Артур выпустил меня внезапно, и я пошатнулась. Слезы градом катились по моим щекам. А он побледнел, казалось, его лицо стало землистого цвета.
– Ребенок...ты была беременна?
– Не притворяйся! Господи, как же я тебя ненавижу. НЕНАВИЖУ!
Ему удалось меня сломать. Нет, это не я его раздавила, а он раздавил меня. Я бросилась прочь из кабинета. Мчалась, размазывая слезы по лицу, спотыкаясь, по лестнице. Мне тоже хотелось умереть. Я устала, я хотела к моему мальчику. Там мне будет хорошо. Там я смогу плакать и молиться. Я села за руль "тойоты" и рванула по трассе. Дождь бил в ветровое стекло, а по моим щекам катились слезы. Внезапно на повороте меня занесло, машину развернуло на встречную полосу, закрутило, швырнуло в сторону.
– "Мамочка" – этот голос появился в голове, зазвучал в ушах, сквозь визг покрышек.
– "Мамочка моя"…
Я жала на тормоза, со всех сил, но дорога была слишком скользкой. Откуда доносится этот нежный голос? Где ты? Где ты, мой маленький?
"Мамочка, не надо" – голосок умолял меня бороться за свою жизнь, а я устала, мне хотелось бросить руль и отправиться к нему.
– Я хочу к тебе, – жалобно всхлипнула и посмотрела вперед. Меня неумолимо несло к боковому заграждению. Еще секунда – и будет удар прямо в лоб.
"Не надо, мы скоро встретимся, я обещаю, обязательно встретимся, только не сейчас. Живи, мамочка, живи".
Когда-то я тоже шептала моему малышу именно эти слова, но если он просит меня, разве я могу отказать? Я крутанула руль и "тайота" полетела в кювет, прочесала по кустам к деревьям и почувствовала сильный удар. Меня дернуло вперед, ремень безопасности впился мне под ребра. Раскрылась "воздушная подушка". Сработала сигнализация, она выла и выла, а я рыдала склонив голову на руль. Сегодня мой малыш впервые со мной заговорил. Все эти годы он даже мне не снился, а сейчас пришел ко мне сам. Мой маленький ангелочек.
ГЛАВА 17
Самый сильный стресс я испытала, когда меня начали досматривать. Мне казалось, что у меня на лбу написано, что со мной что-то не так, что "я – преступница". Но все прошло обыденно. Мою сумку просмотрели, документы проверили, заставили сотовый оставить на проходной. Обходились со мной очень вежливо, даже сама не ожидала. До административного корпуса меня подбросил на служебной машине молодой оперуполномоченный Владислав Рыжов. Он, все время поправлял фуражку и бросал на меня любопытные взгляды.
– На практику?
– Да.
– А звать как?
– Анна Николаевна, – строго сказала я и сложила руки на коленях.
– Медсестра? Не боитесь к нам?
– Не боюсь.
Опер провел меня узкими коридорами к канцелярии.
– Оформить все надо по правилам. Платоныч трудовую книжку откроет, пропуск выдаст. Документы все при себе?
Я с трудом за ним поспевала, озираясь по сторонам.
– При себе.
Пожилой мужчина, которого Рыжов назвал Платоновичем, задавал мне вопросы, что-то записывал в серенькую книженцию. Выдал мне пропуск, белый халат, шапочку и сказал, как пройти в санчасть. За дверью меня поджидал все тот же Рыжов.
– Вы к нам из столицы?
– Нет, до столицы еще не добралась.
Я озиралась по сторонам.
– Это административная часть, здесь безопасно. Заключенные делятся на тех, кто сидит в обычных условиях, стандартных камерах, и на тех, у кого лайтовые, легкие статьи. Последние как раз могут работать в санчасти: уборщиками, поварами. Так что тут опасаться нечего.
Я кивнула. Да, многого я не знаю, несмотря на то, что прилично литературы изучила.
– А вот и больничка.
Санчасть находилась в другом корпусе и в самом деле походила на самую настоящую больницу, только с решетками на окнах.
– Медперсонал у нас скудный не то, что вам по телевизору показывают и в газетах пишут. Главврач Петр Семеныч. Он же педиатр он же хирург и все что пожелаете. Есть его правая и левая рука Александр Иванович, но он сейчас на больничном. Медсестру уволили пару месяцев назад. Еще психолог к нам иногда приезжает.
В санчасти имелась одна огромная палата, процедурная и кабинеты главврача, врача и медсестры.
– Вот и пришли, – опер постучал в дверь одного из кабинетов, и я услышала недовольный голос:
– Кого еще там принесла нелегкая?
– Открывай Семеныч, я тебе пополнение привел.
Дверь резко распахнулась, и я увидела низенького полного мужчину в белом халате с закатанными рукавами. Он грыз яблоко и внимательно меня рассматривал. Его лысина сверкала при ярком свете лампы.
– Практикантка прибыла, – констатировал он и жестом пригласил меня в кабинет. Рыжов с нами попрощался и наконец-то удалился. Сразу даже полегчало, а то мне казалось – он ко мне конвоиром приставлен.
– Анна Николаевна, значить, Анечка?
– Приятно познакомиться, а вы Петр Семенович?
– Семеныч, тут меня все так называют. Ну что, отличаются наши хоромы от ваших городских санаториев? Видала, как нас тут урезают – ни оборудования, ни рабочей силы. Все сами. Еще и медсестру уволили, так я тут дневал и ночевал. Слава богу, тебя прислали. А то и Андрей Иванович хворает – печень у него шалит.
Семеныч сел за стол, достал из ящика еще одно яблоко и мне протянул.
– Хорошие яблочки – белый налив. Витамины. Грызи.
Я нехотя взяла яблоко, машинально протерла халатом и откусила.
– Работы непочатый край. Еле справляюсь один. Значить так, ты пока освоишься, я тебя сильно загружать не стану. Рабочий день с восьми утра до восьми вечера. Есть обеденный перерыв. Питаемся из столовой, нам отдельно еду привозят. Ты у меня пока бумажками займешься. Там столько всего перебрать надо – анализы, карточки, справки. В общем отсортируешь. На каждого зэка заведена отдельная карта. Тут по большому счету по–настоящему больных редко встретишь, только с сезонными заболеваниями – типа ОРЗ, а так симулянты одни. Еще после разборок к нам попадают, а иногда сами себя увечат, чтобы тут отлежаться. Санаторий, блин, нашли, мать их так.
Я слушала, молча, да и Семенычу мое участие в разговоре не особо требовалось. Он говорил о том, какие нелюди преступники. Что с ними надо построже. Никаких поблажек, не то на голову сядут и ноги свесят. Показал мне мой маленький кабинетик, заваленный ящиками из-под медикаментов и бумагами. Я понимала, что разгребать это все конечно буду я. Потом показал, где лекарства хранятся. Сказал, что наркотические препараты и снотворное – только по его предписанию. Все остальное на мое усмотрение.
– В палате сейчас человека три лежит. Один палец сломал на ноге – на него ящик с инструментами упал, другой с вирусной инфекцией, а третьего отметелили, но говорит, что упал. Хорошенько ему так по роже съездили, да по ребрам накостыляли. Переломов нет, но ухода требует. Ему повязки менять надо и обезболивающее, в виде анальгина. Они тихие и их дежурный охраняет. Вот и все. Среди дня иногда подваливают всякие под конвоем конечно. Осмотр обычный проводишь и всех обратно отправляешь. Мне тут много постояльцев не нужно и так рук не хватает. Если новеньких привозят, так они у нас тут на карантине дней десять отсиживаются, тогда работы непочатый край, но пока что такое не предвидится. Нам, если что, из области подмогу пришлют. Лабораторные анализы тоже в город отправляем, и результаты сюда получаем через неделю.
Наконец он заметил, что я грызу и молча, его рассматриваю. Довольно интересный тип. На врача, конечно, похож, только пребывание в этом гиблом месте его наверняка изменило. Глаза чуть красные. Под ними мешки, прожилки на розоватой коже – спиртным явно злоупотребляет. Хотя довольно дружелюбный и не отталкивающий.
– Ты сейчас к куму пойдешь, к начальнику нашему, а потом можешь свой кабинет обустраивать. Пропуск получила?
Я кивнула.
– Ключи тебе выдам, есть у меня еще одна пара. Пока Андрей Иванович не вернется, нам тут самим управиться надо.
Начальник колонии оказался очень высоким, худощавым. Я затруднялась определить, сколько ему лет. На вид под полтинник, а может и больше. Про таких говорят – человек без возраста. В отличии от врача Григорий Сергеевич слушал меня внимательно и вопросы задавал отрывисто как на допросе. Я старалась не нервничать, хоть и теребила краешек юбки. Начальник меня напрягал – он смотрел прямо в глаза, почти не моргая, наверное, так он разговаривал с заключенными. Я не замечала, чтобы он пытался со мной флиртовать, как предполагал дядя Федор. Даже наоборот мне казалось, что я ему явно не нравлюсь.
– Прислали мне малолетку. Вот что мне с тобой делать, Свиридова? У меня тут не санаторий, не районная больница. Мне такие девочки тут не нужны. Вот Зинаида работала здесь, так ей за сорок было, и выглядела она как офицер в юбке, а на тебя смотреть глазам больно. Ты, конечно, красоту скрыть попыталась, а у зэка взгляд зоркий, он тебя сквозь фуфайку рассмотрит не то, что халатик. Мне здесь куклы Барби не нужны. У меня в лазарет очередь выстроится. Нет, ну это полное безобразие.
Я опустила глаза. Раз считает Барби, надо соответствовать.
– Так я перекрашусь, если надо, подстригусь.
Начальник закурил и мне тоже невыносимо захотелось. Он тут же подвинул ко мне сигареты. Я достала одну и подкурила от протянутой зажигалки.
– Ну и что это изменит? На тебя хоть покрывало напяль, все равно видно. Что девушка и притом смазливая. Ладно, раз прислали, значит прислали. Будешь пристраиваться к нашим будням. Значит так, в личный контакт с зеками не вступать. Они обычно в наручниках к тебе попадают, если опасность представляют, и под конвоем. Охрана за дверью остается, если что зовешь на помощь. При случаях, когда больной с телесными повреждениями все заносишь в карточку и потом докладываешь мне. За пределы административной части не выходить. По всем вопросам к Рыжову или лично ко мне. К Семенычу тоже можно. Ты как сюда добиралась?
– Дядя Федор подвез, я у него комнату снимаю.
– Ясно. С завтрашнего дня за тобой машина будет приезжать к половине восьмого утра и обратно отвозить тоже будет. Ночных дежурств почти не бывает, только если есть новички в карантине или особо тяжелые случаи. Вот почитай на досуге правила поведения в различных ситуациях. Завтра отчитаешься, ясно?
Я снова кивнула.
– Можешь идти, Свиридова. Добро пожаловать на зону.
Я вернулась в санчасть и принялась обустраивать свой кабинет. Часа через два он уже напоминал жилое помещение и блестел, после того как я протерла пол и пыль со стола и со шкафчиков. Я бросила взгляд на часы, а потом пошла в кабинет Семеныча. Главврач похрапывал на кушетке. Я взяла папки с результатами анализов и вернулась обратно.
Внимательно просмотрела бланки из лаборатории, спрятала один из них к себе в сумочку для образца. Сегодня ночью мне предстояло самостоятельно сделать такой же бланк дома, на принтере. Теперь я подвинула картонные коробки с карточками заключенных и принялась аккуратно складывать их на полки в алфавитном порядке.
Наконец-то я добралась до карточки Артура, раскрыла дрожащими руками, и увидев его на фото, в серой робе, прикрыла глаза. Провела пальцем по снимку. Сердце начало биться быстрее. Он совсем рядом. Он дышит со мной одним воздухом, но еще не знает, насколько я близка к нему. Увидеть его, прикоснуться, почувствовать запах его кожи. Тоска по любимому сжала сердце тисками. Как долго я не позволяла себе тосковать, думала только о своей цели. Теперь, когда до него рукой подать и возможно завтра я его уже увижу, я начала понимать что не смогу оставаться хладнокровной и равнодушной, могу себя выдать.
– Ух, ты!
Я вздрогнула и обернулась. Семеныч потирал глаза и смотрел на изменившийся кабинет.
– Волшебница. Уже и карточки сложила?
– Да, я по-быстрому. Хотите и у вас порядок наведу?
– Не мешало бы. Буду признателен. Ты закругляйся, Анечка, скоро восемь, я тебя сегодня в деревню отвезу, а завтра уже машина будет. Анализы перебрала?
– Да, Перт Семенович, все перебрала и сложила. Завтра вам покажу.
Хоть бы не попросил сегодня просмотреть.
– Да, завтра уже, а то в сон меня чего-то клонит. Пошли, кончился наш рабочий день. Правда, спокойно сегодня было. Завтра с больными познакомишься, и первые процедуры сама проведешь.
ГЛАВА 18
Перед сном я позвонила тетке Лизе, не выдержала, тоска по Танюшке одолела так остро, что даже молоко из груди начало выделяться. Женщина уверила меня, что с малышкой все в порядке, даже дала послушать нежное "угуканье" от чего у меня слезы на глазах выступили. Даже не думала, что мне будет так тяжко. Ничего, если у нас все получится, скоро мы будем все вместе. У нас будет семья, и наш папа вернется к нам навсегда. В эту ночь я все же уснула, сморила меня усталость и волнения, но под утро я вскочила в холодном поту с постели. Мне приснилось, как за нами гнались люди с собаками и Артура застрелили. По щекам текли слезы, я вся тряслась как в лихорадке. Открыла окно и осенний воздух ворвался в комнату, я завернулась в плед и закурила, глядя на розовую полоску рассвета. Со вчерашнего дня я снова вернулась к этой вредной привычке – пока ждала Танечку и кормила молочком – не смела и думать о сигаретах, но вчера нервы сдали. Сегодня будет трудный день. Пожалуй, самый трудный. От этого дня зависит, как все пойдет дальше. И самое страшное, что сегодня все выйдет из-под моего контроля. Я взяла в руки напечатанный вчера бланк с внесенными изменениями и именем больного. Из всех болезней, которые мне вообще пришлось перебрать в уме, а потом изучить, включая симптомы и дальнейшее лечения я остановилась на остром пиелонефрите. Поначалу больному должны выписать лечение антибиотиками, а потом при повторном анализе проверить ультразвуком и определить на серьезное стационарное лечение. Так как на зоне не имелось нужного оборудования – то больного с острым заболеванием обязаны под конвоем отвезти в городскую больницу. Это то, что мне и требовалось. Повторный анализ проведут через неделю после приема антибиотиков, ждать результатов еще неделю. Всего две недели. За это время Пашка должен купить билеты на несколько поездов с пересадками, а потом и билет в Англию. Одна из европейских стран, которая не подвергает граждан экстрадиции. Деньги в один из банков Великобритании я уже перевела, а точнее перевел Иван Владимирович по моей просьбе. Если ничего у нас не выйдет, эти деньги сможет снять тетка Лиза на воспитание нашей дочери. О таком варианте я даже думать не хотела. Хотя понимала, что наш план с побегом может провалиться. Тут пятьдесят на пятьдесят. Проколоться можно на любом этапе побега. Например, сегодня, если кто-нибудь поймет, что мы с Артуром знакомы.
В полвосьмого за мной приехала служебная машина и ровно в восемь я уже прихватывала "невидимками" белоснежную шапочку, пряча непослушные локоны. Первым к нам наведался Рыжов с пачкой юбилейного печенья и напросился на чай. Семеныч, наверняка с похмелья, пил черный кофе и пребывал не в лучшем расположении духа, а мы с Рыжовым мирно болтали, а потом выкурили по одной сигарете.
– Анечка, хватит, чаи распивать. Что там прислали из лаборатории? Неси все анализы ко мне.
Рыжов вызвался помочь, но я отказалась. Мне его присутствие начало надоедать, да и заранее приготовленный бланк нужно было вложить между документов.
– Ты сама анализы просмотрела, может, заметила что необычное?
Семенычу явно не хотелось просматривать все бумажки у него впереди обход и выезд в город за медикаментами.
– Просмотрела, конечно. У Ставропольского лейкоциты повышены и низкий уровень железа, а у Чернышева, похоже, острый пиелонефрит намечается. Анализы крови и мочи очень плохие.