Так, Климова, остынь, это уже три желания.
— Леднёв, ты че от одного на меня взгляда возбудился? — язвительным тоном снова прикрываю свое смущение.
Не знаю, что про меня сейчас думает Никита, но, наверное, громко бы смеялся, узнав, что он первый, кого я увидела голым воочию. Ниже пояса я тоже все оценила. Сравнивать мне не с чем, но что-то мне подсказывает, что там у него все в порядке.
— Прикинь, да, — намеренно откровенно улыбается он, стараясь возмутить меня своим спокойствием.
— Я растрогана, еще чуть-чуть и проникнусь тобой окончательно, — тоже откровенно улыбаюсь, показывая всем видом, что не родился еще тот, кто сможет поставить меня в неловкое положении своей иронией.
— Может, задом повернуться? Чтобы ты мной окончательно прониклась.
— Повернись, — легко соглашаюсь, но не потому, что и впрямь собираюсь любоваться его задницей. Мне, прости господи, надо прийти в себя от увиденного и отдышаться.
О, да. У Леднёва совершенной формы зад и не менее совершенная спина с россыпью родинок под левой лопаткой.
Как часто бывает, примитивные инстинкты оказываются выше здравомыслия, и я касаюсь его спины. Я трогаю эту широченную спину с россыпью родинок под левой лопаткой. У Леднёва, видимо, в этот момент тоже мозг отрубает. А может, у него отрубило его гораздо раньше. Никита разворачивается и прижимает меня к себе, а заодно и к двери.
— Отпусти! — естественно, сопротивляюсь я.
— А как же продолжение?
— Какое тебе нужно продолжение?
— А ты сама как думаешь? Или ты меня просто так раздела?
— Просто так.
— Сказки не рассказывай. Ты даже не дрогнула, когда я дверь открыл. Даже прикрыться не попыталась. Другая бы по роже дала или завизжала, а ты не пискнула. Сама затащила меня в ванную — раздевайся.
— Это было чисто в воспитательных целях, чтобы знал, с кем связываешься, и не наглел!
— Странные у тебя методы.
— Отпусти, охренел совсем! — упираюсь ему в грудь, пытаясь от себя оттолкнуть.
Меня не пугает его возбуждение.
Не пугает мое возбуждение.
Пугает скорость, с которой Леднёв умудрился вызвать во мне эти ощущения, потому что, несмотря на то, что я готова его убить, мне хочется с ним поцеловаться.
Не знаю, как далеко бы мы зашли, но нас остужает появление Григорьевой.
— Э, народ! — кричит она. Этот зов направлен, видимо, на то, чтобы дать понять, что она уже в квартире.
— Одевайся, блин! — шиплю я, и Никита отпускает меня.
Жду, пока он оденется, а потом думаю: «Да какого хрена!».
Широко распахнув дверь, выхожу из ванной, и Тася, раскрыв от удивления рот, замирает посреди прихожей. Разумеется, удивляется она не моему заду, едва прикрытому полотенцем, — поражает ее натягивающий джинсы, полуголый Леднёв.
— Э-э-э, — что-то растерянно мычит подруга, а я невозмутимо скрываюсь в спальне. Там быстро надеваю на себя первое попавшееся белье, ибо сомневаюсь, что Ник покорно отвалит от меня.
Нет. Как можно?
Мы ведь еще не все шпильки друг на друга потратили.
Мы же еще не вгрызлись друг другу в шею и не выпили минимум по пол-литра крови.
Леднёв заваливает ко мне в спальню, какое счастье, что я уже в трусах и в лифчике.
— Я могу хотя бы одеться спокойно? — даже не злюсь. Бесполезно. Подтягиваю на бедрах серые леггинсы и достаю из ящика розовую футболку.
— Какая разница, я уже и так все видел.
— Ну, раз тебе нет разницы, тогда и не жди, что после такого я буду, хлопая глазками, заглядывать тебе в рот и из кожи вон лезть, чтобы произвести самое лучшее впечатление.
— Безмерно рад, я и так нормально впечатлился.
— Так что теперь у нас с тобой будет все тупо, пошло и прямо. Спать я с тобой не буду, понятно тебе?
— Конечно, понятно, — спокойно соглашается он, — сегодня не будешь, завтра не будешь, послезавтра не будешь… а потом все равно будешь.
Вот тут я задумываюсь. Что за хрень, а?
— Слушай, ты не находишь, что мы не с того начали наше общение?
— У меня есть оправдание.
— Какое?
— Через две недели я уезжаю на сборы, и у меня нет времени, чтобы тратить его впустую. Сначала присматриваться, потом доставать тебя по телефону, потом искать поводы встретиться. Все же очевидно. Ты мне нравишься. Я тебе тоже. Чего тупить?
Мы идем на кухню. Леднёв за мной по пятам в прямом смысле. Когда я резко поворачиваюсь, то впечатываюсь ему в грудь, потому что он не успевает остановиться.
— Ты мне не нравишься! — тычу пальцем в его черную футболку. — Такие, как ты, мне не нравятся!
— Как я, это какие? — снисходительно уточняет он.
— Такие! — снова рявкаю я.
Угу, такие, как ты… высокие, красивые, широкоплечие… мне вообще-вообще не нравятся!
— Какая жалость, — вздыхает он. — А я так надеялся на взаимность. Ты вроде собиралась мной проникнуться.
— Передумала! Даже не извинился! Ни слова! Как будто так и надо! У тебя совесть есть? — У Леднёва в грудине скоро будет дырка от моего указательного пальца.
— Я собирался. Думал, сейчас Настя даст мне по роже, потом я буду извиняться, приглашу Настю в кино. Пойдем в кино, а? И тут такой подгон: заходи — раздевайся.
— Я тебе прям все планы перепутала.
— Это ненадолго.
— Не ходи за мной следом!
— Хочу и буду, — усмехаясь, говорит Ник и пригибается, словно хочет меня поцеловать.
Я шарахаюсь и влетаю в кухню. Леднёв смеется: все это доставляет ему огромное удовольствие. И наши препирания, и мое волнение, которое он, бесспорно, чувствует.
Григорьева смиренно ждет окончания нашей разборки, и, когда мы, наконец, утихаем, задает самый ожидаемый вопрос:
— Вы че потрахались?
— Мы собирались, ты нам помешала, — смело отвечает Леднёв.
— Не гоните, — Таська смотрит на меня с неверием, но я поддерживаю Никиту.
— Ты ж сама советовала познакомиться с ним поближе. Вот мы и познакомились.
— Я серьезно. Что это была за фигня?
— И мы серьезно, — смеется Ник. — Звал Настю в кино, а она не соглашалась. Сказала, что ей гарантии нужны… последующего удовольствия.
Григорьева давится окрошкой, а мы с Леднёвым пару раз ударяем ее по спине по спине.
— Все, все, — а то сейчас прихлопните меня тут из самых лучших побуждений.
— Таська умеет делать окрошку, — хвалю я подругу. — Я так не умею, у нее окрошка особенная. Очень вкусная.
— Секрет у меня простой. Самая вкусная окрошка — это оливье. Климова, ты оценила?
— Что?
— М-м-м, — кивает в сторону Никиты.
— Угу.
— Кино будет?
— Надо, чтобы было, — рассудительно встревает Леднёв. — Тая, скажи ей, что я хороший.
— Настя, он хороший, — послушно повторяет подруга.
— Тая, скажи, что я не буду к ней приставать. Первый, второй… ладно, третий раз тоже не буду.
— Настя, он не будет к тебе приставать первый и второй раз. А на третий он тебя всю облапает. Леднёв, ты слышишь? Ты должен ее всю облапать и поцеловать взасос, с языком. Поверь, любая девка этого хочет. Даже если она будет пищать и верещать, и убеждать тебя, что она «не такая», она все равно этого хочет.
— Не вопрос.
Меня снова выбешивает, что они смеются надо мной и говорят так, будто меня нет в комнате.
— А чего ждать? Давай сейчас поцелуемся. А то, может, мне и на свидание смысла нет с тобой идти. — Отстраняюсь от стола, чтобы в порыве страсти не смахнуть на пол тарелку с окрошкой.
— Ладно, знакомьтесь дальше и не обращайте на меня никакого внимания. Меня тут просто нет. Я пока чайку налью. И цените мою доброту! Отдаю вам единственную уцелевшую кружку, хлебайте на пару. А мне придется из блюдечка лакать. — Григорьева снова начинает суетиться у шкафчиков.
— Тебе еще батон с вареньем, и будешь ты не Тася, а Тося, — подкалывает ее Никита.
— А Тася и без батона теперь Тося, — снова поддерживаю я. — Вылитая Тося.
Леднёв не бросается на меня, как голодный. Целует аккуратно и мягко, потом обхватывает за плечи, прижимает к себе и снова целует, задерживая поцелуй чуть дольше. И все это так… деликатно, что ли… признаться, я удивлена и четко понимаю, что наедине нам будет хорошо и приятно.
Ник сам отпускает меня, не дожидаясь, пока я его оттолкну.
— Ты, правда, через две недели уезжаешь?
— Да, в Анапу.
— Надолго?
— На две недели. С первого августа по четырнадцатое, — подтверждает Никита, и я начинаю испытывать непонятную для себя тоску.
— Ладно, пошли в кино, — соглашаюсь, тяжким вздохом показывая, что делаю Леднёву огромное одолжение.
За веселой болтовней мы не замечаем, как пролетает время, и засиживаемся допоздна. После ухода Никиты Тася требует объяснений, и я рассказываю, почему на самом деле мы с Леднёвым оказались в ванной раздетыми.
— Вот счастье Нику привалило. Бедный Дёмка только коленки да локти видел, — от души хохочет Тося. — Серьезно. Плесовских бы головой об стену бился.
— И не только головой.
Мы валяемся в кровати и под сумрачный свет ночника смакуем подробности прошедшего дня. Их у каждой из нас скопилось много.
— Теперь главный вопрос, — торжественно спрашивает Григорьева, — ты бы с Леднёвым переспала?
— Переспала бы, — признаюсь без смущения.
Между нами нет секретов. Подруга знает, что я девственница, и, имея не очень приятный опыт первого секса, решительно оберегает меня от всяких неблаговидных связей.
«Климова, давай хоть у тебя первый секс будет нормальным», — все время смеется она. — «Не вздумай переспать с каким-нибудь козлом».
Я не жду принца, не храню себя для того самого единственного и бла-бла-бла, так вышло. Все нормальные девочки лишаются девственности, когда хотят секса, а я этот момент упустила и теперь хочу хотеть не просто секса. Теперь я хочу хотеть мужика, с которым буду спать.
— Что не так? — в какой-то момент нашего разговора спрашиваю подругу. Чувствую подвох. Что-то меня смущает. То ли выражение ее глаз, то ли что-то в ее голосе.
— Понравился тебе Никитка?
— Понравился. А что не так? Он с кем-то встречается?
— Нет. Он вряд ли бы тогда с нами развлекался. Тусил бы со своей девахой.
Тося медлит, и это меня откровенно пугает. Вот именно сейчас я не хочу никаких сюрпризов. Внутри у меня все кипит и бурлит, в голове уже рисуются планы на ближайшее будущее. На ближайшие две недели точно.
— Григорьева, я ненавижу вот эти паузы. Что не так?! — подгоняю ее криком.
— Все нормально, — тихо говорит Тося, — просто ему… ему семнадцать лет.
Я молчу. Перевариваю. Не верю. Мирно бурлящая внутри меня лава вдруг расплескивается, неимоверно больно обжигая желудок.
— Ты шутишь? — тоже тихо переспрашиваю я и, бл*ть, хочу, чтобы она сказала, что пошутила. Я молюсь, чтобы Тося сейчас начала привычно ржать и сказала, что пошутила.
Но Тося растерянно улыбается и качает головой:
— Нет.
— Врешь. Ему не может быть всего семнадцать, — все еще не верю.
— Почти восемнадцать. У него день рождения скоро. Как раз вот-вот… Кажется, то ли днем раньше, чем у тебя, то ли днем позже. Я все время путаю.
— А про юрфак? Он нагнал?
— Нет. Он школу закончил экстерном. Спортсмен же… с семи лет на самбо… у спортсменов всегда поблажки.
— Вы охренели?! — подскакиваю на кровати. — Это вы меня так с Леднёвым стебануть решили?! Ты, что, раньше не могла сказать?
— Настя, прости, я не думала, что это какая-то проблема… — в еще большей растерянности пытается оправдаться Григорьева.
— Не думала? — От отчаяния я готова разрыдаться. — Ты бы еще подождала, пока мы переспим, и потом сказала! Не думала она! Ему семнадцать! Господи… — причитаю я. — Я никогда не буду встречаться с малолеткой… Ты прекрасно это знаешь, что за шутки… Если бы я знала, то не стала бы… — остальные мои вопли слышит только подушка. Падая лицом вниз, вою в самую ее середину о своем безмерном разочаровании.
Я даже не поняла, что он малолетка, и это было очень обидно. А как тут понять? У Леднёва высокий рост, охеренная физическая форма и внушительная басовитость в голосе. Мы студенты. У нас, считай, одна среда обитания. Одинаковые разговоры, приколы, почти одинаковые интересы.
— Я себя прям какой-то педофилкой чувствую, — обиженно шмыгаю носом и, выбравшись из постели, иду на кухню. Ставлю чайник, собираясь чем-нибудь заесть и запить свое разочарование.
— Главное, в штанах у него нормально все, ты сама говорила.
Подруга умеет поддержать, ага. Оптимистка.
— Ой, не напоминай об этом позоре, — скривившись, отмахиваюсь я. — Мало того, что сама, как идиотка, голая была, так еще и мальчика раздела. Бл*ть, меня можно за это посадить.
— Мальчик добровольно разделся.
— Ладно. Пошутили и забыли.
— Насть, серьезно, — робко смеется Тоська, — я его, как малолетку, не могу воспринимать, поэтому и не думала, что для тебя это будет проблемой.
— Ему семнадцать. Он даже несовершеннолетний. Ему надо с Полькой встречаться, а не со мной. Сама подумай, что я с этим мальчиком делать буду?! — снова нехотя вскипаю.
— А что ты с ним собиралась делать, пока не узнала, что он малолетка?!
— И об этом не напоминай!
— Климова, ёперный театр, не тупи! Мозги в кучу собери и подумай. Он же спортсмен. Это другая каста. Они же все не по годам зрелые. Дети без детства, им херней страдать некогда. Они же как машины, 6л*ть! Наглые, смелые… там тестостерон прет!
— Кина не будет, — повторяю удрученно. — Не могу я. Не могу-у-у, — подвываю без слез, но чувствую, что недолго до них осталось.
Может быть позже, четыре года разницы и не будут так заметны, но сейчас, когда Нику нет и восемнадцати, эти гребенные четыре года кажутся адским разрывом.
— Зря. Говорю ж, вы просто идеальная парочка. Озабоченный малолетка-переросток и перезрелая девственница, — смеется Тося.
— Леднёв бы ржал надо мной, — глубоко вздыхаю, пытаясь утихомирить свои чувства.
— Стопудова. Он привык к опытным девочкам, у него все постарше.
— Слава богу, не одна я обломалась, — смеюсь я.
— Я так и поняла, что вся эта истерика только потому, что Никита тебе очень сильно понравился.
— И такая подстава…
— Жди, пока подрастет.
— Тося, хватит ржать, мне и так хреново.
— Настя, только скажи ему все сразу и не морочь голову, как Дёмке.
— Скажу. Так скажу, что он и думать про меня забудет.
Глава 7
В отношениях с Филиппом у меня наметился заметный напряг. Такое и раньше бывало, — все мы живые люди, подверженные стрессам и не только им, — но в этот раз Филя удивляет своей эмоциональностью. Будто чувствует, что тут замешан мужчина.
Причем, замешан относительно.
Ну, виделись мы с Леднёвым еще несколько раз. Сидели в том же ресторанчике, пили кофе, разговаривали. На этом все. Ничего такого, из-за чего стоило бы мучиться совестью или чувствовать себя хоть капельку виноватой. Поэтому недовольство Филиппа меня не особо волнует. Давно вышла из того возраста, когда мужики составляют центр женской вселенной.
Помоги себе сам, называется.
Чем-то недоволен? Реши свою проблему и будь доволен.
Знаете, не считаю, что женщина всегда обязана прикладывать какие-то исключительные старания, чтобы наладить взаимоотношения или сгладить какой-то конфликт. У мужчин тоже есть мозги — пусть думают. Дело не в эгоизме, дело в трезвости мысли и отношении к самой себе. Мои проблемы всегда решала только я. Сейчас я ничего никому не должна. Даже мужику, с которым сплю.
Все же, несмотря на эти постулаты, первая делаю шаг к тому, чтобы стереть внезапно возникшее напряжение, и приглашаю Филю в ресторан. Потому что мне так хочется. Инициатива с моей стороны — достаточно редкое явление, пусть ему будет приятно.
Чтобы собраться на свидание, много времени мне не нужно. Давно выработано понимание: что, куда и зачем надеть, как накраситься, как убрать волосы. Да-да, у нас будет свидание. Тоська смеется, что мы с Филиппом замерли в анабиозе и никак не разродимся на что-то серьезное. А мне нравится этот нескончаемый конфетно-букетный период с перерывом на выходные друг от друга. Что в этом плохого?