение, сдайте меня поскорее, а то у меня аллергия на Вашу люстру.
И зачем я ей про люстру брякнула?
Не знаю, чем бы всё закончилось, но на тёткин визг прибежал встревоженный Пухляк.
— Надюша, что случилось, почему ты кричала?
Вслед за отцом в кухню впорхнула писклявая Моль и выпучила на меня свои водянистые глазки.
— Эдуард Алексеевич, я очень долго ждала, что мне покажут, куда сложить мои вещи и зашла спросить об этом свою тётю, — дала я вполне исчерпывающий ответ, и Пухляк вопросительно уставился на жену.
— Эдичка, ты просто не слышал, как эта оборванка разговаривала. Она назвала меня тётушкой, вошла без стука и требует место для своего барахла. — Объяснения тётки выглядели явно не в её пользу и Пухляк озадаченно нахмурился.
— Мам, а у нас есть йогурт? — раздался противный голос.
«Время полдника в дурдоме» — подумала я. После тёткиных нелогичных оправданий вопрос этого бледного недоразумения был, как пук в лужу. Пухляк, видимо, давно адаптированный к подобным аттракционам, наконец, заявил:
— Наденька, почему бы тебе не показать Диане, где ей можно разместить свои вещи, она ведь не может держать их в сумке. Ну, что ты так разволновалась, дорогая? — он бережно взял жену за плечи и ласково обратился к дочери: — Снежок, а ты открой холодильник и посмотри, есть ли там йогурт.
Таким образом, глава семейства спокойно и без суеты разрешил все вопросы. А куда же Артурчика унесло, почему он-то не участвует в семейном совете?
Спустя час мои вещи были разложены в шкафу на единственной выделенной для меня полке, и навешаны друг на друга на единственной вешалке. Хорошо, что вещей у меня с собой немного и большая их часть осталась у бабки.
В десять вечера я выключила в зале свет, плотно прикрыла дверь и легла в постель. Из коридора донеслось возмущённое:
— Ну и что, Эдик, ты считаешь, что это нормально? Нам что теперь, и телевизор не посмотреть, и к компьютеру не подойти?
— Почему, Надюш?
— Эта девка закрылась в нашем зале и выключила свет. Ты считаешь это нормальным?
— Наденька, но ведь уже поздно, а ей в школу рано вставать и ехать далеко.
— Эдик, ты совсем ничего не понимаешь, да? Может, тебя вообще всё устраивает? И где, кстати, Артур, позвони ему. Я не удивлюсь, если он из-за этой не хочет домой возвращаться.
Я проснулась от боли в ноге. В комнате ярко горел свет и работал телевизор, а поверх одеяла, прямо на моих ногах расположился Артурчик с пакетом чипсов, крошки от которых захламили всю мою постель, оставляя жирные пятна.
— Ты что творишь, придурок, ничего, что я здесь сплю? — я выдернула ноги из-под задницы оборзевшего братца. Ничего себе, гостеприимство.
— В отличие от тебя, овца приблудная, я у себя дома, на собственном диване и смотрю, кстати, свой телевизор, — зло прошипел этот дурень.
Часы на стене показывали начало первого, и я поняла, что мне будет гораздо сложнее в этой семье, чем я предполагала изначально. Тогда я попыталась сменить тактику и заговорила вполне миролюбиво:
— Артур, послушай, не моё было решение переехать к вам, и мне находиться здесь не нравится, может быть, больше, чем тебе меня видеть. Но так уж вышло, и ни я, ни ты изменить этого пока не можем. А поэтому давай попытаемся смириться хотя бы на время.
Артур подскочил так, будто его ужалили в зад.
— Мириться с тобой, грязная нищебродка? Ну, уж нет! Ты кто такая, чтобы диктовать, что мне делать в собственном доме? И какое ты право имеешь здесь свой рот разевать, вонючая приживалка? Развалилась тут, мебель нашу пачкаешь. Твоё место на помойке, чурка безродная, поняла?
Это было не просто обидно, а настолько оглушительно, что я не представляла, как реагировать. Я за всю свою жизнь не слышала столько изощрённых оскорблений в свой адрес, как здесь — в этой семье.
— Ты глухая? Я спросил, ты меня поняла?
А я молча смотрела в глаза этому злобному чудовищу и не понимала. Да как это можно понять и что ответить?
— Ты, овца дебильная, язык проглотила или в уши долбишься? — он завёлся ещё сильнее.
Я продолжала упрямо молчать в надежде, что этому уроду надоест распаляться, и он уйдёт. Но я ошиблась. Не дождавшись ответа, Артур схватил меня за косу и изо всех сил сдёрнул с дивана. От неожиданности я выставила вперёд руки и тут же услышала противный хруст.
Лёжа на полу, я тихо заскулила от нестерпимой боли. Артур тут же отскочил от меня и зашипел:
— Заткнись, дура, я тебя не трогал, сама с дивана навернулась. Заткнись, сказал!
Но меня и так почти не было слышно, а тихие стоны я сдержать была просто не в силах. Опершись на правую руку, я поднялась с пола. Кисть левой руки выглядела странно вывернутой. Что же мне делать? В глазах моего мучителя промелькнул испуг.