Я зевнула, как-то внезапно навалилась усталость и хотелось побыстрее попасть домой и лечь в кроватку…
— Малла, не знала я, что песенница ты, — обняла меня за воротами Дайра, — Приду я завтра на собрание. Обязательно.
И рассмеявшись, убежала прочь по улице. А я не поняла, что она имела в виду, но переспрашивать не стала. И, широко зевая, пошла к себе, думая, как хорошо, что я живу по соседству. И через все поселение мне домой возвращаться не надо.
Я уже взялась за калитку, как кто-то схватил меня за запястье и резко дернул в сторону.
От неожиданности я не удержалась и кулем повалилась на землю. Но господин Орбрен, а это был он, не дал мне упасть, схватил за плечи, затряс, как грушу, и зашипел зло:
— Ты что творишь, дура безмозглая! — а глаза фиолетовые прямо сверкали от негодования, — идиотка бестолковая! Хорошо, что я сегодня в поселении был, вовремя заметил и прикрыл!
Ну до чего наглый! Мне даже рот открывать не пришлось, я как раз зевала в этот момент, так что сходу зашипела в ответ. Хотела заорать, но мгновенно поняла, потом не отмоешься, Все соседи увидят нас вдвоем с этим негодяем, и все, пиши пропало. Ни в жисть никто не поверит, что у нас ничего не было.
— Вы, бесстыжий негодяй! Немедленно отпустите меня, и не смейте ко мне прикасаться! — я даже шею вытянула, и глазами сверкала не хуже чем господин Орбрен до этого, — и, вообще, что вы делаете возле моего дома?! Следите, чтобы потом все доложить его сиятельству? Так вот, запомните, и доложите своему начальству. Я слово держу, молчу и никому ничего не рассказываю. И от вас мне ничего не нужно! И пусть герцог даже не вздумает приезжать за мной через год! Я лучше на всю жизнь вдовой останусь, чем по его указке замуж выйду.
Я уперлась двумя руками в твердую и мускулистую грудь господина Орбрена и изо всех сил толкнула опешившего от моей отповеди шпиона в сторону, прямо в заросли крапивы у калитки. Как-то упустила я этот момент… надо бы и за забором горбушкой пройтись. Папа-то постоянно межу обкашивал…
Пока господин Орбрен барахтался в крапиве, я, гордая одержанной победой, прошмыгнула во двор и закрыла калитку. Сразу стало спокойнее. И я даже вздохнула свободно. А то адреналин-то в крови плескался концентрированный. Очень уж нешуточной мне показалась эта ситуация.
Я еще раз сделал глубокий вдох и расслабленно выдохнула. Все закончилось. Все хорошо. Сейчас я пойду домой и лягу спать.
Сделала шаг по двору в сторону дома и услышала, как еле слышно скрипнул забор за моей спиной. Сердце рухнуло в пятки, во рту пересохло. Неужели это еще не конец?! Я медленно повернулась…
Господин Орбрен вплотную к калитке, держась обеими руками тонкие бревнышки забора. И смотрел на меня с каменным лицом. Только глаза, светящиеся во тьме каким-то потусторонним светом, выдавали его злость… или даже ненависть.
Страх снова шевельнулся во мне, шустрой змейкой пробежав по позвоночнику вниз, собираясь ледяным облаком в районе копчика. Резко ослабли колени и захотелось сбежать и спрятаться далеко-далеко. Чтобы никто не нашел меня. Но я не могла перестать смотреть в глаза господина Орбрена.
Не знаю, сколько времени то продолжалось, но мне показалось, что прошли годы или даже века. Но тут резко, так что я вздрогнула, взвизгнула дверь у Салины. Сестра выскочила на крыльцо и тихо крикнула:
— Малла, ты забыла тарелку из-под блинов! Малла… все хорошо?
Господин Оррен выругался одними губами и, еще раз особенно недобро взглянув на меня, исчез в темноте, будто бы его и не было.
— Малла, — встревоженная Салина, шипя от укусов крапивы, разросшейся с ее стороны вдоль заборчика между нашими дворами, окликнула меня снова.
Я. как замороженная, с трудом ворочая вдруг ставшим непослушным телом, посмотрела в сторону сестры. Сердце колотилось, дышала я так, как будто бы пробежала стометровку на время.
— Малла, что с тобой?
— Все хорошо, — выдавила я онемевшими губами, — все хорошо, Салина. Просто задумалась.
Я забрала тарелку и, пожелав сестре спокойной ночи, пошла домой. Надо было спокойно подумать о том, что произошло.
А дома, чинно-важно сидя на лавочке, меня ждали арровы ведьмы. Но они выбрали не тот день, и я готова была уже выгнать их из дома и запретить входить без моего ведома, как Грайя вскочила, шагнула ко мне и заглянула в глаза.
— Орбрен?! — цокнула она недовольно, — не переживай, Малла, мы сможем защитить тебя от братьев. Давай, дочка, выпей отвар. — Мушка поднесла мне кружку. — И ложись спать. Нам нужно поработать. Это наглый мальчишка почти размотал наши нити.
Горький отвар привычно обжег язык. Но сегодня я безропотно выпила все до дна. Я не знаю, чего хотят арровы ведьмы. Не знаю, добры ли их намерения или они тоже держат камень за пазухой. Но господин Орбрен, шпион двух братьев: короля и герцога, наглядно показал мне, что церемониться со мной не будут.
Меня снова передернуло от той злобы и ненависти, что плескалась в его глазах. Пощады мне не будет Моего сына, или дочку, заберут сразу и еще неизвестно, что сделают со мной. Я никогда не увижу своего ребенка, а этого я допустить не могу. Пока ведьмы на моей стороне, просто потому, что против братьев. А когда я почувствую угрозу от них… не знаю, но почему-то не верю я в их бескорыстную доброту. Хотела бы, но не верю. И я что-нибудь придумаю.
А сейчас послушно легла в постель, закрыла глаза и приказала себе: «Спать». Сейчас главное, чтобы ведьмы снова наложили свои чары, или поколдовали, или что там они делают, чтобы никто не заметил, что я ношу под сердцем ребенка. А завтра я подумаю и о том, что случилось сегодня ночью во дворе, и о том, как мне сбежать от ведьм.
Только проведем с господином Гририхом колхозное собрание…
И надо еще помидоры пасынковать, уже да дня откладываю…
И огурцы подвязать…
И школку свою проверить. А то с этими треволнениями уже несколько дней мельком только смотрела…
И еще овцы у меня… надо с ними то-то решать.
И…
— Проклятые арровы ведьмы! — мелькнула последняя осознанная мысль.
Утром я проснулась с первыми лучами солнца удивительно отдохнувшей. Казалось каждая клеточка тела звенела от переполнявшей ее энергии. Я потянулась и положила ладони на живот… надо же… у нас с Орландо будет ребенок.
Мой зайка-алкоголик где-то там далеко-далеко, так далеко, что я никогда его больше не увижу. Но он смог оставить мне частичку себя. И я сделаю все, что угодно, лишь бы у меня никогда не забрали нашего малыша.
Я немного полежала, прикидывая как выкрутиться из этой ситуации. Но вот так сходу ничего не придумывалось. Тем более вчерашний вечер вспоминался как сквозь туман. А ведь вчера я видела не только ведьм. Был же еще кто-то. Немного раньше…
И тут я вспомнила. А даже села на кровати от неожиданности. Это что получается, я забыла и то, что встретила господина Орбрена, и то, что было потом? Но почему все стерлось из моей памяти? Ведьмы же не стали бы этого делать? Или стали? Проклятые арровы ведьмы! И господин Орбрен с его сиятельством! Как же меня это злит. А вдруг и раньше было что-то подобное. И я просто не запомнила, как видела этого негодяя? Или ведьм!
— Малла, — в спальню заглянула Салина, — вставай. Сегодня же собрание.
На собрание идти было страшно. Как же иначе, ведь мне снова придется держать речь перед всеми. А я не привыкла к публичным выступлениям. Их было-то в моей жизни по пальцам руки пересчитать. И все здесь, в Гвенаре. Ну… не назвать же выступлениями мое тихое блеянье у школьной доски. У меня всегда коленки тряслись и я забывала все, что учила. А сейчас… сейчас же надо было не просто рассказать, но и убедить вдовушек, что не нужно сидеть на попе ровно, нужно двигаться и развивать колхоз. И помогать тем, кто не может работать в поле. Как Дайра. И привлекать другие поселения вдов…
А тут еще куча других нерешенных вопросов в голове крутилось. Ох уж этот Гвенар! Как я хочу обратно домой, чтобы не думать, не выступать, жить своей тихой и спокойной жизнью… Орландо тоже ведь там остался. А у нас ребенок теперь. И хотя умом-то я понимала, что ничего моя беременность не исправила бы, где-то в сердце жила надежда — «а вдруг!»
— Малла, ешь быстрее, — это снова Салина меня отвлекла, — уже идти пора, а ты еще завтракать не закончила.
Я вздохнула. Надо как-то решать все эти вопросы. А может забить на все проблемы? И пусть все идет так, как идет? Я же всегда так делала раньше. И тут мне поплохело. Это что же получается, я просто никогда ничего не решала, перекладывая ответственность за свою жизнь на других? Сказала мама: иди на швею — пошла. Сказала подруга: иди продавцом в торговый центр — пошла. Сказала другая подруга: не отказывай Орландо, он же красавчик…
— Малла! — снова позвала меня Салина.
— Подожди! — отмахнулась я, — успеем! Мне надо подумать!
Но подумать так и не получалось. То, что я поняла о себе оказалось гораздо важнее тех проблем, что меня окружали. И я будто бы со стороны увидела всю свою жизнь там. Всегда не сама. Всегда на поводу у других. И я никогда не задумывалась, устраивает ли меня результат чужих решений. Что вышло — то вышло. Я просто плыла по течению дальше, не замечая, что выбранная другими дорога привела меня в болото. Ненавистная работа, муж алкаш, смертельно скучная жизнь. И я не выбралась бы из этой трясины, если бы не… не кто? Его величество, который притащил меня сюда? Его сиятельство, который привез меня во вдовье поселение? Господин Гририх, который почему-то поверил малознакомой девице и поддержал ее глупую идею?
Или… я сама все это сделала. Сама поставила подножку его величеству. Сама сказала, что не пойду замуж за Илью Муромца. Сама придумала колхоз и убедила господина Гририха, что это стоящая идея.
Вот странно. Вроде бы то же самое. А как все изменилось!
А по поводу господина Орбрена и ведьм… возьму у господина Гририха листочек выпишу, все что меня беспокоит и подумаю. Я же как-то видела рекламу про «съесть лягушку» Заинтересовалась. Заглянула. Тогда мне все эти разговоры про поделить большую проблему на мелкие кусочки и решать все по частям, показались скучными до зевоты. И я посмотрела не больше десяти минут. И то, потому что мама читала мне очередную нотацию по поводу родить ребенка. А я делала вид, что меня очень интересует то, что вещает дяденька в телефоне. Но кое-что я запомнила. Жаль мало. Он, наверное, говорил много полезного.
— Все, — решительно поднялась я из-за стола, — пошли, Салина.
— Уже подумала? — усмехнулась сестра.
— Да, — спокойно и серьезно ответила я. И увидела, в глазах Салины мелькнуло что-то похожее на удивление.
— Ну, пойдем тогда, — задумчиво ответила она, — пойдем, Малла.
И чего это она?
На собрание мы пришли почти последними. Но с другой стороны, у меня не осталось времени бояться. Я сразу же прошла к столу господина Гририха, потому что мы решили, что именно я буду проводить собрание, продвигая свои идеи.
Все колхозницы сразу же зашушукались и стали смотреть на меня. А мне почему-то совсем не было страшно. И я, нисколько не стесняясь, рассматривала вдовушек, сидящих передо мной, отмечая, что пришла Дайра. Она сидела в самом дальнем углу, не выпуская из рук гуделку, и беззвучно перебирала струны, как будто бы наигрывая какую-то мелодию.
А еще там же, рядом, стояла Зарна, соседка Глаи. Мы уже отчаялись привлечь ее в колхоз, но сегодня она пришла сама. И вид у нее был… ну, как будто бы она готовилась прыгнуть с обрыва в незнакомую реку. Восторг от собственной смелости или безрассудства и панический страх одновременно. Интересно.
Рядом было еще несколько вдовушек. Думаю, это те, которым пришла очередь вступать в колхоз. Или, скорее всего, как раз те, кто лучше всех прядет, ткет и шьет. Уж в способности господина Гририха привлечь именно тех, кто нам нужен, я нисколько не сомневалась.
— Кхм, — прокашлялся господин Гририх, — итак, колхозницы… бабоньки, очередное колхозное собрание объявляю открытым. И сегодня Малла расскажет нам о своих новых предложениях, которые могут быть нам полезны.
Я согласно кивнула и вышла вперед:
— Девочки, — начала я с воодушевлением, — я думаю, что мы не должны останавливаться на достигнутом. Сыры, мясо птицы и овощи — это все приносит нам очень хорошие деньги. Но
мы можем больше…
Я говорила и говорила. Рассказала, что такое клуб, и чем будет заниматься Дайра в колхозе. И я видела, как загорелись ее глаза, когда бабы одобрительно зашумели на предложение открыть в колхозе клуб. Петь-то у нас многие умели и любили. А под руководством Дайры мы, вообще, как соловьи запоем. Этого я, конечно, не сказала. Побоялась, что вместо соловьев «Малла Вильдо из Хадоа» получится. Нет здесь таких птиц.
— Девочки, — подмигнула мне Салина, я ей немного рассказывала о планах, — а ведь мы можем в другие вдовьи поселения ездить, песнями нашими и музыкой Дайры вдов радовать. Вспомните, как мы сами до колхоза жили. Да разве не рады были бы, если бы к нам хор приехал?
Не забыли вдовы. И понимали прекрасно, о чем Салина говорит. И постановили, что быть у нас в колхозе клубу. И хору. Вдовьему хору. Чтобы все помнили кто мы и откуда.
За клуб проголосовали единогласно. И тут же, не откладывая дело в долгий ящик, записались почти все колхозницы в хор. И я тоже. Не хотела, конечно, не так уж хорошо я пою, но Дайра так умоляюще смотрела на меня, что я не нашла силы отказаться. Теперь буду ходить на репетиции два раза в неделю. И зачем оно мне надо было.
После хора перешла я к рассказу о мастерской ткацко-швейной. Рассказала о наших с господином Гририхом расчетах, о стандартных размерах, о пошиве линий одежды. Тут меня Вилина поддержала. Она-то тоже в курсе была, мы когда с господином Гририхом доходность подсчитывали к ней за помощью обращались.
Слова лились легко и непринужденно, словно я всю жизнь только и делала, что выступала перед публикой. И мне даже понравилось видеть восторг в глазах Наны и госпожи Гририх от возможности проявить свои Дары в полной мере, радость в глазах вдов, которые пришли вступать в колхоз, когда они понимали, что для них тоже есть место среди нас.
За мастерскую тоже проголосовали дружно. Тут же распределили обязанности. Нана стала бригадиром ткачей, а Вилина — швей. И права я оказалась, все вдовушки, которые пришли к нам на собрание, шустро по бригадам распределились. И озадачили Салину закупом шерсти и тканей.
— Бабоньки, — поднялась со своего места Сайка, — только у меня к вам просьба, давайте сначала себя сарафанами обеспечим. А то сейчас у каждой по одному да по два платья. Приходится и в мир, и на работу одно и то же надевать…
И тут меня озарило. Спецодежда!
— А давайте мы нашьем накидки из такой ткани, чтоб грязь сходила легко. И будем их на работе надевать? Поработала, сняла и все чисто. А то сарафаны переодевать долго. А так можно даже в поселении быть красивой.
— Так можно и в старом, — возразил кто-то. Но Сайке моя идея понравилась. И благодаря ее настойчивости, у нашей мастерской появился первый заказ.
Собрание подходило к концу. Я открыла рот, чтобы поблагодарить вдов за доверие. И в этот самый момент, перебивая меня и отвлекая внимание слушателей, в правление вошла бригада строителей во главе с господином Орбреном.
— Привет, колхозницы, — весело и непринужденно, сияя белозубой улыбкой, поприветствовал он моментально потерявших голову от мужского внимания вдов.
Бабы, расплывшись от счастья, конечно же забыли про все дела и застреляли глазками в мужчин-строителей и их бригадира.
А я закипела. Почувствовала прямо, как злость во мне поднимается нешуточная.
— Что вам нужно?! — громко зашипела я, а этот негодяй, спокойно прошел ко мне, и слегка толкнув плечом, задвинул назад. Я едва сдержалась, чтобы не ударить эту сволочь как следует. В руках просто ничего не было. А то бы по голове-то огрела.
— Бабоньки, мы закончили строить ваш коровник, — словно сожалея развел руками господин Орбрен, — и нам пора уезжать.
Что тут началось. Бабы взвыли, запричитали, мол, как же так, договаривались же, что строить они у нас и сыроварню будут. И все остальное.
Я тоже огорчилась. Ее неизвестно, какая бригада нам попадется, а господин Орбрен, хотя и негодяй первостатейный, но работу свою выполнял честно и качественно. И так быстро, что я диву давалась. Явно у господина Орбрена Дар подходящий. Коровник у нас получился как игрушка. Добротный, красивый и даже резьбой украшенный. Прелесть какой коровник. Если бы в нашем мире такой коровник построить, то можно гостей из города приглашать на экскурсию. Чтоб полюбовались, молочка свежего попили, коров посмотрели. Были у меня подружки городские, никогда в жизни их не видевшие.