— Схизматики! — продолжал орать он, отчаянно вырываясь, пока его тащили в сторону, — Вы все в схизме, слышите?! В схизме!
Ярослав покачал головой и обернулся, чтобы успокоить парня, подвергшегося неожиданной атаке и подать ему выроненный буклет, и замер.
Очередь, до это стоявшая неподвижно, сейчас двигалась вперед. Над головами людей под нестройное пение колыхались хоругви и иконы, в воздухе стоял колокольный звон.
Люди, шедшие в толпе, были одеты словно участники съемок фильма про средневековье с ограниченным бюджетом.
Исчезла улица, машины и дома, а вместо белокаменного храма стояла бревенчатая церковь с деревянными постройками вокруг.
Ошарашенный, Ярослав крепко зажмурился и потряс головой. Видение исчезло — перед ним снова была та же очередь, шумели машины, проезжающие по Волхонке, а над ним высился Храм Христа Спасителя.
Он перевел дух и на ватных ногах направился к машине. Что это было? У него реально едет крыша? Похоже на самую настоящую галлюцинацию…
Отворив дверь салона, он едва не налетел на Ирину, накладывавшую манжетку на плечо невесть откуда взявшейся старушки, испуганно ойкнувшей при появлении Ярослава.
— Где ты ходишь? — обрушилась на него Ирина. — Я уже звонить хотела! Хоть бы предупредил, что отойдешь!
— В смысле? — он не сразу понял, что она говорит. — Я же на пять минут всего отходил, рядом с машиной стоял!
— Пять минут? Да тебя не меньше получаса не было! — возмутилась Ирина. — Хоть на часы бы поглядывал!
Ярослав открыл было рот, чтобы возразить, но тут же закрыл его.
— А Михалыч? — спросил он. — Вернулся?
— Давно уже! — Ирина вздохнула. — Подай фонендоскоп.
— Извини, — пробормотал Ярослав, — там просто… ну, один бомж неадекватно себя вёл, полиция помочь попросила…
Ирина хмыкнула. — Тебе своей работы мало, что ты полиции бомжей собирать помогаешь?
— Да это Андрюшка наш блажил, — неожиданно вмешалась старушка, — он тут при храме постоянно крутится, его гоняют все время, а он обратно приходит. Бездомный он, его тут подкармливают иногда. Так-то он безобидный, но пьющий, вот выпимши, бывает, иногда, хулиганит.
— Понятно, — Ирина поджала губы. — Вот эту таблетку под язык, рассосать. Посидите немного, потом давление перемеряем еще раз. Ярослав, запиши данные, я не успела.
Ярослав пробрался на сиденье между кабиной и салоном.
Коган мирно дремал в своем кресле, Михалыч грыз ручку, зависнув над кроссвордом.
— Михалыч, — подал голос Ярослав, — а кто такие схизматики?
— Еретики, — пояснил Евстафьев. — Ну и вообще — раскольники всякие. Схизма — это вроде как раскол по латыни.
— По-гречески, — поправил его Коган, не открывая глаз.
— Расщепление, — пробормотал Ярослав.
Хронин тоже говорил про схизму. И еще про что-то, какое-то похожее слово… Что-то почти из тех же букв…
Схима… Хизма… Хиазма!
— Давид Аркадьевич!
— Мм?
— А хиазма — это не то же самое?
— Нет, — Коган зевнул. — Хиазма — это место пересечения зрительных нервов. По-гречески означает — перекрест.
— Ярослав! — окликнула его Ирина. — К нам еще обращение, начинай оформлять.
Ярослав кивнул, доставая из папки новый лист. В голове у него звучали слова Хронина: «Нужен лишь шаг, толчок — и тогда схизма станет хиазмой!»
Глава 8
В течение следующих полутора часов они приняли еще с десяток обращений, в основном с жалобами на повышенное давление, головокружение, стертые ноги и прочую, по выражению Когана, «амбулаторку».
После того, как очередной пациент покинул салон, Михалыч достал пакет с бутербродами и небольшой термос, в котором оказался горячий ароматный кофе.
Они едва успели разлить его по стаканчикам, когда ожила рация.
— Девятая бригада, примите вызов! — донесся до них искаженный помехами голос диспетчера.
— Пишем! — поспешно откликнулся Ярослав, отставляя чашку в сторону и беря ручку.
— Срочность первая, вызывает на себя тринадцатая бригада, женщина, восемьдесят пять лет, кардиогенный шок. Адрес: Варшавка, сорок. Как поняли?
— Поняли, поехали, — ответил Коган вместо Ярослава. — Ну что, ребята, отдохнули и хватит.
— Вы-то, может и отдыхали, Давид Аркадьевич, — заметила Ирина, — а я бы лучше еще здесь посидела, чем за чужой район ездить. Теперь до ночи оттуда не выберемся. Ближе никого не нашлось, что ли?
— А за наш кто, думаешь, ездит, пока половина бригад с подстанции здесь священную реликвию караулят? — Коган развел руками. — Вот потому и мотаемся. Бригада, кстати, там тоже наша, тринадцатая…
— Мансур! — Ярослава прорвало. — Мы с ним сегодня на ней вместе должны были в ночь работать! Давид Аркадьевич, это та самая бабка, про которую я говорил!
— Та, у которой ты копию чужую снял? — уточнила Ирина. — И которая потом решила, что ты у неё крест украл? Это судьба, Ярик. Вас явно тянет друг у другу. А ты еще жаловался, что тебе внимания не хватает.
— Но ведь кардиограмма чистая была, — повторил Ярослав, пропустив подколку мимо ушей.
— Разберемся, — успокоительно прогудел Коган, — не переживай.
Реанимобиль, сверкая синими проблесковыми маяками, несся по Волхонке. Под надсадные завывания сирены, Михалыч выехал на Большой Каменный Мост и далее — через Большую Полянку и Люсиновскую улицу на Варшавское шоссе. Банки, отели, рестораны сменяли друг друга, словно в калейдоскопе. Рекламные неоновые щиты сливались в сплошную, переливающуюся разноцветными огнями полосу.
Всю дорогу Ярослава не покидало стойкое ощущение дежа вю, усиливавшееся с каждой минутой.
Вот замаячила знакомая коробка пятиэтажек, машина свернула на узкую аллею, а затем — в арку; снова тот же двор, и даже скоропомощной форд стоял на том же самом месте, что и утром, и за рулем дремал все тот же Богдан.
Машина остановилась у подъезда, и, словно сквозь ватное одеяло, до него донесся окрик Ирины: — Ярик, очнись! Приехали!
Он встрепенулся, подхватил медицинский ящик, перебросил через плечо ремень дефибриллятора; Ирина взяла реанимационную укладку и портативный дыхательный аппарат.
Коган уже набирал по домофону номер квартиры — в кои-то веки писк открываемой двери не замедлил себя ждать.
Плотно набившись в тесную кабину лифта, они оказались почти притиснутыми друг к другу. Казалось, подъем длился целую вечность.
Дверь в квартиру старухи была распахнута, по заваленному рухлядью коридору гулял сквозняк.
Беззубцева сидела на той же тахте, откинувшись на подушки.
Ярославу бросились в глаза её босые ноги, распухшие, с налившейся чернотой паутиной вен.
Грудь старухи часто и мелко вздымалась, голова была запрокинута назад, губы приобрели выраженный синюшный оттенок и на них выступила пена. Обе руки были в крови; в левой, наспех приклеенный пластырем, торчал венозный катетер, к которому бледный и встревоженный Мансур прилаживал банку с системой.
— Когда? — бросил Коган, наклоняясь над Беззубцевой.
— Только что! — узбек горестно покачал головой. — Я приехал — совсем почти здоровый была! Голова совсем плохой, но дышала хорошо — Аллах свидетель!
— Давление?
— Когда приехал — хороший был, сейчас совсем низкий, не смог найти, да…
Ирина уже прикладывала к посиневшим губам Беззубцевой кислородную маску. Ярослав сунул в протянутую руку Когана фонендоскоп.
— Помоги-ка, — бросил тот ему.
Вместе они приподняли обмякшую старуху и наклонили вперед.
Коган, хмурясь, быстрыми точными движениями прикладывал фонендоскоп к спине и груди.
— Лазикс?
— Только что ввёл, — Мансур протянул пустую ампулу.
— Ира, восемьдесят!
Очередная порция диуретика устремилась по вене.
— Морфий!
Звук вскрываемых ампул, шорох ленты кардиографа, хрипящее дыхание старухи.
— Перлинганит в банку. Допамин во вторую. Ира, готовь центр, — отрывисто командовал Коган, — Мансур, подними выше систему.
Внезапно, Беззубцева издала клекочущий вздох, закашлялась и открыла глаза.
Встретившись взглядом с обхватившим её за плечи Ярославом, она вцепилась в его руку, поддерживающую маску и, с усилием, отвела её.
— Не дай… — прохрипела она, кашляя, — не дай им…
— Дышите, Лукерья Филипповна! — Коган извлек из набора длинную иглу и нащупывал место вкола для постановки центрального катетера. — Сейчас будет легче! Ярослав, маску!
— Крест… — Беззубцева не сводила с Ярослава расширившихся черных зрачков, — Верни мой крест…
Черная кровь брызнула из проводника, ушедшего под ключицу, Коган сноровисто вводил по нему тонкую металлическую нить.
— Есть… Ира, фиксируй! Допамин готов? Ярослав, держи же маску!
Вторая банка с раствором полилась в установленный центральный катетер.
Ярослав прижал кислородную маску к лицу старухи. Она по-прежнему не отрывала от него взгляда, шевеля губами.
Он невольно наклонился ближе и разобрал обрывистое: — Рукопись… В моём…
Внезапно, она обмякла, и, одновременно с этим, монитор издал тревожный писк.
Краем глаза Ярослав увидел, как по ленте кардиограммы заплясали тревожные широкие уродливые комплексы.
Над ним сквозь зубы выругался Коган.
— На пол!
В три пары рук они уложили ставшее тяжелым и безвольным тело старухи на пол.
— Ира, деф!
Протяжный вой набора заряда дефибриллятора. Коган напротив него склонился над телом, занеся «утюги» электродов над старческой впалой грудью. На его напряженном сосредоточенном лице выступили крупные бисерины пота.
— Всем отойти! Разряд!
Короткий удар тока, глухой стук об пол дернувшихся конечностей. Застывший взгляд Беззубцевой был устремлен прямо на Ярослава. Внезапно, ему показалось, что в нем промелькнула искра.
— Разряд!
Время словно сгустилось — «утюги» опускались на грудь Беззубцевой как в замедленной съемке.
— Верни мой крест… — прозвучало у него в ушах.
— Стойте! — воскликнул он, подавшись вперёд, — Есть контакт!
Яркая вспышка ослепила его, тело свело судорогой, и он провалился в темноту.
***
Коган отбросил электроды и бросился к растянувшемуся на полу рядом с бабкой фельдшеру. Как его угораздило попасть под разряд?!
Второй фельдшер, Мансур, кинулся ему на помощь. Вдвоем они перевернули Ярослава на спину.
— Дышит? — испуганно спросил Мансур.
Коган проверил пульс на сонной артерии и облегченно выдохнул.
— Сейчас оклемается…
В этот момент пронзительное пищание монитора сменилось заунывным монотонным сигналом. Пилообразные загогулины на ленте перешли в прямую линию.
— Давид Аркадьевич, остановка! — крикнула Ирина, сменившая его у бабки.
— Атропин, четыре!
— Уже набираю.
— Проследи за ним, — велел он Мансуру, поворачиваясь к бабке.
Сцепив руки в замок, он начал заводить сердце старухи, массивные толчки его широких ладоней сотрясали грудную клетку. Ирина с дыхательным мешком в руках, шевеля губами, отсчитывала их про себя. Он поймал ее вопросительный взгляд и отрицательно покачал головой.
… 29…30… Два искусственных вдоха и новый цикл.
Ирина набирала адреналин.
За спиной послышался стон Ярослава — кажется, парень приходит в себя.
Глава 9
Гром. Вспышка молнии. Оскаленное в жуткой гримасе лицо врага. Раскаленный металл обжигает ладони. Жгучая судорога. Темнота.
— К сожалению, у нас нет альтернативы, — произносит вкрадчивый голос откуда-то сверху.
Из темноты выплывает лицо Алены, она смотрит на него, хмуря брови.
«Алена, помоги мне!»
Но из горла вырывается только сдавленный хрип, и она качает головой.
Он порывается встать, но чьи-то сильные руки удерживают его, придавливая плечи к кровати.
Обжигающий лед прикосновения металла к коже сменяется взрывом боли где-то в висках.
— Ярослав!
Он не сразу понял, что хриплый стон, который слышится откуда-то со стороны — его собственный.
Туман в голове постепенно рассеивался, он осознал, что лежит на полу в злополучной гостиной Беззубцевой, а над ним склонились Ирина и Мансур, поддерживающий его за плечи.
— Что… произошло? — язык плохо слушался его, голова кружилась и болела, все тело словно кололи иголками.
— Тебя ударило током, — пояснил Коган. — Видимо, ты зацепил пациентку в момент разряда. Некоторое время ты был без сознания. Сейчас как себя чувствуешь?
— Нормально, — Ярослав отстранил Мансура и присел на полу.
Его взгляд наткнулся на тело старухи, прикрытое простыней.
— Она…?
Коган кивнул. — Обширный циркулярный инфаркт на кардиограмме. Плюс кардиогенный отек легких. Фактически, мы застали уже агонию. Здесь ничего нельзя было сделать.
Ярослав тупо уставился на тело. Мысли путались, в голове вертелись обрывки воспоминаний, и он прилагал усилия, пытаясь собрать их воедино.
— Мне показалось, она завелась после первого разряда, — неуверенно проговорил он, — я слышал голос…
Коган глянул на него с сочувствием. — Это вряд ли, я следил за монитором. Там была крупноволновая фибрилляция, которая перешла в асистолию практически сразу после второго разряда.
Он опустился на стул рядом с заваленным вещами столом и придвинул к себе старый дисковый телефонный аппарат.
— Я отзвонюсь на подстанцию и в полицию. Давайте укладывать вещи.
Ирина начала собирать разбросанные по комнате шприцы и ампулы. Ярослав вознамерился было ей помочь, но та остановила его.
— Тебе лучше прийти в себя. Я сама справлюсь, Мансур поможет.
Коган, прижав трубку к уху плечом, диктовал диспетчеру полиции адрес, одновременно заполняя бланк констатации смерти.
— Возраст? Восемьдесят пять. Да, острая сердечно-сосудистая…
Что-то вспомнив, Ярослав подошел к столу и открыл шкатулку. Паспорт Беззубцевой лежал там же, где он его оставил прошлый раз, вместе со снятой им кардиограммой.
Он открыл его, чтобы выяснить её возраст, наконец, хотя это уже все равно не имело значения.
Несколько секунд он таращился на разворот, потом медленно закрыл паспорт и сделал глубокий вдох. Его охватило странное чувство нереальности происходящего, словно все, что происходило с ним было сном. Вот сейчас он ущипнет себя и проснется.
— Яра, ты в порядке, брат? — коснулся его плеча Мансур.
Вместо ответа Ярослав передал ему паспорт. — Посмотри, пожалуйста, год рождения, — попросил он узбека.
Тот глянул на него с недоумением, открыл паспорт и присвистнул. — Ай, ничего себе! Семнадцатого года, такой возраст почтенный, это же… девяносто пять лет получается, да?
— Как девяносто пять? — Ирина выпрямилась, смахнув выбившуюся на лицо прядь волос.
Коган тоже оторвался от бланка и удивленно поднял брови.
Мансур прищелкнул языком. — С виду не такой старый, да?
— Но ведь… — начал Коган, но чье-то покашливание, донесшееся от дверей, заставило его оборваться на полуслове.
На пороге стоял человек в строгом деловом костюме, черном пальто и с портфелем в руке.
Он обвел присутствующих настороженным взглядом, задержавшись им на секунду на укрытом простыней теле, и скорбно покачал головой.
— Беззубцева Лукерья Филипповна? — осведомился он, слегка кивая в сторону тела.
— А вы, собственно, кто? — неприязненно спросил Коган.
Незнакомец растянул тонкие губы в улыбке.
— Виноват! Я — представитель ритуального агенства «Скорбный ангел». У нас заключен договор с… усопшей, точнее — с её родственниками. По поступившей информации, Лукерья Филипповна… скоропостижно скончалась?
Коган хмыкнул.
— А вы, как всегда, в первых рядах. Не успели сообщить в полицию, как уже здесь. Дежурите, что ли, где-то за углом?
Представитель агентства сдержанно поклонился, чуть разведя при этом руками, как бы говоря: «Что поделать… Работа!».
— Я могу войти? — уточнил он.
«Точно упырь», — подумалось Ярославу. Сотрудники ритуальных контор вызывали у него стойкую неприязнь. Каждый раз, когда бригада сообщала в полицию о факте смерти, буквально, спустя несколько секунд, на родственников обрушивался шквал звонков с предупреждениями о уже выехавших к ним представителях муниципалитета, городской похоронной службы, мэрии и чуть ли не самого президента. Как-то раз ему даже довелось быть свидетелем драки двух таких агентов на лестничной площадке. Похоронный бизнес представлял собой настоящую теневую империю, со своей организацией и законами.